"Какая короткая у нас дистанция от Героя до преступника", — подумал вдруг Романов.
— Неприятно все это, Михаил Михайлович, — посочувствовал следователь, — но что делать…
— Да ладно, понимаю, не первый год в комитете работаю.
— Ну тогда припомните: как в кармане у Балашова оказалось пять тысяч афганей? Имел место такой факт, вам он известен?
Аноним знал и это? Сколько же человек знало о деньгах — трое, четверо, ну пятеро самое большее. Хотя он не прятал их, получил под расписку в посольстве на всю группу, передал Балашову. Потратить не успели, некогда было. Оказывается, их так и нашли целехонькими — пачку новых купюр в грязном, окровавленном комбинезоне Балашова. Забыл о них Олег. После боя сбросил «робу», а о деньгах и не вспомнил. Хотя были это их кровные афгани, специально выданные на карманные расходы, а не мародерские, ворованные. Но слушок покатился: нашли, мол, пачки денег, распиханные по карманам. Следователь что-то пометил в деле и задал новый вопрос:
— Михаил Михайлович, возвращались вы из Афганистана во Внуково?
— Да…
Это он помнил хорошо. К посадке во Внуково уже пришел в себя, страшные почечные боли немного затихли. Наверное, помогли уколы, которыми мучила его медсестра во время полета. Да и лежал он, как король, на диване. Хотя, когда его внесли на носилках в самолет, не только лечь сесть негде было. Романов с удивлением увидел самолет, забитый людьми, как оказалось, тоже сотрудниками комитета.
"Откуда они здесь? Чем занимались, когда четыре десятка его да семеновских ребят шли на двести гвардейцев?"
Глеб Толстиков опустил ручку носилок.
— Глянь, Миша, а ты говорил, не с кем в атаку идти. Люди, сидящие на диване, молча встали.
— Значит, во Внуково? — переспросил следователь. Романов еще раз подтвердил.
— Вы были больны?
— Камни из почек пошли…
— А домой заезжали из аэропорта? В анонимке написано, мол, драгоценности завезли…
Михаил Михайлович чувствовал, что сейчас сорвется. Ярость подкатывала к горлу.
— Завозил, — прошептал Романов, — вонючие кальсоны, все в крови, заехал сменить. Дом мой рядом с аэродромом. Ну и золото с бриллиантами, конечно, забросил…
Больше следователь его не спрашивал. Отпустил с миром. И на том спасибо. Романов уехал на дачу. Пытался как-то отвлечься, брал молоток, топор, но через час-другой видел себя на дачном крылечке, вспоминающим заново Афганистан, дворец Амина, бой… Опять, в который раз, он мысленно бежал по лестнице, вновь катилась под ноги граната, страшно кричала женщина: "Амин! Амин!" и Яша докладывал по рации: "Главному — конец!"
Помнится, они вышли из дворца, закурили. Берлев с Карпухиным решили вытащить труп из лифта. Они положили его тут же на пол, вынули документы.
— По-моему, партийный билет. — Берлев протянул Карпухину тонкую книжечку.
Виктор раскрыл ее. Строки арабской вязи, чернильные росчерки. Полчаса назад, окажись у обладателя этого партбилета хоть один патрон, он срезал бы Карпухина, как куропатку на взлете. Но судьба сберегла капитана.
Романов видел, как рассматривали они документы убитого, хотел подойти сам, полюбопытствовать, но кто-то остановил его резким рывком за рукав куртки. Оглянулся. Перед ним стоял человек лет пятидесяти, а может и старше, одетый в армейскую шинель с погонами сержанта. Лицо его зарделось от возмущения, глаза — до сих пор помнит Романов эти глаза леденяще-холодные, сверкали какимто яростным блеском.
Михаил Михайлович вспомнил: это был сотрудник особого отдела КГБ, он как-то подвозил его на своей машине. Но что ему здесь надо?
— Товарищ майор, чем занимаются ваши люди?
— Только что вышли из боя…
— Это не имеет значения. Они мародерствуют. Я видел, как они шарят по карманам убитых.
И тут же «особист» закричал в темноту, услышав чьи-то голоса:
— Не трогать, ничего не трогать! Здесь все отравлено.
— Слушай, чего ты орешь? — устало проговорил Романов. — Оставь мужиков в покое. Не нужны нам афгани. Мы целый мешок драгоценностей во дворце нашли. Целый мешок, понял? Хочешь, тебе сдам или обратно отнесу. А сейчас уйди от греха. «Особист» с ледяными глазами, опасливо оглядываясь, отошел. "Может, этот гад настрочил? — подумал Михаил Михаилович. — Может. Но попробуй докажи".
Так он и промучился весь день, ночь, а в понедельник утром позвонил Бесчастнову, попросился на прием. Войдя в кабинет, положил на стол перед генералом латунный шарик от дверной ручки, который подобрал после боя во дворце. Начальник управления поднял глаза:
— Что это?
— Драгоценности, которые я вывез из дворца…
…Романов возвращался в расположение группы. Теперь стало ясно: из подразделения придется уйти. Куда? Может, в прежнее свое управление? Там его знают, помнят. Жаль, конечно. Роднее и ближе «Альфы» нет для него коллектива. Сколько сил и пота вложено в подготовку бойцов. Ведь в мире ни одна группа антитеррора не выполняла подобных задач. Как это сказал Табеев, посол Советского
Союза в Афганистане? Они после боя, помнится, лежали в госпитале. Справа Серега Голов с девятью ранениями, слева Коля Швачко. А он посредине с больными почками корчился. Услышал сквозь боль, словно прошелестело: "Посол, посол…" Открыл глаза, Табеев склонился над ним:
— Ты меня видишь, сынок?
— Вижу…
— Слышишь?
— Слышу…
— Спасибо тебе и парням твоим. Сделали все четко. Ни одна разведка в мире понять не может: кто и какими силами провел операцию. Потом у вас будут ордена, медали. Но не это важно. Главное в жизни вы смогли совершить. Запомни, что я сказал…
Пройдут годы. Многое изменится в судьбе майора КГБ Романова и его подчиненных. Изменится и взгляд на Афганистан. Неизменным, святым останется кровь, пролитая на ступенях дворца. Знать бы, ради чего она была пролита…
Подтвердилось пророчество посла по поводу орденов. Долго, как колоду, тасовали списки представленных к наградам.
Вначале к званию Героя представили семерых: Бояринова, Козлова, Карпухина, Романова, Голова, Семенова и Полякова.
Анонимка вышибла из списков Романова. Комиссия, назначенная Председателем КГБ Ю. В. Андроповым, злоумышленника не нашла, правда, Михаила Михайловича вчистую оправдала. Но Героя не дали. Командир подгруппы «Зенит» Яков Семенов вылетел вообще из «героических» списков в «краснознаменные».
28 апреля 1980 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым за успешное выполнение специального задания Советского правительства и проявленные при этом мужество и героизм звание Героя Советского Союза было присвоено:
— Бояринову Григорию Ивановичу (посмертно),
— Карпухину Виктору Федоровичу,
— Козлову Эвальду Григорьевичу.
Золотая Звезда за N 11431 была вручена семье полковника Бояринова. Он навсегда останется в нашей истории первым Героем афганской войны.
Карпухин и Козлов получат свои звезды в Кремле 21 мая 1980 года из рук первого заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузнецова.
Вместе с ними ордена Ленина будут вручены Романову, Голову и Полякову.
Вручение наград в Кремле дело хлопотное. В первую очередь для тех, кому вручают. Как шутили в «Альфе», ребята волновались не меньше, чем при штурме дворца. А уж инструктировали их до посинения: руку не жать, вопросов не задавать, не обнимать, не целовать. Спасибо, что дышать разрешили. Отчего же такие страсти? Оказывается, награды вручить собирался сам генсек Брежнев. Дату награждения несколько раз переносили и наконец сообщили: Брежнева не будет. Его заменит Кузнецов. Опять новый инструктаж, ведь Василий Васильевич древнее своего шефа. Главная задача — не переборщить с рукопожатием, чтоб не рассыпалась древность.
Наступило 21 мая. Великолепная пятерка собралась в Кремле. В гардеробе сдали плащи. В холле женщина средних лет приветливо, по-хозяйски улыбнулась.
Огляделись. Тихо. Торжественно. На столиках фруктовая вода, сигареты. Заглянули в зал — там ни души.
Томились недолго, ровно в назначенный час их пригласили в зал, который по-прежнему выглядел пустым: прибавилось несколько стульев да массивный стол с золочеными резными ножками. Рядом со столом микрофон. Кузнецов поздравил с наградой, вручил ордена, Золотые звезды. Награжденные, как принято, благодарили партию и правительство. Виктор Федорович Карпухин от волнения забыл сказать заготовленные заранее слова, ему разрешили еще раз подойти к микрофону. Пока он шел, кто-то пошутил, мол, воевать хорошо умеет, а говорить не очень.
После церемонии снова вышли в холл. "Может, сфотографироваться?" предложил Козлов. "Нежелательно", — тихо, нетребовательно сказал сопровождавший их заместитель Председателя комитета Лежепеков.
И все-таки в такой день решили ослушаться начальство: сделали несколько кадров. Фотографий, которых Лежепеков советовал не делать, так и не получили, а вот снимков, где Василий Васильевич руку жал, дождались. Правда, через несколько лет.
Секретарь Президиума Верховного Совета Георгадзе восхищался: "Эх, какие ребята, настоящие богатыри, с вами бы по бокалу шампанского выпить. Такие награды! Но, извините, — смущенно разводил он руками, — в Президиуме денег нет. Все на послов да на приемы, обеды званые расходится".
"Ничего, — успокоил Сергей Голов секретаря Президиума Георгадзе, — мы догадывались, поэтому с собой принесли". Хотелось только добавить: "Принесли, зная вас, му…ков".
Когда Георгадзе ушел и остались только свои, зампреды Лежепеков и Кирпиченко дали добро на заслуженную рюмку водки. Но предупредили: дома никому ни слова. "Плетите все, что угодно про свои награды, кроме правды. Это государственная тайна".
Заслуженную рюмку пить дома под одеялом не хотелось. Заказали столик в ресторане «Прага». Приехали в пять и попали как раз в перерыв. Не пускают. Что ж, пока перекурили. Люди все прибывают. Молодые ребята на входе шумят, свадьба подкатила на черных «Волгах». Время к открытию. Прошли к гардеробу, скинули плащи. У одного Золотая звезда на лацкане, у другого, у третьего орден Ленина. Молодежь притихла, разинула рты от удивления. Деды-гардеробщики привстали: "Ребята, да где ж вы столько набрали? Откуда, сынки?"
Окружили, охают, восхищаются, глаза горят, подбежала девушканевеста, орден потрогать просит. Оказывается, народ встречает своих героев не так, как кремлевские филины. И тепла у людей хватает, и добросердечия, и искренности.
Поднялись наверх. А по дороге, чтоб не было лишних вопросов, награды сняли. Встретил официант Коля. Попросили его сделать праздник, но без шума, посторонних и рекламы. Мол, мы ребята тихие, скромные, один из Анголы вернулся, другой… Словом, запудрили Коле мозги.
Тот накрыл стол и вышел. Ну а традиция есть традиция. Налили бокалы, ордена и звезды опустили в шампанское. Встали. В это время Коля вошел, закуску принес. Вошел и остолбенел. Рядом, по соседству, двадцать человек медаль "За трудовую доблесть" обмывают, а тут впятером две геройские звезды и три ордена Ленина. Страна чудес!
Пригласили Колю: выпей с нами, считай, с того света вернулись. Официант молча опрокинул рюмку, ученый, вопросов не задавал. На этом семейный, в узком кругу, ужин и закончился. Коля притащил друга. Извинился, мол, простите, ребята, с другом пятнадцать лет вместе работаем, а такого в жизни не видывали. Ну что ж, друг так друг, заходи, наливай. А тут на цыпочках вошел метрдотель, бывший чекист, с тремя официантами. Им тоже, оказывается, по секрету рассказали о героях.
Появился руководитель оркестра. Хотел сыграть для настоящих героев.
— Вы — очень симпатичные ребята, — улыбался музыкант, — что прикажете исполнить в вашу честь?
— Какой приказ, маэстро. Действуй на свое усмотрение, — попросил Романов. И оркестр заиграл популярную тогда мелодию: "Я в весеннем саду пил березовый сок…"
А ребята сидели в своем ресторанном кабинете, слушали песню. Обидно, досадно стало: что мы от своих людей с наградами прячемся?
Вышли в зал. Кто сидел там, из-за столов встали, поздравляют. Руки жмут, к себе присесть приглашают. Оттаяли душой ребята.
А оркестр все играл и играл. Для них, для героев. Незабываемый был вечер. Уже в конце подсел к ним мужичок. Захмелевший. Веселый.
— За вас, ребята, за вас! — шумел он. — Чувствую, вы настоящее дело сделали.
Он залпом осушил бокал и с досадой бросил:
— Тут пашешь, пашешь — и ни хрена…
Козлов усмехнулся и спросил:
— Где пашешь?
Херберт Фрэнк
Сапковский Анджей
Ковальчук Вера
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Шилова Юлия