Шелестов, держась рукой за сердце.
серебристые звездочки инея. Синевой отливала тайга. Уже вырисовывались на
горизонте синие отроги хребта. Но это яркое утро и все прелести его только
подчеркивали тяжесть утраты и были даже как-то оскорбительны. И только
сознание еще не выполненного долга и гнев к врагам приглушали боль.
коре дату и сделал два пояска.
отец, проведаю тебя..."
побитый, не зная, куда приткнуться. Вначале его беспокоила неподвижная
поза хозяина, его молчаливость. Он тыкался носом в ноги покойника,
старался держаться около него или на таком месте, с которого можно видеть
его. А когда хозяина не стало и тело его укрыла земля, Таас Бас заметался
и стал жалобно выть. Он не мог понять, зачем спрятали в землю человека,
которому он был так предан, которому так верно служил и которому был
другом.
Бас, наконец, перестал выть, но от поданной ему еды отказался.
пса, погладил его, думая в эту минуту, что вот так же совсем недавно
гладил и ласкал собаку Быканыров.
хозяин, потерял ты старого. Жить бы ему еще да жить, а он ушел. Ну, не
горюй. Я тебя никому в обиду не дам. В Якутск заберу с собой.
на нарты. Нарты Быканырова теперь замыкали обоз.
взгорок к березам, где возвышался покрытый снегом холмик, и застыл на
месте. Он, казалось, думал: что предпринять? Куда побежать? То ли к
далекой одинокой избушке, около которой он прожил много лет, где вокруг, в
тайге ему известна каждая тропинка? То ли остаться здесь у этого холмика,
где лежит его хозяин? То ли, наконец, последовать за новым хозяином?
месте. Шелестов повернулся и окрикнул собаку:
нартами, низко опустив голову.
как бы подпирали низкое черное небо, усыпанное звездами. Четкие и острые
стрелы елей высились над молодыми березками. Там, где ели сплетались
ветвями и образовывали подобие шатра, горел костер. Огонь с треском
выбрасывал вверх желтые языки пламени.
на ночевку, развели огонь и теперь ждали, когда сварится мясо.
осторожно мазал ее нутряным жиром оленя.
прочность его рукоятки. Удовлетворенный осмотром, он бросил нож
Шараборину.
лежит хорошо. Все-таки здорово у тебя получилось. Я опасался, что он тебя
пометит пулей или зарядом дроби, а вышло, ты его пометил. И как это ты не
растерялся?
голосом:
подумал: "Однако, плохой стрелок или не хочет убивать меня. Видать, живым
хочет взять". И вижу, один он, никого кругом. Тогда я взял и упал. Пусть
он думает, что убил меня. Он так и думал. Совсем глупый старик. Столько
жил-жил, а глупый...
когда-то принадлежавшее Быканырову, и стал осматривать его.
раз... и конец.
- одобрил Оросутцев.
один, это самый верный способ.
ложе ружья. Ружье ему определенно нравилось, и он, по праву старшего,
решил уже присвоить его себе. - А хорошо я все-таки сделал, что послал
тебя вперед на лыжах. Если бы мы подъехали к перекрестку на нартах вдвоем,
он мог бы нас перещелкать.
"Тебя бы убил, ты впереди сидишь, а я бы опять прикинулся убитым".
тайга. Тишину нарушало потрескивание огня, на котором доходило варившееся
в котле мясо второго убитого оленя.
Шараборин.
злой стал.
конце концов, откажется вести его до Кривого озера, до места посадки
самолета. А больше всего Оросутцев боялся, что Шараборин ночью просто
бросит его одного, а сам исчезнет. Сам он, конечно, не доберется до озера.
Оросутцеву трудно тягаться с Шарабориным в знании тайги. Тот избороздил ее
вдоль и поперек, знает все потайные воровские тропы, может завести куда
угодно и откуда угодно вывести. И хотя до конечной цели, как говорится,
рукой подать, но не достигнет ее Оросутцев без Шараборина.
момента, когда они покинули рудник. Страх возрос после того разговора,
когда Шараборин прямо сказал, что не имеет желания идти вместе, и что у
него есть какие-то свои дела. Он еще более усилился после неожиданного
появления над ними самолета.
твердил, что их уже преследуют, что за ними погоня, в то время как к этому
не было еще никаких оснований. А потом Шараборин предложил сделать
восьмерку. Они на восьмерке потеряли чуть ли не сутки, но зато стало ясно,
что за ними в самом деле погоня.
Кривого озера, что Оросутцев и сам не маленький и дорогу найдет, что
вообще лучше разойтись, это спутает преследователей, собьет их со следа.
привлечь его к себе, какое изобрести средство, что предпринять, чтобы
Шараборин проникся, как и он, одной целью: к сроку добраться до озера.
сейчас он ясно понимал, что уже не властен над ним.
докопаться до сути, не может объяснить себе поведения Оросутцева. Он
рассуждал: самолет, наверное, прилетит за Оросутцевым, иначе зачем ему
идти к Кривому озеру, в округе которого на добрую сотню километров нет
никакого жилья. Конечно, прилетит. Видимо, говорит правду. Но почему
улетает Оросутцев? Что его заставило так неожиданно покинуть рудник?
он не скажет правды. Знаю я его. - И вдруг мелькнула мысль, от которой
захватило дух и стало жарко. - А что, если я откажусь идти дальше? Не
хочешь сказать правды, не пойду! Что он со мной сделает? Ничего. Без меня
он заплутается в тайге. Пропадет вовсе. Никогда не найдет Кривого озера.
Точно. А что будет со мной, когда мы дойдем? Оросутцев, однако, убьет
меня. Убьет и заберет деньги. Все заберет. Зачем я ему нужен буду?" Перед
Шарабориным возникла совершенно новая картина, словно до этого он был
слепой.
извлечет, сказал правду:
подумал: "Если так, то до прилета самолета останется в запасе не меньше
шести часов. Да, не меньше. И этого времени вполне хватит для того, чтобы
заготовить дрова для сигналов. Значит, до озера совсем недалеко. Остались
сутки. Ну, а если Шараборин не захочет идти дальше? Тогда что? Доберусь ли
я один? Успею ли к сроку?" - и опять спросил:
превращаясь в пар.