шизик...
пожалуйста, шизики - люди не конченые...
пробираясь через ноги сидящих к своим местам, как-то сразу
выключились из горестных и неприятных будней. Мы попали в
атмосферу праздника, приподнятой взволнованности премьеры,
радостной суеты нарядной жизни, которую мне доводилось
видеть на сцене, на экране, в телевизионных программах, но
просочиться лично почему-то не удавалось ни за какие
коврижки.
металл приглушенного хард-рока. Цветы и скручивающийся в
торнадо аромат французских духов. Посреди зала на длинный
белый помост выходят тонкие, элегантные женщины и очень
стройные красавцы мужчины, плавно кружатся, синкопированно
двигаются, по какой-то внутренней команде замирают,
демонстрируя таинственное, взволнованное, недоступное нашему
пониманию искусство. Хореография конфекционна, ритуальные
па удивительных туалетов, которые никто никогда не носит.
Кроме манекенщиц на осенних показах новой коллекции мод.
повседневного туалета деловой женщины... - вещала в
микрофон главный художник-модельер, похожая своим
пронзительным голосом и просторным яростно-красным платьем
на пожарную машину.
ценит сезонные демонстрации новинок одежды трудящихся,
безусловно, выгнал бы меня из редакции, если бы я явилась на
службу вот в таком повседневном туалете деловой женщины. А
думать о том, как посмотрел бы он на меня в вечернем платье,
"глубоко декольтированном на спине и украшенном меховой
накидкой", я просто боялась.
поразительные наряды.
начальство своими вызывающими повседневными "деловыми
костюмами" и недорогими вечерними платьями, отделанными
"благородно-скромной норкой"?
Нет у них никаких начальников. И зависти менее нарядных
сотрудниц поэтому тоже не опасаются. А сидят себе
беззаботно в креслах рядом с нами.
причесанные, в изысканном макияже, с радужно мерцающими
блестками переливающихся камней на пальцах, запястьях, в
мочках, на гладких и морщинистых шеях.
нашего Дома моделей - вовсе не в изыски его модельеров и
портных, а сплошь в ассортимент промтоварного магазина
"Березка", не считая щеголих в натуральной закордонной
"фирме".
всех модных спектаклях, скандальных вернисажах и знаменитых
премьерах. Они демонстрируют себя. По- видимому, больше
Дунька не рвется в Европу, она подтянула ее к себе для
местного повседневного употребления.
"тусовка".
представление о направлении моды в этом сезоне...
умышленная порча государственного имущества, причинение
телесных повреждений...
всего у него сотрясение спинного мозга...
мы идем по улице через тихий слепой осенний вечер,
туманно-серый, пахнущий палой листвой, бензином, мокрой
землей.
"Зенит", я сегодня в нем обедал, договорился, что приду
ужинать. Очень вкусно кормят...
что по вечерам здесь играет замечательный джаз.
ответил:
хотелось сделать вам что- нибудь приятное. - Помолчал,
подумал и спросил: - А может быть, это и есть ухаживание?
дожидался нас. На столе красовались кувшин сока охряного
цвета, бутылка шампанского, ваза с фруктами и лоточки с
увядшей закуской. Видимо Ларионов твердо запланировал этот
ужин еще до встречи около кинотеатра. И до своего похода к
следователю! Стол был наверняка оплачен им заранее.
победителя - общепита.
Ларионов, подошел к официантке, что-то быстро ей сказал. Мы
еще толком не расселись на своих стульчиках, а нам уже
принесли две огромные отбивные с жареной картошкой.
руки тяжелую зеленую бутылку с чалмой из серебряной фольги и
стал откручивать ее проволочные удила. Пена энергично
рвалась на волю - хлопнуть, забушевать, всех облить в
последний раз, но Ларионов открыл для нее маленькую щелочку,
и она, зашипев пронзительно, устало вздохнула, еле слышно
чпокнула и выплеснулась в бокал аккуратной пузыристой шапкой
над соломенно-желтым вином. Ларионов протянул мне бокал, мы
чокнулись, и я спросила:
беду и боль в радости, за встречи. Да пьем за все! -
махнул он рукой и отпил из своего бокала?
была пуста, а на пустых стульях лежали отсвечивающие
металлом и лаком инструменты.
развлекательно- гастрономической приятности мне. Я отрезала
кусок отбивной, откусила и поразилась ее сочности, свежести
и вкусу. С удивлением спросила его:
отбивные?
заинтересованно.
просите?
музыканты. Их было трое. Саксофонист долго прилаживал на
груди свою золотую трубу, похожую на огромного морского
конька, быстро провел языком по мундштуку, будто пробовал на
вкус: какой там звук получится? А его товарищ поднял гриф
прислоненного к стене контрабаса и легко погладил рукой
толстые струны, раздался тихий рокочуще- стонущий гул.
Саксофонист вышел вперед, набрал полную грудь воздуха,
сильно выдохнул, нажав одновременно все кнопки на боках
своего латунного морского конька, будто пришпорил его, и