всем выпить еще раз по рюмке за помин души Коростылева,
завтра вывесить в актовом зале его портрет и позабыть о нем
навсегда...
но я не дал ему договорить:
безнаказанностью так же преступно, как творить его, ибо
ненаказанное зло ощущает себя добродетелью... И моя задача
состоит как раз в том, чтобы не дать испугу, возмущению и
опасениям людей превратиться в злобный хаос всеобщего
подозрения. Должен вас огорчить сообщением, что в здоровом
организме вашей школы или каких-то связанных с ней отношений
возник где- то гнойный нарыв и никакими примочками его не
рассосать - его надо найти и вырезать...
Боюсь, что вы неправильно оцениваете мои мотивы. Я, честное
слово, не опасаюсь каких- то организационных последствий и
выводов начальства. Я о коллективе думаю, об учащихся...
русле, которое я вам предлагаю...
неизвестности - мне надо парализовать влияние завуча
Екатерины Сергеевны. Благо, это не очень трудно, поскольку
Бутов относился к той части людей, что охотно перекладывают
ответственность на более горластого и напористого. Думаю,
что завучу меня покамест не перегорланить. Это у нее с
Бутовым хорошо получалось. Его ведь не случайно друзья
называют Юшей - огромный славный толстячок мальчонка в
коротковатых брюках и тесном на животе пиджаке.
Бутов.
недоброжелательные отношения с Коростылевым, - сделал я
"накидку".
Конечно, у них возникали разногласия, но разве можно назвать
отношение Екатерины Сергеевны недоброжелательным? Она очень
уважала Коростылева, уверяю вас!
окошки - Бутов.
Считался?
от-то... Жизнь ставит нас в сложные положения... Иногда
возникают недопонимания... Вот видите, вам уже наговорили с
три короба...
перемолвился. И не в хваленой следовательской интуиции
дело. Просто я хорошо знал Кольяныча и легко мог
представить, как на него действовало трибунное велеречие
завуча. Она должна говорить так всегда - на поминках, на
свадьбе, на педсовете, а, кроме того, несколько минут назад
я наблюдал прозрачное и в то же время непроницаемое
отчуждение, возникшее вокруг Вихоть, когда она говорила
поминальное слово.
Коростылевым и Вихоть? - настырно сворачивал я Бутова на
тернистый путь однозначных ответов.
по-разному... И, конечно, надо считаться, от-то, что Вихоть
- женщина, она была иногда мнительна, обидчива, ей казалось,
что Николай Иваныч чем-то подрывает ее авторитет...
От-то... Хотя я с ней не соглашался...
литературу и язык преподают, программа одинаковая... а
подход, методика разные... Екатерина Сергеевна строже,
требовательнее, и процент успеваемости у нее выше... Был
случай, когда восьмой "А" потребовал, чтобы Вихоть заменили
на Коростылева... но я, хоть убейте меня, не могу взять в
толк, какое отношение имеют ваши вопросы к этой проклятой
телеграмме. Вы же, надеюсь, никак не связываете...
сказала Бутову:
Сергеевна, она говорит, что неудобно, вам надо быть там...
отношения, она любит людей и уверена, что это взаимно.
раз, и поднявшиеся над ними клубы дыма ясно показали, что
пароход готов отчалить от пристани, только, что наведенные
тоненькие сходни разговора, слабые швартовы вопросов и
ответов разорвутся и рухнут в воду молчания.
не мог, не получив моего разрешения, отпущения, успокоения.
завтра навещу... - пообещал я.
по ступенькам.
услужливо и готовно рокотнул, его металлическое
четырехцилиндровое сердце рвалось в дорогу. Но я обманывал
его: путь нам предстоял совсем недалекий. Полтора
километра - до Дома связи. Я не хотел терять времени -
фосфорические зеленовато-голубые стрелки автомобильных часов
показывали четыре, а красная секундная, суетливая,
тоненько-злая, спазматически рвалась по кругу циферблата,
неостановимо стачивая с дня стружку умчавшихся минут.
и покатил тихонько, почти бесшумно с косогора вниз к центру
Рузаева. Много раз доводилось мне отсюда уезжать, уходить,
и почти всегда мне было грустно - не хотелось расставаться с
Кольянычем, а теперь переполняло меня чувство холодной
целеустремленной ярости и злой тоски, потому, что знал:
ухожу навсегда. Еще сегодня и завтра, может быть, через
неделю я вернусь сюда, но сейчас я уходил от Кольяныча
навсегда, потому что, отправляясь на поиски его убийцы, я
затаптывал насовсем свой собственный след к этому дому, к
своему прошлому, к самому себе.
любви к Кольянычу, и от этого мне было трудно дышать, и я
сам себе был противен.
- беззаботный, отдыхающий городок. Густо-зеленый, дымящийся
клубами сирени и уже пахнущий подступающим летом - пылью,
нагретым деревом, слабым бензиновым выхлопом. Из окон домов
доносились шквалы криков и быстрый тенорок футбольного
комментатора. Около пивной бочки толпилась компания
любителей стоячего отдыха. На площадке перед кинотеатром
плясали "барыню". Из дверей универмага вилась очередь -
видимо, к концу квартала выкинули в продажу дефицит. Жизнь
продолжалась нормально.
грузовики и автобусы из окрестных деревень, легковушки,
мотоциклы с колясками. Субботний выезд в райцентр.
пустовато. Ощущалось, что провинциальные амбиции строителей
дома явно возносились в неоглядное будущее над реальными
потребами рузаевцев в средствах связи. За окошком с
надписью "Междугородный телефон" сидела женщина с вязаньем в
руках. Желтоватое лицо с крошечными бисеринками пота на
висках. Я просунул голову в овальный вырез и увидел, что
вязанье лежит на покатом выпуклом своде живота. Судя по
животу и недовязанным ползункам, телефонистке оставалось до
декрета несколько дней.
стараясь изо всех сил ей понравиться - от ее доброхотности и
проворства сегодняшней ночью зависело многое. - Я старший
оперуполномоченный Московского уголовного розыска Тихонов...
механически взяла ручку, с удивлением и интересом,
внимательно прочитала его, и я остался доволен, что она не
сделала в нем ручкой пометок и прочерков, как это делают на
телеграфных бланках.