сынок немного денег.
матери помочь нечем - или что письмо отсекло возможность бросить все,
распрощаться с Ленинградом в уехать к матери, жить там спокойно с ней
вдвоем, уж она небось не бросит, не отвернется, поможет... Теперь, стало
быть, этого последнего аварийного выхода не существовала
кастрюльке чаю (и чайник забрала!), пожалел об отсутствии утюга - брюки
погладить. Надо было как-то жить, устраиваться куда-то на работу.
Уволенному по статье объятия не раскроют, но есть знакомые, на худой конец
бюро по трудоустройству. И тут позвонили в дверь.
живешь...- зачастила было соседка и осеклась, с легким страхом глядя на
Анучина.- Болеешь, что ли?..- участливо и жалостно спросила она.
погано: опохмелиться требовалось, кислая медь подкатывала из желудка в
рот, прошибал пот, дрожь продергивала.
тебя решила...- засуетилась соседка.- Пойдем ко мне, хоть чайком напою...
Нина уж тоже, разве можно так человека бросать, ну совсем без понятия...
признательный за понимание и жалость.
накормленный домашними котлетками и салатом, от которых отвык сто лет
назад (бесконечно длинными казались последние тяжкие дни), вздыхал по
домашнему уюту и поглядывал на часы - пора идти обивать пороги...
приглушенный разговор: соседка просила осмотреть и его ("Страшно
изменился!"), а та не соглашалась - не оформлен вызов, почему из другой
квартиры, порядок есть порядок... Последовала пауза, и Анучин решил, что
соседка просто сунула ей пару рублей, чтоб не кочевряжилась; он
преисполнился дополнительной благодарности, а о врачихе подумал с
неприязнью, скверно.
вниз веки. Она сразу посерьезнела, сделалась деловитой и перестала
торопиться. Посмотрела язык, поднесла зачем-то к носу нашатыря, посчитала
пульс.- И давно это у вас? - отстраненным голосом спросила она.
пальцем по почкам, склонив голову набок и прислушиваясь, как дятел.
Уложила на кровать, долго мяла живот, больно пихнула пальцы под ребра...
беспокоит часто? М-да, организм молодой, подавляет симптомы...- вздохнула
она, словно о чем-то решенном.
и фальшиво весела. Присев к столу, достала ручку и бланк.
определенное, но необходимо полечиться, голубчик. Возьмите, вот
направление на госпитализацию, пойдете в приемный покой; адрес указан.
за разом перечитывал: "Онкологический диспансер".
Не может быть!!
подошел Звягин, подняв от мелкого дождика ворот черного глянцевого плаща и
мурлыча "Турецкий марш".
на это очковтирательство,- сердито сказала Женя.
потрясется. Пусть его проберет. Может, дойдет тогда, что быть живым и
здоровым лучше, чем мертвым и больным. А то, видите ли, хотеть ему нечего!
Стоп,- в этой кофейной дают по утрам свежайшие пирожные. Ты любишь
"картошки"?
свободную минуту там, где она тебя застала.
безостановочно ходил по квартире, ободранной, замусоренной; повторял себе:
"Нет! Не может быть! Нет!"
итог, оказалось - жизнь кончена, все, приехали... как быстро!! Как
быстро!!
немного! Хоть до пятидесяти, да что - до сорока! Еще бы хоть пять лет!..
хорошо все было, и как нелепо, вдруг, все кончилось! И поздно, поздно,
ничего уже больше не будет, ничего!..
О, он соглашался сейчас на что угодно: всю жизнь провести в одиночном
заключении, на зимовке среди льдов, работать по двадцать часов в день,
быть глухим, слепым, парализованным,- но жить, жить! Какое это счастье -
жи-ить!
прекрасной сказкой. Сын, жена, друзья, работа, здоровье, деньги... как
счастлив он был!
замечательной и окончившейся жизни, и стал собираться в диспансер.
На виске и над ухом блеснули седые волоски - еще вчера их не было...
(Были, да отродясь он себя так скрупулезно не разглядывал.)
кабинета и фамилией врача и сняла телефонную трубку - Даниил Семенович, к
вам больной. Да, по направлению. Да, оттуда...
посопел мрачно, что-то записывая в карточке.
ко мне.
страхом Анучин.
Годами он был не старше Анучина, наверное, а полголовы седой - тоже работа
у человека.- А у вас еще фактор риска - алкоголизм, так? Оперативное
вмешательство необходимо... сначала посмотрим анализы, снимок. Следующий!
целый шприц крови из вены...
категорическиО еде он забыл начисто. Мерил шагами ночные улицы, как
заведенный, и шептал себе под нос всякое. И считал часы и минуты.
словами: "Все ясно". От этой ясности Анучин оледенел в параличе.
надо, хирурги у нас хорошие, будем надеяться на лучшее. Положение
серьезное.- Казенно и равнодушно звучал его голос. Да он так всем,
наверное, говорит, понял Анучин с жутью.
день, оранжевые - при боли в животе или в подреберье.
ноющему животу. Лекарство помогало ненадолго. Ночью его вырвало. "Вот
оно.- Не много осталось..."
чудо, открылась вдруг дверь - и вошла Нина... В ногах бы ползал. Хоть
увидеть бы, припасть к ней, хоть на минутку... И при звонке в дверь он
вскинулся и побледнел: она! она! пришла!!
Анучин прочел свой приговор. Соболезновала она, мысленно хоронила его. И
все равно полегчало горемыке от человеческого голоса, участия.
отвечал, слабо понимая; вяло жевал. У них гость сидел, уверенный такой,
резковатый, виски седые, одет отлично. Из начальников, преуспевает,
равнодушно подумал Анучин, этот небось на здоровье не жалуется. Но
находиться среди здоровых, полных жизни и сил людей было отрадно, он
немного успокоился, ожил: есть еще где-то на свете нормальная жизнь, рядом
с ними казалось, что и у него все не так кошмарно... На миру и смерть
красна, да, верно, подумал он.
Леонид Борисович.
удобнее там же: постель, питание. Но деньги, естественно, по окончании
работы - чтоб не... отвлекаться.
на кладбище? Он взвесила лечь в больницу можно и на неделю позже, един
толк, уж лучше оттянуть - пожить недельку в человеческих условиях,
Контровский Владимир
Белогорский Евгений
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий