Чтение 3–й страницы книги ~Белое танго~

Пегий что-то неразборчиво пробормотал, зато кореянка, к полному изумлению
Стаса с Лехой, произнесла громко и четко:

- Шурка, побойся ты Бога! Опять нарезался, как сапожник. Алька твоя что
нам с Танькой скажет, а? Увозили, дескать, мужика тверезого, а вернули
за-пьянцованного...

- What? - встрепенулся негр. Кореянка наклонилась к нему и зашептала.
Негр оглушительно рассмеялся и, протянув здоровенную ручищу через стол,
похлопал рыжего по плечу.

- А я, между прочим, тут не самый пьяный, - с обидой произнес рыжий и
ткнул пальцем в голубую бабочку на рукаве прикорнувшего гражданина.

- За этого, прости Господи, мы не ответчики. Пусть хоть вообще сопьется.
А Альке мы слово дали, - отрезала кореянка. - Тань, я скажу им, чтоб кофе
подавали.

Роскошная брюнетка рассеянно кивнула, а пегий хрипло и поспешно добавил:

- И мороженого...

- Занятно, - резюмировал Стас. - Это правильно, Леха, что мы с тобой литр
взяли. Давай-ка не гнать лошадей. Очень хочется досмотреть этот стремный
спектакль. Только не пялься ты так откровенно...

Но за длинным столом вскоре замолчали, сосредоточившись на десерте, и
друзья как-то незаметно приговорили "Абсолютовку", заказали вторую, а к ней
по шашлыку, постепенно утратили интерес к происходящему в зале и даже не
заметили, что компанию, привлекшую их внимание, давно уже сменили за столом
подгулявшие не то эстонцы, не то финны.

- Ай уоз вери... вери мач хиппи ту, это самое, мит ю, - запинаясь,
проговорил Рафалович и оглянулся на Павла. - Ты переведи ему, что, по-моему,
мы в принципе договорились. Свои окончательные предложения я вышлю по факсу,
и пусть готовит договор.

Павел усмехнулся в бороду и негромко перевел.

- Oh yeah, sure thing, mister Raffle-Ovitch, - широко улыбнувшись,
произнес Кристиан Вилаи. - I'll call you from Moscow. Take care.

- Это он что сказал? - спросил Рафалович.

- Сказал, что из Москвы тебе позвонит, и попрощался.

- Ага. Ну, гуд-бай, мистер Вилаи, - Рафалович крепко сжал руку
американца.

- Я тоже пойду, - сказал Павел. - А то боюсь, нашим дамам одним с Шуркой
не управиться, а от Джоша проку мало - сам тоже нализался.

- Пашка... - начал Рафалович и вдруг, раздвинув руки, заключил Павла в
объятия.

Тот несколько секунд постоял, не сопротивляясь, потом легонько оттолкнул
Рафаловича.

- Будь здоров, Леня, - ровным голосом сказал он. - И вот еще что...

- Что? - встрепенулся Рафалович и поглядел на Павла, как показалось, с
затаенной мольбой.

- Никиту не забудь до дому довезти. А то он совсем расклеенный, сам не
доберется.

- А как же. - Рафалович с некоторой брезгливостью посмотрел на кресло в
углу вестибюля, где развалился, громко храпя и неаппетитно орошая слюнями
коричневый в голубых бабочках пиджак, Никита Захаржевский, ныне более
известный как Люсьен Шоколадов. В соседнем кресле ссутулившись сидел Иван
Ларин, потерянный и как-то особенно неуместный здесь в своих латаных брючках
и нелепой майке с надписью "Инрыбпром". - Иван, может и тебя заодно
подбросить?

- Спасибо, Леня, я сам. Пройтись хочу. Да и плащик в номере забрать надо.
Я поднимусь, ты не жди меня.

- Ты позвони непременно, - сказал Рафалович, пожимая Ивану руку. -
Визитку мою не потерял?

- Нет вроде.

- Ну, возьми еще одну. Запомнил, что я про наше рекламное бюро
рассказывал?

Иван кивнул.

- Предложение вполне реальное. Ты особо-то не затягивай. Денька через
два-три позвони, не позже.

- Спасибо, Леня, - пробормотал Иван и поспешно зашагал в направлении
лифта.

За поворотом послышался его задрожавший голос:

- Поль, погоди, я с тобой. Плащик забрать...

Проводив Ивана взглядом, Рафалович чуть заметно кивнул. Из темного уголка
вестибюля шагнул доселе незаметный детина в камуфляжной безрукавке.
Рафалович подбородком указал на кресло, где пребывал в алкогольной
прострации Захаржевский.

- Ну что, Витюня, - со вздохом сказал Рафалович. - Забирай это сокровище,
раз уж людям обещали. Сядешь с ним рядом на заднее сиденье и следи, чтоб
салон не заблевал.

- Есть, Леонид Ефимович! - отрапортовал Витюня, наклонился, подхватил
Захаржевского под мышки, рывком поднял и без особых церемоний потащил к
выходу.

***

...Кони резво рванулись врассыпную, и от злой мачехи остались кровавые
клочки. Юный Дроссельмайер жизнерадостно отщелкивал бошки Мышиному Королю.

Задрав к небу острые рыжие морды, скорбно выли Анна с Марианной, навек
превращенные в дворняжек. Забившись в самый дальний закуток Лабиринта
истекал черной кровью смертельно раненный Минотавр... От тотального
торжества добра Никитушка заплакал и проснулся. Было темно и страшно, и
только в дверную щелку полоской лился свет. Никитушка, дрожа, встал, одернул
мокрую рубашонку и пошел на свет.

За свет он принял полумрак - синевато мерцал ночник над входной дверью,
да на полу возле бабушкиной комнаты подрагивал красноватый ромбик. Там
скрипело, и тихо поскуливал кто-то маленький.

- Собачка, - прошептал Никитушка. В доме не было собачки. Зато появился
новый ребенок - маме в больнице выдали. А Никитушке сказали, что теперь у
него есть сестричка. В бабушкиной комнате вякнуло; он толкнул дверь...

Неровный багровый свет - и черный силуэт, сгорбленный над столом.

- Бабуска, бабуска, бабуска... - зачастил Никита, пятясь.

Бабушка выпрямилась, обернула к нему чужое, страшное лицо. Никитушка
заплакал.

- Иди к себе, - чуть нараспев, сказала бабушка. - Нечего тебе тут...

- Сестьичка... - пролепетал малыш сквозь слезы.

- Иди, иди, - повторила бабушка. - Не сестричка она тебе. Никита
закричал...

***

- Эй, чего развопился? - прогудел незнакомый голос, и чья-то рука сильно
тряхнула Люсьена за плечо. Он вздрогнул и открыл глаза. На мгновение пробила
жуть, но увидев впереди затылок Рафаловича, Люсьен моментально все сообразил
и успокоился.

- Надо же, как набрался, - произнес он, искательно и игриво заглядывая в
лицо сидящего рядом верзилы в безрукавке.

Верзила буркнул что-то неразборчивое и отвернулся.

- Это вы меня домой везете, что ли? - спросил Люсьен в затылок Рафаловича
и, не дождавшись ответа, продолжил:

- Классная у тебя тачка!

- Какая есть, - не оборачиваясь, бросил Рафалович.

- А я вот свою у гостиницы оставил. Как бы не случилось чего...

- Проспишься - заберешь. Ничего с ней не случится.

- Адрес-то мой как узнали? Я сказал?

- Татьяна дала.

- Татьяна? А откуда... Впрочем, да, она же мне открытку... Нет, все-таки
молодец Танька, собрала всех, через столько-то лет. Теперь надо бы почаще
встречаться...

Рафалович неопределенно хмыкнул.

- А славно посидели, да? Я как Поля увидел, живого, так прямо обомлел.

Рафалович промолчал. Люсьен вздохнул, зажмурился и выпалил:

- Слушай, Ленька выручи, а? По старой дружбе? У меня, понимаешь, деньги
украли. Я отдам, честное слово. Мне скоро заплатят, я сразу... Это ж для
тебя не сумма, а? Тысячу баксов?

Рафалович молчал. "Понтиак" плавно и тихо полз по Николаевскому мосту.

- Ваньке-то ты сам предложил, - с обидой продолжил Люсьен. - А он книжки
публикует, квартира у него своя есть...

- Сережа, - не дослушав, обратился Рафалович к шоферу. - Завезешь меня в
офис на Конногвардейском, подъедешь ровно в восемь. Потом подкинешь этого
фрукта на Галерную. Витюня, а ты до дверей его проводишь и выдашь пятьдесят
долларов из моих.

- Ясно, Леонид Ефимович, - отозвался гигант в безрукавке.

- Как это пятьдесят?.. - начал Люсьен, но Витюня так больно сдавил ему
локоть своей железной клешней, что он охнул и замолчал...

(1971-1976)

II

- Вам что, девушка?

- Мне бы справку оформить. Голосок такой звонкий, что уткнувшаяся в
картотеку регистраторша невольно обернулась.

- Номер карточки? - спросила она, раздраженно оглядывая посетительницу с
головы до ног. У стойки регистратуры стояла высокая ладная красотка с
детскими ямочками на щеках и смеющимися глазами.

- Шестнадцать шестьдесят шесть. Захаржевская Татьяна, - лукаво улыбнулась