мелочей - невинного замечания в присутствии французов, "случайно" пролитого
ему на рукав красного соуса в самом начале ответственного приема в мэрии...
А как эффектно его "забыли" во время экскурсии в Клермон-Ферран? Каждая
такая мелочь откусывала чуть-чуть от его выдержки, самообладания,
уверенности в себе, гасила чувство превосходства над женой. Он начинал
ворчать, она реагировала тщательно дозированными извинениями, в которых
постепенно все большую долю занимал легкий шантаж - собственной болезнью,
служебным положением отца, обязательствами, взятыми на себя Вороновым при
заключении брака, необходимостью хорошо держать себя как перед французами,
так и перед соотечественниками, положительными и отрицательными
перспективами в карьере. В постели она больше не царапалась и не кусалась, а
лишь пассивно уступала его домогательствам, выполняя обязанности супруги.
Несмотря на уменьшение бытового травматизма, эти перемены едва ли доставляли
Воронову большую радость. Вскоре она вовсе перестала допускать его до
себя...
плоды в виде приглашений в ресторан и на загородную виллу, из общения Елены
с мужем начисто исчезли всякого рода объяснения и оправдания с ее стороны,
остался один шантаж. Оправдываться и объясняться приходилось уже ему, тем
более что оснований для претензий с каждым днем прибывало. Воронов
стремительно терял лицо, и Елена с гордостью осознавала, что происходит это
исключительно ее стараниями. Она сумела настолько вознести его в его же
глазах, что падение совершилось быстро и необратимо.
Жан-Полем переезд супругов Воронофф в особнячок для важных персон. Все, что
грезилось перед женитьбой Воронову, обретало жизнь: вот и особняк, и
красавица-жена, хорошеющая день ото дня, постепенно превращающаяся в
истинную француженку, и "мерседес" с шофером. И лишь одного звена не хватало
в этой воплощенной мечте, обернувшейся для него адской подменой, - не
хватало его самого, того Воронова, который был способен мечтать и строить
жизнь сообразно мечте. Он исчез, убитый, раздавленный собственной грезой, а
тот, что пришел на его место, оказался ему неадекватен, а потому и выпал из
картинки, точнее, остался в ней грязным пятнышком где-то там, на заднем
плане... Что ж, Виктор-победитель, за что боролся, на то и напоролся. В этой
жизни побеждает сильнейший. Так выпьем же за того, кто оказался... оказалась
сильнее...
уже пили. У меня другой тост. Подожди.
стол. Ничего, потом сотрем. Вынеся вино в прихожую, она во второй раз
чокнулась с зеркалом.
закинув голову, залпом осушила бокал. - Это я не тебе, радость моя, а
Воронову, суке.
бутылку в прихожую и поставила на полочку у зеркала.
Темно-красная струйка стекла по подбородку и пролилась на бежевую
курку-пиджак от Кардена. Елена матерно выругалась, скинула куртку на пол,
потом подняла, отнесла в ванную, подставила было под струю воды, но
сообразила, что такие пятна надо вроде бы выводить солью. Она пошла на
кухню, положила куртку на стол, щедро посыпала солью из пачки. Пусть пока
отлеживается. А мы тем временем перекурим и соберемся с мыслями. Не
нажираться же сюда пришли, а думать.
совсем уже скурвился - вдарился в запои, перестал мыться, сделался слезливым
и непредсказуемым. Один раз явился на фирму пьяным и растерзанным, хотя она
утром строго-настрого приказала ему сидеть дома и уехала без него. Добрался,
гад, на попутке и метро, на глазах у всех ввалился к Жан-Полю в кабинет,
стал высказываться. Хорошо, что спьяну забыл и тот хилый английский, которым
владел (а из французского и выучил-то разве что "мерси", "комбьен" и "анкор
юн водка"), и ругался исключительно по-русски, так что Жан-Полю пришлось
пригласить ее и в переводчицы тоже. При ее появлении Воронов сник, стал
просить прощения, и им вдвоем не составило труда вывести его на свежий
воздух, затолкать в служебный "мерседес" и отправить подобру-поздорову
домой. После этого скандала у руководства фирмы возникло очень серьезное
намерение и вовсе отказаться от услуг столь "несбалансированного"
специалиста из России, но по ходатайству того же Жан-Поля его оставили в
покое до истечения срока контракта. Оставшиеся полтора месяца Воронов
просидел в той самой гостинице, в которой началось их пребывание во Франции,
выходя только в бакалейную лавочку, где можно было по дешевке купить
кулинарного спирта, а заодно уж и булки. Правда, однажды он испортил-таки ей
вечер. Они с Жан-Полем как раз принимали другого вице-президента фирмы, мсье
Батистона с супругой, и где-то между аперитивами и зеленым салатом явился
Воронов, устрашив своим клошарским видом впечатлительную мадам Батистон, и
стал требовать денег. Елена выставила мужа в холл и заперла в чулан, где он
гремел ведрами, угрожая донести в вышестоящие инстанции о ее аморальном
поведении, пока не приехало такси, вызванное по ее просьбе Жан-Полем. Деньги
за проезд до гостиницы она выдала шоферу, прибавив приличный пурбуар за
хлопоты.
стороны посольских кэгэбэшников она подстраховалась просто и элегантно: как
только она наконец-то почувствовала интерес вице-президента к своей персоне,
тут же пошла ко второму советнику по науке, "курировавшему" их пребывание,
должным образом представилась, изложила свою версию создавшейся ситуации и,
как честная советская патриотка, предложила свои услуги по части получения
неофициальной информации. Второй советник немедленно вызвал еще какого-то
деятеля и, согласовав с ним этот вопрос, предложение Елены принял, тем самым
давая ей карт-бланш на тот образ жизни, который она себе наметила. Поначалу
она .не давала "товарищам" никаких сведений, отторговав время на вживание в
образ и ситуацию. И лишь когда ее роман с вице-президентом обрел черты
устойчивости, она рискнула сообщить Жан-Полю, что в посольстве знают об их
отношениях и, угрожая скандалом и отправкой на родину, требуют от нее
секретных сведений о работе фирмы. Разговор этот происходил под шум волн на
живописном бретонском побережье, куда Жан-Поль повез ее на уикэнд, вдали от
свидетелей и вполне вероятных микрофонов. Жан-Поль от души посмеялся над
идиотизмом советских начальников и тут же экспромтом накидал ей целую кучу
материалов для первого отчета - сборной солянки о реальных общеизвестных
фактов и всякой чепухи. Потом они составили еще несколько подобных отчетов,
которые даже удостоились похвалы советника по науке. Пои таком раскладе
сплетни рядовых советиков, люто ей завидовавших, значили мало, а от любых
обвинений Воронова можно было с легкостью отмахнуться по принципу "сам
дурак".
ней в гости к ее родителям, вручил подарки, как бы от них обоих купленные
Еленой, и даже сумел без особых ляпсусов выдержать серьезные и обстоятельные
расспросы Дмитрия Дормидонтовича о поездке. Правда, Елена и тут
подстраховалась, сама отвечала на вопросы и не давала мужчинам уединиться в
отцовском кабинете, умоляя в первый вечер после долгой разлуки не говорить о
делах и напирая на то, что за три месяца, остающиеся до следующей поездки,
они тысячу раз успеют обо всем наговориться. Вопрос об этой поездке и она,
и, главное, Дмитрий Дормидонтович считали делом решенным. Для себя она не
могла решить одного - брать с собой Воронова или нет. Вконец ли это
отработанный материал, или еще не исчерпал себя в качестве объекта
глумления? А решать надо было быстро: после праздников следовало начать
оформлять выездные дела.
естественно, заручившись ее согласием и получив исчерпывающий инструктаж,
отправился отметиться по здешнему месту работы - на комбинат. Вечером он
домой не вернулся. Отсутствовал он два дня, Которые Елена провела,
мучительно разыгрывая перед изнемогающей от тревоги старушкой свекровью
беспокойство любящей жены... И вот вчера Воронов явился без шапки, в чужих
замшевых ботинках, дыша гнусным многодневным перегаром. Явился и сообщил,
что встретил женщину своей мечты и уходит к ней, оставляя Елене квартиру,
имущество и сбережения. Маму он обещал забрать в ближайшее же время, как
только устроится на новом месте. Держался он неровно - то петушился, крича,
что он тоже имеет право на личную жизнь, то трусливо сжимался, "удто его
собираются бить: видно, срабатывал глубоко засевший в нем страх перед
всемогущей женой и еще более всемогущим тестем. Елена в истинно французском
духе пожала плечами - это, мол, твои проблемы, - вежливо попросила его
полчасика прогуляться, пока она соберет его чемоданы...
перспективу... Конечно, может быть, Воронов все это время попросту
пьянствовал у того же Кузина, а теперь, с типичной для пьяного мужика
логикой, решил сблефовать, выдумав какую-то женщину и рассчитывая хоть этим
самоутвердиться и поднять себя в ее глазах - дескать, мы тоже имеем право и
можем, - вызвать в ней хоть какое-то чувство: ревность, сожаление, комплексы
по поводу ответно полученных рогов... Дурак, на что он рассчитывал? Что она
будет страдать? Кинется следом и закричит? Папочке пожалуется?
стула.
перед зеркалом. - Ой-ей-ей, батюшки-матушки, бросил меня, изменщик коварный!
ей, согнулась пополам от разбирающего ее смеха, выпрямилась, вылила в бокал
остатки кагора, чокнулась с зеркалом и выпила.