Ванька, Ник... Сестренка его, красотуля рыжая... И Таня, Ванькина жена -
лучшее, пожалуй, воспоминание в его жизни. И самое сокровенное. Нигде и
никому - ни в кругу друзей-офицеров, боготворивших, актрису Ларину и
смотревших фильмы с нею по несколько раз, ни многочисленным своим дамам, ни,
упаси Боже, Лиле - не говорил он, что знаком с ней лично, что даже...
Впрочем, тогда был случай совсем особый. Если бы не Таня...
воспоминаниями о любви второй, воскресившей его, - любви потаенной и
заветной.
ноябрьского ветра. - Я простился с Елкой, с Елкой... Вот в этом дворике мы
сидели, болтали, обнимались... Вот у этого метро так часто встречались и
расставались... А дальше будет мост, и если за мостом повернуть направо и
пройти до Крестовского - там упрешься в забор больницы, где мы с Таней...
Нет, нельзя о Тане..."
ночь, когда сам надумал уйти из жизни - а вместо этого воскрес для новой
жизни. Благодаря Тане Лариной...
на кухню, мыли. Павел помог вытирать тарелки и рюмки, пока Вероника
Сергеевна, одна из соседок, не отправила его в гостиную, к отцу. Дмитрий
Дормидонтович сидел за чисто прибранным столом, на котором остались лишь
прикрытая кусочком хлеба рюмка водки и старая фотография юной, улыбающейся
Елки. Павел сел рядом.
фотографии. - Эх, Ленка, Ленка, не думал я, не гадал, что ты первая из
Черновых ляжешь в землю ленинградскую... Кто следующий? Мой черед,
наверное...
возьмешь. Помнишь, ты же сам говорил так? Мы еще повоюем.
на сына. - Ты вот что, Павел... Хватит тебе по чужим квартирам мыкаться.
Перебирайся-ка с Нюточкой ко мне. Места хватит. И няне тоже. Да и я хоть с
внучкой повожусь вдоволь на досуге-то. Все веселее будет, чем одному век
доживать. Лида-то, как я понимаю, теперь уж не скоро из клиники выйдет. Да и
выйдет ли вообще?.. Хоть и не было никогда между нами любви, а все же без
году тридцать лет с ней прожили, привыкли...
сигарету, закурил.
Уральском Танковом директорствовал. Случилась у нас тогда большая беда - в
литейном печь взрывом разнесло, газами, мастер недосмотрел. Шесть человек
погибло. Приехала по этому поводу из Москвы комиссия. Важная комиссия. Во
главе ее был полковник МВД, фамилию не помню, да и неважно это, не он все
решал, а его заместитель, майор внутренних войск Чибиряк Лидия Тарасовна.
Фигура по тем временам легендарная. Молодая, гонкая, ретивая. Сколько людей
по этапу отправила , на верную смерть, загубила по пустым наветам... У
самого генерала Мешика в боевых подругах ходила. Слыхал про такого? Правая
рука самого Берии, их потом вместе и расстреляли в пятьдесят третьем.
Знающие люди мне тогда сочувствовали, говорили что если уж в комиссии сама
Чибиряк, то головы мне несносить. Полковник-то, формальный начальник ее, на
заводе и вовсе не показывался, зато она расположилась, как нынче говорят, с
комфортом, в моем кабинете. Туда и тягала людей по одному. Они с этих
допросов возвращались не в себе. Мне тоже несколько раз довелось - приятного
мало. Короче, под конец следствия вызывает она меня. Сидит, развалясь, в
моем же кресле, перед нею на столе наган, а по бокам - два протокола лежат.
Одинаковые две бумажки, только написано в них совсем разное. В одной все как
есть: преступная халатность мастера, перегревшего пустую печь после плавки,
формулировка, статья. А в другой - акт саботажа со стороны главного инженера
с попустительства директора. Страшная бумага. По тем временам по четвертаку
обоим, не меньше. А главный у меня - из старых спецов, пожилой, больной, но
голова золотая... Читаю я, значит, а Лидка смотрит на меня, усмехается. Ну,
говорит, который из двух к делу приобщать будем? Этот, говорю, и на первый
показываю. Там все правда, от слова до слова. Можно, говорит, и этот, только
при одном условии. И излагает все открытым текстом - как сразу на меня глаз
положила, молодого-неженатого, как появилось у нее желание из генеральской
любовницы стать директорской женой, как не любит она, когда ее желания не
исполняются... А сама то один протокол к себе придвинет, то другой. Думает
как бы - и вслух. Если, говорит, вот этому ход дать, то отъедет наш директор
на чудную планету Колыма за казенные харчи золотишко мыть, а если вот этому
- останется он при своих, но недолго, потому что скоро в гору пойдет, и
всего-то у него в избытке будет... И все на меня косится... Не выдержал я
тогда, подписывай, говорю, тот, в котором правда. Сдаю вашей конторе
мастера, сам виноват, раззява, а тебе - себя сдаю, со всеми потрохами, на
растерзание. А Лидка смеется... Короче, вышел я оттуда женихом, и первым
делом помчался к невесте своей любимой...
спросил Павел.
институтской скамьи попал в самом начале войны. Тогда там, в Нижнем Тагиле,
танковое производство только разворачивали, на базе Уралвагон-завода и
эвакуированного Сталинградского тракторного. Одни цеха полностью
переколпачивать приходилось, под другие чуть не голыми руками котлованы в
мерзлой земле рыли. Тогда не до любви было, а потом - и тем более. Это уже
позже, много после войны, стал я на женщин засматриваться. Самому тогда уж
тридцать стукнуло. Господи, думаю, а машинистка-то у меня до чего же
славная... Ну и пошла у нас любовь, и было все хорошо, пока Лидка не
появилась... В общем, прибежал я в домик к зазнобе моей, все ей выложил.
Она, милая, все поняла, простила меня, только всплакнула немножко. Хоть ты,
говорит, и чужой теперь будешь муж, я все равно не брошу тебя, с тобой
останусь до гроба. Не Прогоняй меня, говорит, хоть глядеть на тебя буду на
работе - и то счастье. Знаю же, что не по своей воле ты к другой уходишь...
Короче, мастера арестовали и увезли, а через месяц вызвали меня в Москву, с
Лидкой расписываться. Начальство по плечу хлопает, молодец, говорит, из-под
самого Мешика бабу вынул, теперь . непременно жди повышения. И точно - я на
Урал, а за мною следом бумага из Центрального Комитета: возвращаться за
новым назначением в Москву, а оттуда отбыть в Ленинград. Не захотела, видишь
ли, Лидка на Урале жить, а с Москвой не вышло что-то... Вот так я тут и
оказался. Поначалу была не жизнь, а каторга - на работе все кланяются,
стелются до земли, а домой пришел - сам изволь стелиться, а чуть что не по
ней, кричит, Павлику отзвонюсь, он тебя в бараний рог. Это она про Мешика
своего всемогущего. И тебя, кстати, в его честь велела Павлом назвать, а
прежде того не было у нас в роду ни одного Павла. Потом, правда, после
известных событий, присмирела. Я тогда даже разводиться хотел, но тогда уже
новое место держало - разведенных на таких постах держать не любили, - да и
пообвык уже, притерпелся. К тому же был ты, да и Ленка в проекте. Надо было
семью сохранить. Одну только поблажку дал себе - выписал с Урала ненаглядную
мою, устроил к себе в секретарши, а чтобы кривотолков каких не возникло,
замуж ее определил за хорошего человека, инженера нашего, он давно по ней
сох... Так что и с ней, милочкой моей, тоже почти тридцать лет не
расставался, с Мариночкой...
вышла, у нас с ней ничего не было. Мне хватало того, что каждый день на
работе личико ее милое видел... да когда с Лидкой ложился, закрывал глаза,
бывало, и представлял, что это Мариночка моя подо мной...
и отца, - тот ни словом, ни жестом, ни намеком не выдал своей тайны, все эти
годы носил в себе такую боль...
будет иначе. Теперь с тобой мы!
кладбище, на свежей могиле Елены Дмитриевны Черновой среди подмерзших цветов
ничком лежал небритый человек с перевязанной головой и в донельзя
испачканном дорогом пальто. Он рыдал, рыдал громко, не стесняясь и не
стыдясь. И только по этим рыданиям сторожа, запиравшие кладбище на ночь,
нашли Виктора Петровича Воронова, подняли с земли и вывели за ворота. Он
подождал, когда они запрут тяжелый засов и уйдут, потом посмотрел на стену,
покачал головой, всхлипнул и побрел в направлении от города.
IX
ватагой неслись с Финского залива, и мотыляли по проспектам обрывки шариков
и гигантских тряпичных гвозди еще долго после демонстрации трудящихся. Потом
исчезли и они.
тяжелых ночей. Все чаще приходили кошмары, давили унылыми видениями,
приоткрывая завесу над царством мертвых. Подступали тихие и безгласные,
мутно-прозрачные в кромешной темноте. Что-то сгущалось вокруг, падало
сверху, будто тень незримого крыла. Мертвыми знамениями врезались в
подсознание слухи и новости, обволакивающие с разных сторон: то там кто-то
Афанасьев Роман
Орловский Гай Юлий
Панов Вадим
Никитин Юрий
Панов Вадим
Афанасьев Роман