кого-нибудь, если не трудно.
добровольцев вполне достаточно...
дело впутывать. Автоматы, гранаты - это все пусть полежит до лучших времен.
подъезжают, а подождут где-нибудь в сторонке. Я их проинструктирую.
разговору с ним я еще не готов. Кстати, Рябцев, - повернулся он к капитану,
- раз уж у нас теперь взаимная любовь, может быть, ты просветишь нас насчет
Алехина?
лежит.
поаплодировал, а Мещеряков пожал плечами: он видел и не такое и привык к
тому, что Илларион ошибается редко. Конвоируя понурого Рябцева, они покинули
кабинет и по гулкому полутемному коридору направились к лестнице.
Глава 10
полукилометре от нее разбитая грунтовка вдруг, безо всякого перехода,
превращалась в полосу идеально гладкого асфальта, плавно огибавшую невысокие
подмосковные холмы, поросшие светлым березовым лесом. Оставив позади дачный
поселок и обогнув очередной круглый пригорок, можно было увидеть сквозь
частокол березовых стволов серые бетонные плиты монументального,
построенного на века забора и выкрашенные в глухой черный цвет железные
ворота с калиткой и смотровой амбразурой. Человек, обладающий определенным
складом ума, непременно отметил бы, что из амбразуры открывается не только
прекрасный вид на подъездную дорогу, но и весьма обширный сектор обстрела.
двускатной, и в форме ее можно было легко уловить сильный готический акцент,
намекавший на вполне осознанное стремление обитателя этого райского местечка
со временем переселиться в настоящий замок. По большому счету, место это
отличалось от замка не слишком сильно, в чем сразу убеждался всякий, кому
посчастливилось проникнуть на территорию поместья - назвать все это дачей
как-то не поворачивался язык.
темно, как в угольном мешке, лишь на востоке небо начинало неуверенно
сереть, а вблизи дачи глаза слепил свет установленных на крыше прожекторов,
освещавших периметр трехметровой стены с пропущенной поверху колючей
проволокой.
словно отсеченная ножом, и начинался асфальт. На правой обочине дороги, ярко
освещенный фарами "шестерки", стоял, слегка накренившись, мебельный фургон,
неизвестно какими судьбами занесенный в самый глухой ночной час в эти
малолюдные места. Задняя стенка фургона была так густо залеплена грязью, что
тому, кто вознамерился бы узнать номер автомобиля, пришлось бы, пожалуй,
вооружиться лопатой. Вокруг призрачно белели стволы берез. Ветви их свисали
вниз, касаясь крыши фургона, и слегка поглаживали пыльные борта, когда
насыщенный запахами летней ночи ветерок шевелил их, заставляя трепетать
зубчатые листья.
их совсем. В кабине мебельного фургона открылась дверца, и оттуда выпрыгнул
водитель. Был он молод, коренаст и коротко стрижен, а под белой футболкой
даже в темноте легко угадывались рельефные бугры мышц. Шагая, несмотря на
внушающую уважение комплекцию, легко и даже грациозно, он подошел к
легковушке. Водитель вышел ему навстречу, и они обменялись рукопожатием.
фургона, и тот, что был помоложе, открыл дверь. В тускло освещенном кузове
сидели десять человек, чем-то неуловимо похожих друг на друга и на водителя
фургона. Некоторые дремали, кто-то курил, пуская дым в отдушину под
потолком.
курил, придавил окурок каблуком. Десять внимательных лиц повернулись к
пришедшим, и десять пар глаз уставились на них.
что все засмеялись, но тоже негромко, вполголоса. Потом он заговорил снова,
и все лица сделались серьезными. Выслушав инструкции, пассажиры, мебельного
фургона без суеты выгрузились на дорогу и в полной тишине двинулись в ту
сторону, где, невидимая отсюда, стояла на холме обнесенная бетонным забором
дача. С ними отправились и два пассажира "жигулей", предварительно обмотав
запястья своего водителя веревкой и усадив его на заднее сиденье. Место
водителя "шестерки" занял один из его недавних пассажиров, одетый в
милицейский китель с капитанскими погонами.
что в них никого нет - сидевшие в машине не шевелились и не разговаривали,
поскольку говорить им было не о чем. Выждав уговоренные пятнадцать минут,
тот, что сидел на заднем сиденье со связанными руками, сказал:
искривленный нос покрылся бисеринками пота, хотя ночь была прохладной.
Сидевшему на заднем сиденье Забродову было хорошо видно, как перекатываются
желваки на скулах капитана.
отраженный свет фар заиграл на их лоснящейся черной поверхности. Рябцев
подал условный сигнал клаксоном - короткий-длинный-короткий - и взялся за
ручку дверцы.
успеешь. Это в твоих интересах - дожить до суда.
амбразура и показалась часть усатого лица.
одном глазу.
видимости, с каким-то списком или просто консультируясь по телефону с
начальством. Возникнув вновь, он ничуть не подобрел и спросил все тем же не
слишком приветливым тоном:
человека, который ему нужен. Открывай.
разбирается. Мне он насчет тебя ничего не говорил.
дену? Он же, гад, спецназовец, мы его впятером еле заломали. Он сейчас под
наркотой, а что делать, когда очухается? Он же меня без рук, одними ногами
убьет... Учти, уйдет он - перед хозяином ответ держать придется.
спецназовец.
деле одетый в полевую форму воздушнодесантных войск с мятыми погонами
прапорщика, махнул напарнику, чтобы тот закрывал ворота, и, подойдя,
заглянул в салон "жигулей".
осведомился он, разглядывая сидевшего на заднем сиденье Иллариона, на губах
которого играла слюнявая улыбка идиота. - Жидковат он вроде. Хотя кто его
разберет... В деле бы его попробовать.
подвал его, что ли? Так там эта баба...
она пускай посмотрит, подумает. Глядишь - и поумнеет.
Илларион не услышал, поскольку Рябцев уже вел машину к высокому крыльцу
трехэтажного краснокирпичного особняка, возвышавшегося посреди аккуратно
подстриженного газона. Видимо, прапорщик связался с внутренней охраной,
потому что на крыльце появились два человека в камуфляжных комбинезонах.
Автоматов при них не было, но у каждого на широком офицерском ремне висела
открытая кобура с выглядывающей оттуда рукоятью пистолета.
перилами было уже рядом. Один из стоявших там охранников указал рукой