Чтение 3–й страницы книги ~Муму~

- За дело, - процедил сквозь зубы Илья и облизнулся.

***

Фургончик с яркими аляповатыми надписями на темно-синих бортах вздрогнул,
начал медленно сдавать задом. Надписи на бортах - ?Живые цветы? медленно
скрылись за мутным стеклом оранжереи. Илья, широко расставив ноги, правой
рукой подавал сигналы брату, сидевшему за рулем.

- Давай потихоньку! Еще на метр, еще чуть-чуть... Стоп! Стоп! - громко,
перекрывая гул двигателя, закричал он.

Фургон послушно замер. Илья принялся снимать навесной замок на задней
стенке, затем широко распахнул дверцы. Из машины пахнуло цветочным ароматом,
густым, словно вытащили пробку из бутылки с розовым маслом и плеснули
содержимым на пол.

Илья втянул цветочный аромат, ноздри хищно затрепетали.

- Давай быстрее! - крикнул он. В ответ хлопнула дверь, и Григорий
спрыгнул на землю, подошел к брату и заглянул в фургон.

- Как думаешь, не сдох он там?

- Ты что, живехонек!

- Ну-ну, - сказал Илья и принялся вытаскивать из фургона цветы.

Григорий ему помогал. Когда цветы были убраны, Григорий вытащил из пачки
сигарету и предложил брату. Но тот отрицательно затряс головой.

- Некогда!

- Не спеши, куда он с подводной лодки денется, давай покурим.

В машине, у передней стенки, на досках лежал связанный мужчина, руки и
ноги его стягивали белые веревки. Рот был наглухо заклеен липкой лентой.
Тело вздрогнуло.

- Видишь, я же говорил, что не сдохнет, - сказал Илья Вырезубов.

- Ну и хорошо. Недолго ему кукарекать. Давай вытащим наружу.

Илья забрался в машину, Григорий остался внизу.

- Ну что, в штаны от страха наделал? - спросил Илья, ткнув ногой
связанного мужчину в бок. Тот таращил глаза, тряс головой. - Нет, не
развязать! - проносилась в мозгу одна и та же мысль. - Если бы руки были
передо мной, а рот не закрывала эта вонючая липкая лента, я бы зубами его
разгрыз."

Опять послышались смех и гулкие шаги, в железном проеме подземной двери
возникли две фигуры. Вернулись братья Вырезубовы. Теперь они были одеты в
камуфляж: жилеты с многочисленными карманами, высокие шнурованные ботинки.
Пленник не сразу сообразил, что за диковинные приспособления на их головах,
то ли фонари, то ли телекамеры, то ли маски для подводного плавания. И лишь
через минуту до него дошло, что это приборы ночного видения, в которых пока
нет надобности, тускнеющий на глазах вечерний свет все еще лился в подвал
сквозь открытый люк.

За открытым проемом большой металлической двери чувствовалось огромное
пространство, оно то втягивало в себя воздух, то выдыхало назад. Нос у
пленника не был заклеен, и запахи он различал. Когда воздух шел сверху,
пахло цветами, пьяно и густо, но к этому благородному запаху роз
примешивался еще один - тошнотворный, сладкий, к которому пленник никак не
мог подобрать определение. Ему казалось, этот запах он слышит и улавливает
впервые в жизни.

- Дыши, дыши, - буркнул Илья, переступая через связанное тело и взбираясь
по ступенькам наверх.

Когда же воздух шел из глубин подземелья, пахло сырым бетоном, плесенью и
застоявшейся грязной водой. С грохотом люк захлопнулся. Заскрежетал засов, а
затем захрустел ключ. Подземелье погрузилось в кромешную тьму, ни единой
щели, даже маленькой, как лезвие бритвы, не было видно.

- Зажигай, Гриша, - послышался голос Ильи. Хлопнула металлическая
крышечка, щелкнул выключатель. По всему подземелью вспыхнули желтые лампы.
Пленник повернул голову. Ему показалось, что перед ним бесконечный тоннель,
ряд лампочек, как очередь трассирующих пуль, уходил в бесконечность, и где
находится последний из огоньков, понять было решительно невозможно.

Григорий вытащил нож, подышал на лезвие. Затем дважды протер его рукавом
камуфляжной куртки и полюбовался зеркальным блеском. Нож был страшный,
широкий, с зазубренным лезвием, с широкой двойной канавкой для стока крови.

Тело пленника сжалось, как сжимается пиявка от прикосновения зажженной
спички.

- Что, теперь-то уж наделал в штаны? Нагадил небось? Пока тебя никто
убивать не станет.

Илья нагнулся и одним движением разрезал связанные ноги. Толстый
капроновый шнур распался на короткие обрезки.

- Чего лежишь? Вставай! - Григорий ткнул мужчину ногой под ребра.

Пленник вздрогнул, попытался подняться, но смог лишь сесть. Он ощущал
затекшие ноги. От страха они сделались ватными. Коли их сейчас шилом,
вилкой, боли он не почувствует.

- У него ноги затекли, туговато ты их, Гриша, стянул, - сказал Илья. -
Правильно я говорю?

Мужчина закивал. Его темные волосы растрепались, глаза моргали, их
наполняли слезы и страх. Но слезы пока еще держались в глазницах.

- Сдери пластырь.

- Сейчас, - Илья нагнулся, подцепил край липкой ленты и с хрустом, резко
рванул. На губах пленника тут же выступила кровь, и он принялся сперва жадно
хватать воздух, а затем языком слизнул кровь.

Вид крови на губах мужчины возбудил братьев. Они тоже принялись
облизываться, как голодные псы.

- Мужики, ребята, вы что!?

- Ничего, - сказал Илья, - игра у нас такая, забава.

- У вас? - переспросил мужчина.

- У нас: у него, у меня и у нашей мамы, - ответил Григорий.

- Я вам дам денег, я отдам вам машину!

- На хрен она нам нужна, у нас свои есть.

- Я квартиру вам отдам!

- Это ты, брат, брось. Пусть она останется твоим наследникам.

- Вы хотите меня убить?

- Это уж как получится.

- Как у тебя получится, - уточнил Григорий и хлопнул брата по плечу.

Илья расхохотался.

Перепуганный пленник засучил ногами, отодвигаясь к стене.

- Ноги-то у него уже отошли, - рассмеялся Илья, глядя в обезумевшие глаза
мужчины. - И вдруг рявкнул:

- Встать, козел!

Мужчина вскочил, как вскакивает новобранец, которого вырвал из сна
властным окриком дембель. Мужчина растерянно тряс головой.

- Имя, фамилия! - рявкнул Григорий, поигрывая лезвием широкого ножа.
Пленник как завороженный смотрел на сверкающий металл. Острие проносилось
так близко у глаз, что еще бы сантиметр, и жало коснулось бы расширенных
зрачков.

Мужчина зажмурился.

- Имя! - вновь долетел до него зверский окрик. И в это время Илья ногой
ударил пленника в живот, переломив мужчину надвое.

- Если будешь молчать, в следующий раз ударю, а нож убирать не стану, ты
сам на него глазом напорешься, понял?

- Да! - зашипел мужчина. - Валентин Горелов меня зовут.

- Год рождения?

- Шестьдесят второй, пятнадцатого ноября.

- А выглядишь моложе. Хорошо сохранился. Тебя мама, наверное, до
совершеннолетия в холодильнике держала. Ничего, тут стареют за пару часов.
Бегаешь хорошо?

- Да, хорошо!

- Надеюсь, не лучше нас, а, Илья?

- Посмотрим, как он бегает, - в руках Ильи оказался метровый стальной
прут, черный, совсем не тронутый ржавчиной. Один конец прута был загнут, как
ручка каминной кочерги, второй остро отточен. Еще один такой же прут стоял у
стены острием вверх.

- Ты сейчас, Валентин Горелов, пойдешь туда, - Илья острием железного
прута указал в глубь бесконечного тоннеля. - Там хватает и поворотов, и
коридорчиков, и тупиков. Походи минут пять, сориентируйся, а потом мы тебе
объясним, что делать.

Мужчина стоял не шевелясь, испуганно моргая.

- Ребята, мужики, простите меня!

- За что тебя прощать? Ты еще ничего плохого сделать не успел. А вот
когда сделаешь, мы тебя простим, правда, Гриша?

- Точно.

- Отпустите! - уже не помышляя о сопротивлении, упал на колени Валентин
Горелов.

- Встать, сволочь! - рявкнул Григорий, и конец прута уперся Валентину в
щеку.

Мужчина, боясь наткнуться на острый, как жало, прут, неуверенно выпрямил
колени.

- Туда, - ласковым голосом проворковал Илья. - Иди, милый человек, иди от
греха подальше, - и он приветливо улыбнулся.

Пошатываясь, Валентин Горелов двинулся по тоннелю.

- Что ж ты не попросил, чтобы мы тебе руки развязали? Или тебе со
связанными руками удобней убегать от смерти?

- Развяжите руки, - именно попросил Валентин. Он говорил так, как больной
обращается к врачу, прося снять повязку.

- Вот это другое дело, наконец-то ты по-человечески заговорил.

Нож, сверкнув лезвием, выпорхнул из пластикового чехла. Пленник испуганно
отшатнулся.

- Подойди, - тихо сказал Вырезубов, - и повернись задом.

Валентин выполнил приказ уже чисто автоматически, не думая. Вырезубов