вижу дымок над кратером, так что диктофончики пока что не нужны.
что вместо морды у тебя кагебешная задница.
Только, ради бога, поскорее.
постепенно наливалось темной густой синевой, как вода, в которой замочили
новенькие, ни разу не стиранные джинсы. Идя через темный сад по усыпанной
хрустящим гравием дорожке, Канаш заметил парочку летучих мышей, которые
исполняли в вечернем воздухе свой хаотичный танец, похожий на беспорядочную
пляску подхваченных порывом ветра клочков грязной оберточной бумаги. Где-то
протяжно крикнула ночная птица. У калитки Канаш обернулся и увидел
освещенную мягким электрическим светом просторную веранду и неподвижно
сидевшую в продавленном кресле фигуру Рогозина.
упростилась бы со смертью Рогозина. Конечно, найти такую хорошую работу в
наше время не так-то просто, но с другой стороны, всех денег все равно не
заработаешь. Рано или поздно придется остановиться, и лучше сделать это
самому, не дожидаясь, когда тебя остановит кто-то другой.
признаком слабости, а слабость была для него непозволительной роскошью -
особенно теперь, когда на горизонте появился серьезный противник. Это дело
было не из тех, которые можно бросить на полпути, и Канаш знал, что не
остановится, пока не узнает, каким будет конец. Кроме того, здесь замешан и
его личный счет к Чеку и Баландину - особенно к Чеку! А Валентин
Валерьянович Канаш привык аккуратно платить по счетам.
кафе ?Роксана?. Было еще довольно рано, но сквозь цветные витражи Канаш
разглядел, что в кафе почти не осталось свободных мест. Он перебросился
парой негромких слов с полузнакомым швейцаром, вежливо улыбнулся в ответ на
его шутку, похлопал украшенного галунами мордоворота по крутому плечу и
вошел в пропитанный запахами еды, вина, парфюмерии и табачного дыма
полутемный зал, где играла музыка, гудели приглушенные голоса и часто лязгал
металл, соприкасаясь со стеклом и фарфором.
выпил минеральной воды и перебросился с засаленным диспетчером десятком
невразумительных фраз. Из этого разговора трудно было что-нибудь понять, но
для посторонних ушей беседа Канаша и Аполлоши не предназначалась.
коньяк, докурил сигарету, встал из-за столика и двинулся куда-то в глубь
кафе своей странной походкой, которая выглядела одновременно и суетливой, и
медлительной. По дороге он как бы между делом ущипнул пробегавшую мимо
официантку за тугой зад, на минутку причалил к бару, чтобы пропустить
рюмочку, и как-то незаметно исчез в замаскированном портьерой проходе,
который вел во внутренние помещения кафе.
со штабелем картонных ящиков молодого человека, с виду - типичного бича и
законченного алкоголика. Вручив обитателю подсобки небольшую сумму, Аполлоша
кратко проинструктировал его, ласково похлопал по спине и вернулся за свой
столик в углу. На этом его работа была окончена - по крайней мере, на
сегодня, чего нельзя было сказать о молодом человеке с внешностью алкоголика
и множестве других людей - молодых и не очень.
незаметно для постороннего глаза и при этом предельно эффективно. Через
полчаса посланное засаленным сводником сообщение достигло адресата. Сидевший
за столиком одного из дорогих ресторанов черноволосый красавец лет тридцати,
одетый в строгий вечерний костюм, смуглый, выбритый до синевы, с
иссиня-черным хвостом пышных вьющихся волос, вежливо извинился перед своей
малокровной, увешанной бриллиантами спутницей, вынул из кармана трубку
сотового телефона и недовольным голосом ответил на вызов.
давая понять, что беспокоиться не о чем, и спросил, четко артикулируя
звуки ?Сколько это будет стоить?? Ему ответили. Судя по всему, названная
сумма удовлетворила черноволосого красавца, потому что он улыбнулся и
коротко бросил в микрофон: ?Действуйте?.
сгорания начал воспламеняться дорогой этилированный бензин, и десятки
красивых, сильных, неплохо образованных молодых людей взялись за дело с
энергией, свидетельствовавшей о том, что им весьма прилично платят. В
результате этих действий в Москве и Московской области произошло несколько
прискорбных событий.
короткое мгновение, когда на его лицо опустилась влажная, удушливо воняющая
хлороформом тряпка. Он успел коротко замычать и два раза дернуться на
кровати, сбивая к ногам легкое байковое одеяло. Когда сопротивление
прекратилось, ему открыли рот, влили туда полбутылки водки и подожгли
матрас. Старая комковатая вата горела неохотно, но в конце концов от тлеющей
постели вспыхнули занавески, и через пару часов дача сгорела дотла вместе с
Чапаем и урожаем лука, разложенным для просушки на веранде.
полуночи начиналось стриптиз-шоу и можно было подцепить сговорчивую
девчонку. Он как раз высматривал ножки постройнее, когда ему вдруг
захотелось отлить. Он отлучился в туалет и больше не вернулся за свой
столик. Его нашли под утро в запертой изнутри кабинке мужского сортира.
Глаза Клюва были открыты, рот испачкан подсохшей белой пеной. В руке он
сжимал пустой одноразовый шприц. Вскрытие показало, что Клюв умер от
лошадиной дозы героина. Это было довольно странно, поскольку раньше Клюв
никогда не употреблял наркотики, но, в конце концов, все когда-нибудь
случается впервые.
районной больницы пациентов не мог сказать, зачем покрытому гипсовой броней
новичку, поступившему накануне, потребовалось выходить в коридор и, более
того, на лестницу. Это было странно, поскольку дело происходило в промежутке
между тремя и четырьмя часами ночи. Бедняга оступился на верхней ступеньке и
скатился вниз. До нижней площадки он добрался уже мертвым, с неестественно
свернутой набок головой. Дежурный врач, заглянув в его историю болезни,
пожал плечами: у парня выдался неудачный денек, в течение которого он дважды
ухитрился скатиться с лестницы. Если бы Ляпа мог говорить, он сказал бы, что
все было совсем не так, но говорить он, увы, не мог - мешали сломанная шея и
то обстоятельство, что он был мертв.
вынесли оттуда все подчистую, не оставив даже мебели. Жену Свиста заперли в
ванной, а самого Свиста, который пытался оказать сопротивление и даже
ухитрился хорошенько приложить одного из грабителей, пырнули охотничьим
ножом сначала в живот, а потом в горло.
приемном отделении института Склифосовского выдала позвонившей ей по
телефону взволнованной женщине полную информацию о состоянии
госпитализированного с ножевыми ранениями Николая Андреевича Аверкина.
Состояние больного было тяжелым, но стабильным и не вызывало опасений за его
жизнь. Аверкин начал идти на поправку, что очень обрадовало звонившую даму,
которая представилась его женой.
бикфордов шнур догорел до конца, и очередь дошла до Николая Аверкина.
***
сестра собрала свои причиндалы, суховато пожелала пациентам спокойной ночи и
вышла из палаты. Близилась полночь.
раскаленными железными зубами, начала утихать, и по телу стала быстро
распространяться приятная умиротворяющая прохлада. ?Слишком быстро, -
подумал Аверкин, чувствуя, как начинают слипаться глаза. - Слишком быстро и
слишком приятно. Морфий, что ли? Надо бы отказаться от этой дряни, пока она
мне не понравилась по-настоящему. Боль - ерунда, терпели и не такую, и без
всякого морфия, между прочим. Правда, дело тут не только в боли. Дело в том,
что после укола можно заснуть и ни о чем не думать. К примеру, о том, каким
кретином я оказался. А все потому, что мне очень хотелось хотя бы на время
остановить мясорубку, которая вертелась в голове. Забыться-то я забылся, но
вот мясорубка не остановилась и сама собой навертела такого фарша, что
вспомнить стыдно. Хорошо, что эти мерзавцы украли диктофон вместе с пленкой,
на которой записано, как я строю из себя идиота и называю бандита
Забродовым. Впрочем, какая разница? Придется во всем признаться Иллариону.
Вот придет завтра он и спросит: Коля, друг, какой черт понес тебя на эти
галеры? Что я ему отвечу? Правду я ему отвечу, вот что?.
спим.
силенок набираться.
спокойной ночи, но сил на это уже не было - он стремительно проваливался в
глубокий, без сновидений, сон. Последним, что он услышал, был щелчок