Андрей ВОРОНИН

СЛЕПОЙ СТРЕЛЯЕТ БЕЗ ПРОМАХА

Анонс

Все - и родственники, и друзья, и сослуживцы уверены что Глеб
Сиверов, которому дали кличку Слепой за феноменальную меткость и
способность видеть в кромешной тьме погиб в Афганистане. Глебу чудом
удалось выжить.

Заинтересованные службы сменили ему имя, фамилию, биографию а
пластические операции до неузнаваемости изменили его внешность.

Теперь он - профессиональный убийца на службе в государственной,
вполне респектабельной организации с коротким названием ФСБ. Трагически
гибнут сослуживцы, знавшие его прошлое. Казалось бы, можно начать еще
одну жизнь...

Но в ФСБ считают иначе...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

"Жигули" восьмой модели цвета мокрого асфальта въехали в один из
арбатских переулков и остановились у подворотни, но двигатель продолжал
работать.

Водитель бросил взгляд в зеркальце заднего вида и недовольно
поморщился.

Несколько минут автомобиль так и стоял с работающим двигателем. Затем
водитель нажал педаль газа, переключил скорость, и "жигули" медленно
въехали в подворотню, развернулись в небольшом дворике и, проехав еще
несколько метров, остановились у подъезда.

Водитель не спешил покинуть автомобиль. Он взял с приборной панели
пачку недорогих сигарет, неторопливо вскрыл ее, сунул сигарету в рот,
немного помедлив, щелкнул зажигалкой, затянулся. Все это время он
внимательно следил за двором, за подворотней, через которую въехал.

После трех-четырех затяжек он выбрался из машины. Все такой же
меланхоличный, чуть настороженный. Одет он был в серую вельветовую
куртку, слегка тесноватую для его широких плеч. Русые волосы были
аккуратно зачесаны.

Он поправил очки с притемненными стеклами в тонкой оправе и еще раз
внимательно огляделся.

У одного из подъездов сидели три старухи. Они о чем-то энергично
судачили, ничуть не придавая значения появившемуся во дворе автомобилю.
Еще несколько автомобилей самых разных моделей стояли во дворе.

Бегло взглянув на номера, мужчина довольно усмехнулся.

- Кажется, все в порядке, - негромко сам себе сказал он и,
затянувшись в последний раз, швырнул сигарету на асфальт, а затем
высокой подошвой спортивного ботинка энергично раздавил окурок Он
наступил на него так сильно, что остался лишь темный след на асфальте.

Взяв из машины спортивную сумку, в которой что-то звякнуло, он
закинул ее на плечо. Достал из бокового кармана куртки связку ключей,
взвесил ее на руке, подбросил ключи зазвенели "Это напоминает мелочь", -
подумал мужчина и вновь внимательно огляделся по сторонам Старухи
продолжали что-то обсуждать, размахивая руками "Наверное, разговаривают
о ценах или о том, что жизнь им надоела. Но умирать, как ни удивительно,
ни одна из них не собирается, - подумал мужчина, глядя на ситцевые
платья, на шерстяные кофты, глядя на акацию, растущую у подъезда, в тени
которой и судачили старухи - Да, все только и говорят, что жить стало
хуже, но все живут"

Затем мужчина сделал движение левой рукой, и на крепком запястье
блеснули массивные часы. Несколько мгновений мужчина смотрел на стрелки,
сузив стального цвета глаза. Он вглядывался в стрелки, будто их
движение, их расположение могли дать ответ на какой-то давно тревожащий
его вопрос.

Затем он вновь сел в машину. Спортивная сумка осталась висеть на
плече.

Удобно устроившись и прикрыв дверь, мужчина указательным пальцем
нажал на клавишу приемника и медленно принялся поворачивать ручку
настройки Секунда, две, три, четыре, пять.

И вдруг он услышал отчетливый голос "Раз, два, три, семнадцать Раз,
два, три, семнадцать" - Что ж, все в порядке, - скривив тонкие губы,
прошептал мужчина.

Выключив приемник, он вышел из машины, захлопнул дверцу и, еще раз
оглядевшись, направился к подъезду. Старухи продолжали говорить о своем.
Во дворе появилось два водопроводчика с железными ящиками в руках. Они
были в грязных замызганных спецовках, в кепках и навеселе. Сантехники
подошли к старухам и о чем-то громко с ними заспорили. Одна из женщин
вскочила со скамейки и стала размахивать руками, проклиная
домоуправление и отсутствие горячей воды. "Да, у всех проблемы, -
подумал мужчина, внимательно прислушиваясь к ругани - Одним воды горячей
не хватает, другим - денег Каждому свое" Войдя в подъезд пропахший
кошачьими испражнения ми и чем-то кислым мужчина поморщился Подъезд
этого пятиэтажного дома выглядел так, словно в нем уже несколько
месяцев, а может, даже год никто не убирал. Вокруг валялись бумажки,
апельсиновые и банановые корки. И, рискуя поскользнуться на какой-нибудь
сгнившей корке, мужчина стал подниматься вверх. Он решил не пользоваться
лифтом. Вообще, старые лифты с зарешеченными проволочными дверями он не
любил Да и что такое пятый этаж для него, полного сил. Он поднимался
легко и спокойно дышал ровно.

На четвертом этаже приостановился и внимательно прислушался. Ему
показалось, что внизу скрипнула дверь, поэтому он решил задержаться еще
на несколько минут. А затем вытащил из кармана связку ключей, зажал ее в
кулаке и буквально взбежал наверх. Минуя пятый этаж, он поднялся на
шестой. Там было две двери. Одна, обитая железом, с надписью на стальной
дощечке "Мастерская художника-графика Олег Преснякова" Мужчина
ухмыльнулся Вторая дверь, слева была деревянной с облупившейся и
висевшей лохмотьями коричневой краской. Под коричневой краской было
видно еще несколько слоев.

На площадке было довольно темно. Но мужчина легко ориентировался в
темноте. Он протянул вперед руку, и ключ тут же попал в замочную
скважину.

Хрустнул и скрежетнул механизм. Тяжелая деревянная дверь абсолютно
бесшумно открылась наружу. Мужчина извлек ключ, затем в темноте нащупал
следующий - длинный, больше похожий на сверло, чем на ключ, - и сунул
его в замочную скважину. Затем достал из кармана маленький ключик,
вставил его во второй замок и неторопливо шесть раз повернул. Послышался
едва различимый писк, и черная бронированная дверь медленно открылась
внутрь.

Мужчина шагнул в темноту, а затем прикрыл за собой дверь. Засовы
первой двери вошли в глубокие пазы, а сверкающие стальные ригели второй
двери бесшумно сдвинулись с мест, и мужчина, толкнув плечом
бронированную дверь, убедился, что и она заперта. Послышался отчетливый
звук, сигнализировавший, что дверь надежно закрылась.

"Ну что ж, теперь без моего на то ведома никто не сможет сюда войти".

Нашарив на стене выключатель, мужчина щелкнул им, и большую комнату
залил желтый свет.

Когда-то давно это помещение принадлежало художнику-акварелисту. Лет
пятнадцать назад он умер. Было довольно много претендентов на эту
мастерскую, но она досталась волею случая молодому студенту Суриковского
института Дмитрию Малиновскому. Два года он в ней работал, а затем
решил, что в Советском Союзе ему делать нечего. Тем более что дипломаты
уже купили у него несколько картин.

Окрыленный этим успехом, Дмитрий решил эмигрировать. Он женился на
одной из туристок, являвшейся подданной Британской короны, и вместе с
ней покинул родину, - покинул Советский Союз и Москву.

Мастерская вновь сменила своего хозяина, и теперь им стал Молчанов
Федор Анатольевич, он же Виноградов Игорь Александрович, он же
Сергиевский Павел Рудольфович, он же Кшиштоф Павловский, по паспорту
немец. Все эти фамилии и паспорта были реальными, настоящими, не
поддельными. Даже немецкий паспорт был настоящим.

Конечно же, хозяин этой мастерской знал, что у Дмитрия Малиновского
ничего не получилось, что сейчас он живет в Англии и занимается совсем
другим делом.

Что у него маленькая лавка по продаже картин, которые ему привозят из
России. А свое творчество Дмитрий Малиновский забросил. У него трое
детей, и шансов стать богатым и знаменитым - никаких.

Хозяин мастерской огляделся по сторонам. О существовании этого
помещения знали несколько человек. Вернее, знали многие: знал сосед,
знали в домоуправлении. Мастерская была оформлена на некоего Владислава
Живчикова. Но такого художника никто не знал. Может, где-то и был
Живчиков, может быть, он даже был знаменит, но это абсолютно не
интересовало Молчанова Федора Анатольевича. А его настоящую фамилию, имя
и отчество знали всего лишь два человека.

И вот сейчас хозяин этого помещения на шестом этаже одного из домов в
арбатских переулках ждал встречи с тем, кто знал его настоящую фамилию.

А настоящая фамилия тридцатисемилетнего мужчины была Сиверов, звали
его Глеб, по отчеству Петрович.

Глеб осмотрелся по сторонам. Все, что было в мастерской, говорило о
том, что уже давно в нее никто не входил. Слой пыли лежал на столе, на
мольберте, на глубоком кожаном кресле, на всех вещах, заполнявших
мастерскую. Но, собственно, сама мастерская Глеба не интересовала.