умудрялась оставаться в стороне. В том, что это была именно другая
жизнь, я уверена до сих пор. Иначе как мне могло казаться, что я люблю
одновременно двух парней? Все то, чего я не находила в Романе, я
находила в Жаке.
издевкой спросил Глеб.
только небольшую часть его жизни. При всем при том он был весьма
образован, начитан.
когда я ждала автобус, и сразу же, без предисловий, предложил:
приходя в гости каждый со своей девушкой. А сейчас случилось так, что у
меня никого нет, а традицию нарушать нельзя.
волосы, смуглая кожа.
голосе было что-то такое властное, что я не могла отказать. К тому же и
дел-то никаких на тот день у меня не было. И чем скучать дома, я решила
отправиться в неизвестное.
поднимались на лифте на последний этаж девятиэтажного дома. Компания
оказалась уже в полном сборе. Никто не удивился моему появлению. Я как
дурочка принялась старательно подсчитывать ребят и девиц. Последних
оказалось на две больше. А на мой вопрос Жак ответил, что некоторые
предпочитают иметь по две любовницы. Я, конечно, держалась немного
настороже, но вскоре расслабилась. Никто не приставал ко мне с
идиотскими предложениями, разговоры велись вполне интеллигентные. Вот
только что-то странное было во взглядах собравшихся за одним столом
людей. Они как будто чего-то не договаривали, прекрасно понимая друг
друга без слов, и только я оставалась в неведении. Еще меня удивило то,
что среди гостей не было пьяных, да и пили все чуть-чуть. Временами
кое-кто исчезал из-за стола и появлялся вновь с каким-то остекленевшим
странным взглядом.
своими разговорами, и никто уже не обращал на нас внимания.
деревянную коробочку, выточенную из цельного куска. Он отодвинул крышку
и положил на стол два одноразовых шприца и ампулы. Затем так, словно
просил принести ему воды из кухни, предложил помочь ему. А когда я
согласилась, боясь показаться не такой, как все, он внезапно остановился
и протянул шприц мне.
принялся учить меня, как нужно делать инъекцию.
стоит попробовать, ведь лишь тогда сможешь судить обо всем. Я помню, как
мне сделалось хорошо, как я смеялась, сидя вместе со всеми за столом,
как улыбался Жак. Когда я собралась уходить, Жак протянул мне листок
бумаги с написанным на нем телефоном.
вновь. На этот раз он заехал за мной на машине. Он даже не спрашивал,
хочу я или нет. Мы отъехали за город, Жак свернул в лес и остановил
машину на поляне. Была поздняя осень, а мы зашли на залитую солнцем
горку, и Жак снова сделал укол мне и себе.
заупрямилась. С тех пор и повелось, что я время от времени звонила Жаку,
мы с ним встречались. Всякое происходило, когда собиралась его компания.
Некоторые ребята занимались сексом прямо у всех на глазах. Но я твердо
решила: только наркотики и больше ничего. Я знала - это единственное для
меня спасение Удовольствие должно быть одно в жизни, уверяла я себя.
Вам, конечно, трудно будет в это поверить, но я до сих пор не знала
никого из мужчин. Да-да, я девушка в самом прямом смысле этого слова. Я
пообещала себе, что лишь только узнаю вкус секса, как тут же брошу
наркотики. Согласитесь, нельзя же жить без цели? А большая эта цель или
маленькая, идиотская или нет - разницы никакой. При всем этом я
умудрялась встречаться и с Романом, который ни о чем не подозревал. И мы
танцевали, танцевали танго, вальс, фокстрот. Это он научил меня
по-настоящему разбираться в танцах. Он ни разу не настаивал на сексе,
наверное, танцы были для него своеобразным наркотиком. Уж я научилась
различать это состояние, когда у человека глаза словно бы смотрят внутрь
себя, а не наружу. Но все хорошее рано или поздно кончается. А то, что
мне было хорошо, - это точно. И вряд ли теперь так будет когда-нибудь.
Как-то раз Жак попросил меня подержать у себя небольшую партию ампул.
Дня три-четыре, не больше. И я, как последняя дура, согласилась.
впервые что-то прятать так, чтобы его не мог найти никто из родных. Нет,
и раньше мне приходилось прятать кое-какие вещи - например, свои
дневники. И я не придумала ничего лучшего, как спрятать их вместе -
дневники и ампулы. Времени до прихода родителей оставалось немного, и я
открыла футляр больших напольных курантов, которые стояли у нас в
гостиной. Часы Давно остановились, никто из мастеров не брался их
починить. Но они стали настолько привычными в нашей семье, что никто не
решался избавиться от них. И вот, в самом низу, под блестящим диском
маятника, в котором отражалась вся наша комната, я и спрятала несколько
упаковок с ампулами, прикрыв их тетрадками своих дневников. Сверху я
положила листок, на котором мать раньше записывала дни, когда она
заводила часы.
кроме меня, никто не заглядывал. Весь вечер мне казалось, что мать
обязательно отыщет припрятанное мной, и когда она выходила из комнаты, я
даже несколько раз порывалась перепрятать ампулы. Но каждый раз,
заслышав ее шаги, с беззаботным видом усаживалась на диван и ничего не
видящими глазами пялилась на экран телевизора. А назавтра, когда я
осталась одна, ко мне пришел Роман. Мы сидели, слушали музыку. А
потом... О Боже, как я жалею о том, что случилось! Мне захотелось кофе.
Роман предлагал приготовить сам, а я как дура отказалась.
никак не могла взять в толк, с чего это он вдруг стал неразговорчивым и
как-то немного враждебно посматривает на меня. Вскоре, сославшись на
дела, он ушел. Лишь только после обеда я заглянула в футляр часов. Ни
ампул, ни дневников там не оказалось! Первой мыслью было, что их
обнаружила мать, и я была готова провалиться сквозь землю от стыда.
Затем я подумала, что их забрал Роман, и долго не могла заставить себя
позвонить ему. Лишь только вечером, перед самым приходом матери, я
наконец-то сняла трубку и набрала номер.
свидание на мосту, недалеко от пристани речного трамвайчика. Я приехала
на место на двадцать минут раньше, чем договаривались. Я уже издали
увидела Романа, который стоял облокотившись на поручень, и смотрел в
воду. В руках он держал газетный сверток. Когда нас уже отделяло шагов
двадцать, не больше, он у меня на глазах развернул газету, и я увидела,
как с высоты моста летят вниз и крутятся блестящие ампулы - сверкающий
дождь над темной водой. Они даже еще не успели коснуться поверхности,
как я подбежала к нему и принялась колотить в грудь кулаками.
явно гордый своим поступком. - А вот и твои дневники, - он протянул мне
две тетрадки, - я не читал их, честное слово.
впервые произнесла это слово вслух применительно к себе.
даже не поинтересовалась, где я была. И когда мы садились ужинать, вдруг
начали бить часы. Мать остолбенела. Замерла и я.
должны пробить тринадцать раз, но этого последнего рокового удара не
прозвучало.
не представляя себе, что же я скажу Жаку, когда он попросит вернуть
ампулы. Но до самого утра так ничего толкового и не придумала. А
назавтра позвонил Жак. Я наврала ему что-то несусветное про то, что у
нас сейчас гости, а я спрятала ампулы как раз в той комнате, где они
сидят. И только потом сообразила: как же я могу говорить обо всем этом
по телефону, если меня могут услышать! И тут я начала врать про то, что
к нам вчера приходил мастер и поставил телефонную розетку в моей
комнате.
сидеть вечно, и ты отдашь мне должок завтра.
самого моего дома и видел, как она выходит. Я вновь принялась врать. На
этот раз Жак говорил со мной на удивление ласково, просил не