Чтение 81–й страницы книги ~Слепой стреляет без промаха~

бухточки, где, обложенный камнями, еще тлел костер. Угли уже успели
подернуться черной сеткой пепла, и только ветер, иногда налетая на
кострище, выдувал из-под черных угольев маленькие синие язычки пламени.

Женщина присела на камень, и ее лицо то выхватывалось из темноты
призрачным светом, исходящим от тлеющих углей, то вновь терялось во
мраке.

- Почему ты оказалась с Валентином в этой довольно странной компании?
- спросил Глеб.

- А ты, Федор, что, журналист, и решил вот таким способом выведать у
меня кое-что для очередной статьи?

- Мне просто интересно. Я абсолютно случайный человек, хотя и меня не
покидает чувство, что знал тебя раньше.

- Это банально, - рассмеялась Лада.

- Да, но не на берегу мори, когда смотришь в темноту.

- Ты смотришь на меня, - сказала женщина. - А ты?

- А я боюсь, что ты это заметил.

- Я знаю о тебе немного больше, чем ты думаешь, - признался Глеб.

- И что же?

- Например, я знаю, что твой отец был крупным партийным чиновником.

- Да? - чуть слышно произнесла Лада.

- И если тебе теперь приходится быть в компании вместе с Валентином,
то скорее всего, он уже умер.

- Два года тому назад, - негромко произнесла женщина, а затем
вскинула голову и посмотрела в глаза Глебу.

Тот выдержал ее взгляд.

- Ты прав. Я должна тебе рассказать о себе, хотя бы в благодарность
за то, что ты подарил мне этот вечер.

- Уже ночь, - напомнил Глеб.

- Подарил ночь - это звучит двусмысленно, - женщина улыбнулась и
протянула к костру руки. - Сперва все шло довольно хорошо. Отец успел
приготовить себе запасной аэродром прежде, чем потерял должность. Он,
как и большинство его друзей, занялся банковским делом. Меня мало
интересовало, что там отмывается - партийные деньги или криминальные.
Как ты, думаю, успел заметить, Федор, я не из тех людей, которые
задумываются, откуда берутся деньги. А затем появился Валентин. Отец с
годами сдал, и тот все больше и больше прибирал дело к своим рукам. И
вот однажды вечером отец пожаловался мне, что уже не может уследить за
всеми операциями банка. А потом у него случился сердечный приступ. Такое
бывало и раньше, я, честно говоря, не сильно беспокоилась и даже
позволила себе пойти в гости к одной из своих подруг и осталась у нее
ночевать в то время, когда отец был в больнице. А наутро, когда пришла
проведать его, узнала, что он скончался. Ты не подумай, я очень любила
его и даже не подумала о деньгах.

Прошло еще две недели, когда я поняла, что мне больше не на что жить.
И тогда я пришла к Валентину, абсолютно не представляя, каким образом
могу получить хоть что-то из отцовских денег. Он показал мне какие-то
документы, убеждал, что отец ничего, кроме зарплаты, в правлении банка
не получал и не владел никакими акциями. Короче, он довел меня до слез и
дал понять, что без него я и гроша ломаного не стою.

- А потом? - поинтересовался Глеб.

- А потом он предложил встретиться в ресторане и обсудить наши дела
не в такой официальной обстановке.

- И ты, конечно, согласилась?

- А что мне оставалось делать? Это вам, мужчинам, жить легче. Каждый
из вас способен, если захочет, сделать свою жизнь сам.

- Ты тоже сделала свою жизнь сама.

- Но назвать это жизнью довольно сложно. Нет, ты только не подумай,
Федор, я не жалуюсь тебе. Ты сам просил рассказать, хоть я понятия не
имею, на кой черт тебе сдалась моя исповедь. Другой бы на твоем месте,
думаю, уже воспользовался бы моментом...

- Ты только не говори, Лада, "моей слабостью".

- Нет, к любви я отношусь прагматично. И если отдаюсь мужчине, то не
пытаюсь представить дело так, будто бы только он один получает
удовольствие.

Глеб хотел услышать от Лады другие слова и понимал, что эти слова
готовы сорваться у нее с губ, она только прячется за грубостью,
представляя себя цинично-раскрепощенной.

- А ты хотела бы изменить свою жизнь?

- Это невозможно, - усмехнулась Лада. - Слишком я люблю деньги и
спокойную жизнь.

- Спокойной твою жизнь назвать трудно.

- Это только сейчас. Надеюсь, мне все-таки удастся вырвать у
Валентина свои деньги, и тогда я пошлю его к черту.

Лада зябко повела плечами, и это не могло укрыться от Глеба. Все
происходило не совсем так, как ему мечталось. Слишком уж буднично и
откровенно.

Он поднялся, подошел к женщине и обнял ее за плечи сзади. Та
запрокинула голову и приоткрыла губы. Глеб наклонился, поцеловал ее,
почти не испытав при этом возбуждения.

- Я тебе не нравлюсь? - спросила Лада.

- Ты мне не нравишься такой.

- Какой именно? - Лада прикрыла глаза. - Я умею быть разной, ты
только подскажи.

- Все нужно делать так, словно это происходит впервые, - Глеб прикрыл
глаза и его руки скользнули в разрез ее рубашки.

- Тогда это называется обманом, - Лада перехватила его руки и прижала
к своей груди. - Можно притворяться сколько угодно, но новизна чувств
никогда не возвращается.

- А ты задумайся, - посоветовал Глеб, - вспомни, как это было в
первый раз.

- Ты начинаешь меня испытывать, - шепотом отвечала женщина, - но
только запомни, если я вернусь в памяти в прошлое, то меня не будет
здесь, с тобой.

- А я вернусь в свое, и мы затем вновь встретимся здесь, на берегу.

Он опустился на одно колено, положил голову женщины себе на руки и
принялся слегка раскачивать ее, словно бы хотел убаюкать.

- Мне так хорошо, что не хочется ничего большего, - говорила Лада, а
руки ее тем временем обвили Глеба за шею, и они вновь поцеловались.

Уже лежа на гальке пляжа, и Глеб, и Лада вслушивались в шорох камней,
и каждый из них вспоминал шелест газетной бумаги на полу кладовки,
подготовленной к ремонту.

- Лада... - шептал Глеб, ловя губами мочку ее уха. Женщина
уворачивалась, но только сильнее прижимала к себе мужчину.

- Лада... - повторял Глеб.

А та молчала, не называя его по имени. Затем Лада присела на
корточки, сбросила через голову рубашку. Куртка Глеба полетела на
гальку, сверху он бросил майку. Мужчина и женщина стояли: Глеб - опустив
руки, Лада - скрестив их на груди.

- Ты боишься, что я увижу тебя? - Сиверов взял ее за запястья и отвел
руки от груди.

Лада молча расстегнула ремень джинсов. Скользнул вниз ползунок
застежки.

Она освободилась от одежды, и уже не стесняясь своей наготы,
посмотрела на Глеба. Тот, не сводя с нее взгляда, тоже принялся
раздеваться.

Но лишь только Глеб сделал к женщине один шаг, та развернулась и
побежала к морю. Он догнал ее уже в воде, когда она успела отплыть от
берега и, перевернувшись на спину, смотрела в звездное небо. Каждый
взмах ее руки сопровождали яркие искорки, расходившиеся лучиками в
морской воде. Глеб обнял Ладу и поцеловал. Они медленно погружались в
воду, а затем, коснувшись ногами дна, оттолкнулись от него и вынырнули.
Лада жадно вобрала в себя воздух, тряхнула мокрой головой.

- Впервые я не боюсь, купаясь ночью в море... наступить на
утопленника, - рассмеялась она.

Вместе они подплыли к берегу. А когда стало совсем мелко, вновь
обнялись.

Волны то накатывались на них, то уходили, оставляя любовников на
мокрой шуршащей гальке.

- Мы не утонем? - смеялась Лада, когда очередная волна пыталась
утащить их вслед за собой в море.

Наслаждение они испытали одновременно. Глеб с глухим стоном лег на
мокрую гальку. Лада лежала рядом. Она молчала, лишь морщась покусывала
губы. И тут Глеб среди шума волн расслышал осторожные шаги.

Он тут же напрягся и, перевернувшись на живот, посмотрел на берег.
Всего в пяти шагах от них стоял телохранитель Валентина - тот самый,
которому он запустил в лоб пистолетом. Теперь на этом месте красовался
ярко-белый крест из лейкопластыря. В руках он сжимал два пистолета. Глеб
тут же узнал свой. Один ствол был нацелен на него, второй - на Ладу. На
лице Алика блуждала ехидная улыбка.

Лишь только Глеб попробовал приподняться, как телохранитель тут же
скомандовал:

- Лежать!

Лада вскрикнула.

- Так, - процедил сквозь зубы Алик. - Хозяин, думаю, очень
обрадуется, когда я приведу вас к нему в таком виде, - он расхохотался.

Глеб, не раскрывая рта, сквозь зубы прошептал:

- Лежи и не двигайся. А когда он подойдет ближе...

- Не надо, - чуть слышно отвечала Лада, - я сейчас все улажу. Алик, -
устало произнесла она, поднимаясь с гальки.

- Лежать! - закричал тот. Лада лишь махнула рукой.