что были, да и ты не очень им помог... Ox... - Он постоял, осторожно
переступая с ноги на ногу. Потом заговорил, как будто не было паузы: - Я
не собирался шлепнуть его с этой горы, сынок. Есть другие места... Мальчик
не вернулся из школы. Знаешь что-нибудь об этом?
- Возможно, - в этот раз я солгал не полностью.
- Старшая дочь вышла замуж и переехала. Младшая ездит на этой иностранной
голубой машинке в школу. Шериф получил немного денег, продав землю под
застройку, и, кажется, первое, что он сделал, - купил каждому по новой
машине. Мальчику около десяти лет. Он ездит на школьном автобусе. Обычно
он дома около четырех. Но сегодня он не вылез на углу вместе с другими
пацанами. Женщина помахала шоферу, чтобы он остановился, и о чем-то с ним
поговорила. Потом она вбежала в дом. Через десять минут галопом прискакал
шериф и тут же наскочил на меня. Я не знаю, Янссен, насколько мне нравится
идея использовать малышей, если вы собираетесь это сделать. - Я ничего не
ответил. Холлинсхэд пожал своими худыми плечами, прекращая обсуждение
этого вопроса, и посмотрел в сторону Марты. - Кто она?
- Неважно, - ответил я. - Вам не надо знать, кто она. И не читайте мне
нотаций, папаша. Моя дочь мертва и ваш сын...
- Внук. Последний мужчина в роду Холлинсхэдов, если для тебя это
что-нибудь значит. Иногда мне кажется, в наши дни уже никто не знает, что
такое родственные чувства.
- Я знаю.
Говоря это, я чувствовал себя гнусным обманщиком. Чем больше я говорил со
стариком, тем меньше мне хотелось врать ему, но симпатии и антипатии
совершенно не относятся к делу, на что не преминул бы указать Мак.
- Думаю, ты знаешь, - сказал Холлинсхэд. - Мой сын - нет. Точно так же,
как Дюбук. Мой сын был воспитан правильно. Он знает, что если спустить им
это... - Старик глубоко вздохнул. - Нельзя спустить им этого, ни за что
нельзя. Есть вещи, которые ни один мужчина не должен прощать - например,
если его малыша застрелят неизвестно за что. Когда они переступают все
границы, они должны умереть, пусть даже у них красивая голубая форма,
белые штаны или особые бляхи. Но мой сын... у него хорошая работа в городе
и маленькая жена с мышиной мордашкой. Он не собирается что-либо делать. В
точности как тот Дюбук - он думает о своих соседях, а не о своем мертвом
мальчике. Вот я и пришел вместо него. Кое-кто должен умереть за то, что
пролил кровь последнего из Холлинсхэдов. И по праву его должен убить
Холлинсхэд. Я спросил:
- Если вы настроены это сделать сами, мистер Холлинсхэд, почему вы вообще
обратились к Дюбуку? Старик поколебался.
- Что ж, сынок, я скажу тебе. Когда я сказал тому человеку, как долго
собираюсь прожить, если он заложит меня полиции, я отчасти блефовал. Дело
в том, что мне, как говорит доктор, не так уж много и осталось. Я сказал
бы спасибо, если бы ты вернул мне те маленькие таблетки, которые взял из
кармана моей рубашки. Не могу сказать, когда они могут мне понадобиться.
- Возьмите их. Они в грузовике, - ответил я. Никто из нас не двинулся с
места. - Когда мы боролись, я бы не сказал, что у вас больное сердце.
Он криво улыбнулся.
- Когда ты прыгнул, я не думал о своем сердце. Во всяком случае,
путешествие сюда досталось мне тяжело, и я не был до конца уверен, что
буду в состоянии сделать дело. Вот почему я хотел, чтобы вместе со мной
был кто-нибудь еще для страховки. Но сейчас я чувствую, что сделаю это,
Янссен. И был бы тебе очень обязан, если бы ты оставил это дело мне. -
Холлинсхэд некоторое время внимательно рассматривал меня. - Говорю тебе,
давай договоримся. Дай мне разобраться с этим шерифом, и я... у тебя есть
с собой одна из тех удавок? Или провод и штуки, из которых ты ее сделал?
- Может быть, - сказал я, избегая прямой лжи.
- Тогда просто брось все это в мой грузовик. Когда они меня схватят - с
моим сердцем я вряд ли смогу бежать слишком быстро, - я скажу, что это я
позаботился о всех троих, а ты останешься чистым и свободным. Это
достаточно справедливо, разве не так?
- Мне надо будет это обдумать. Сначала я принесу вам таблетки.
Я подошел к грузовику и сделал вид, что полез внутрь, хотя маленькая
пластиковая бутылочка была у меня в кармане. Я хотел достать еще кое-что,
но мне надо было повернуться к нему спиной, чтобы сделать это незаметно.
Затем я вернулся, протягивая ему бутылочку с таблетками. Мне удалось
уронить ее прежде, чем он успел ее взять. Когда он наклонился, я воткнул
ему в шею иглу шприца и поддержал под руки, чтобы, падая, он не расшибся.
- Подними бутылочку и положи ему в карман, чтобы она была под рукой, -
приказал я, еще поддерживая бесчувственное тело. Марта не двинулась с
места. Она стояла, глядя на меня большими осуждающими глазами. - Ох, ради
бога, это только снотворное! Через четыре часа старик проснется бодрым и
отдохнувшим. А сейчас, пожалуйста, подними таблетки.
Мне не хотелось возвращаться к прежней группе деревьев. Не стоит
пользоваться одним и тем же укрытием дважды. Однако Оклахома - не совсем
джунгли, и я не видел поблизости другого места, где можно было бы укрыть
две машины.
Оставив Марту присматривать за нашим спящим пленником, я со своим биноклем
пробрался на возвышенность. Добираясь до гребня, я немного пораскинул
мозгами. Оставив дом без наблюдения, я мог сорвать все дело, по крайней
мере в части, касающейся Карла. Если бы мой охваченный жаждой мести
коллега действовал быстро, он уже успел бы назначить встречу. Если это
случилось, у меня не было ни малейшего шанса перехватить шерифа.
Однако служебная машина Раллингтона все еще стояла во дворе рядом с новым
"фольксвагеном" и "кадиллаком". Там был еще грузовик-пикап,
предположительно принадлежащий выкурившему слишком много сигарет часовому,
и служебная машина с радиоантенной и мигалкой. Двое мужчин, развалясь,
сидели в тени на террасе дома. Немного погода я заметил еще одного,
который шатался около сарая. В доме за закрытыми шторами горел свет.
Пока я внимательно наблюдал в свой старый ночной бинокль, который достался
мне на другом континенте в другой войне (если то, в чем я сейчас
участвовал, можно квалифицировать как войну), шериф вышел из дома с двумя
мужчинами в больших шляпах, с пистолетами и значками полицейских. Он
проводил их до машины, задержал для каких-то последних инструкций и
отпустил. В сумерках я хорошо рассмотрел его: коренастый, лысеющий
человек, отягченный заботами. Потом он повернулся и, перекинувшись
несколькими словами с типами, сидевшими на террасе, исчез в доме.
Как бы то ни было, он все еще был здесь. Что ж, я всерьез и не думал, что
Карл позвонит ему так быстро. Он хочет заставить их поволноваться
некоторое время, проверить все невероятные возможности: что мальчик выбрал
этот день, чтобы убежать из дому; стал жертвой сбившего его и
скрывавшегося водителя либо гомосексуального совратителя детей; что он
попытался ползти за кроликом по канализационной трубе и застрял на
полпути. Он хочет, чтобы они вообразили самое худшее, что могло случиться.
Тогда звонок телефона будет для них облегчением.
Я совершил небольшую разведывательную экспедицию примерно на полмили влево
вдоль горы и нашел лучшее место для наблюдения - лучшее в том смысле, что
оно было ближе к дороге. Оттуда я уже не мог хорошо видеть дом и двор, но
у меня все же была возможность засекать каждого, кто въезжает или выезжает
оттуда. Если бы появилась машина и повернула в моем направлении, у меня
был бы небольшой резерв времени.
Двигайся она в другом направлении, я почти сразу потерял бы ее из виду, но
та дорога вела в Форт Адаме. У меня было предчувствие, что Карл захочет
действовать на открытом пространстве. От дома Раллингтона местность
намного больше просматривалась на восток, чем на запад. Шансов на то, что
шериф поедет в мою сторону (если поедет), было значительно больше половины.
Покидать такое прекрасное место для наблюдений не хотелось, но надо было
еще кое-что сделать. Я выскользнул из кустарника и поспешил к машинам.
Марта была возбуждена и раздражена. Она потребовала отчета о причинах
задержки и настояла на том, чтобы я осмотрел старика. Она сказала, что он
кик-то странно дышит. По моему мнению, он дышал, как и должен дышать
пожилой человек под наркозом. Но это ее не успокоило. Марта явно
подозревала, что я задумал нечто зловещее и жестокое, и она была
совершенно права. Однако она не подозревала, что своим присутствием
помогла мне принять решение, к которому я пытался прийти с тех пор, как
понял, какой оборот принимают дела.
- До свидания, Борден. Она резко повернула голову:
- Что?
- Пока, - ответил я. - Начиная с этого момента в операции участвует только
один человек. Бери "шевроле", поезжай в Амарилло и верни его в пункт
проката. Ожидай меня в мотеле, где мы оставили универсал и лодку. Если
завтра в контрольное время я не появлюсь, действуй по своему плану, но на
твоем месте я бы попытался добраться до Флориды и связаться с тем
джентльменом, который должен вывести на твоего отца. Прист, конгрессмен
Генри Прист, Робало Айленд, помнишь? Вот ключи от универсала и лодки, если
они тебе понадобятся.
Она неохотно взяла ключи:
- Но я не понимаю, что вы собираетесь делать? Может, я могу помочь?
Она говорила искренне. Естественно, мне приходила в голову мысль
использовать ее. Это была соблазнительная идея. При ее привлекательности
она была бы хорошей приманкой. Даже преданный слуга закона с серьезными
личными проблемами остановил бы для нее машину. Однако с присущими ей
предубеждениями и принципами было исключено, чтобы она смогла успешно
проделать то, что я задумал: скажем, остановить машину Раллингтона и
отвлекать его внимание, пока я не прыгну на него.
- Помочь? - сказал я презрительно. - Как, черт возьми, ты можешь помочь? В