21
а то ее вдруг пронизывало острой болью и к перемене погоды ломило. Так
тянулось долго. Но хромым я не остался.
почувствовал, что он вернулся. Он отобрал у меня лодку, он поставил меня в
затрудненье; охотничий сезон еще не начался, и стрелять нельзя было. Как
же это он, ни словом не предупредив, отнял у меня лодку? Двое работников
господина Мака утром вывезли в море какого-то незнакомца.
а вечером доставляют на берег. Он изучает морское дно.
случайности на борту парохода, он приехал со Шпицбергена и привез собранье
раковин и морских зверушек, его называют бароном. Ему отвели залу и
соседнюю с ней комнатку в доме господина Мака. К нему очень внимательны.
я. Я отправляюсь в Сирилунн. Я тотчас же замечаю, что Эдварда в новом
платье, она словно бы выросла, платье очень длинное.
руку.
Простуда. Вот, не бережется... Вы, надо думать, пришли узнать насчет
лодки? Придется мне ссудить вам другую, ялик. Он не новый, но если
хорошенько отчерпывать... Дело в том, что у нас гостит один ученый
господин, так что сами понимаете... Времени свободного у него нет, он
работает весь день и возвращается к вечеру. Вы уж дождитесь его, он скоро
будет. Вам ведь интересно свести с ним знакомство? Вот его карточка, с
короной. Он барон. Приятнейший человек. Я познакомился с ним по чистой
случайности.
очень-то на это и рассчитывал, пойду себе домой. У меня в сторожке лежит
еще немного рыбы. Чем рыба не еда? Ну и спасибо, с меня довольно.
лицо, выдающиеся скулы, бедная черная бороденка. Взгляд за сильными очками
острый и пронизывающий.
запонках. Он слегка сутулился, и худые руки покрыты синими жилами, а ногти
словно из желтого металла.
изволили тут пробыть?
и морских зверушках, и он с готовностью согласился, объяснил нам, какие
глины залегают в окрестностях Курхольмов, вышел в залу и принес оттуда
образец взморника из Белого моря. Он то и дело поднимал к переносью правый
указательный палец и поправлял золотые, в толстой оправе очки. Господина
Мака в высшей степени заинтересовали разъяснения барона. Прошел час.
выстреле. Я уже оправился? В самом деле? О, он весьма рад. Откуда это он
знает о несчастном случае? - подумал я. Я спросил:
Мак?
последних словах барона у меня вдруг потеплело на душе. Я не смотрел на
Эдварду, я думал: спасибо тебе, что говорила обо мне, называла мое имя,
произносила его, хоть что тебе в нем? Доброй ночи.
на нездоровье. Равнодушно протянула она мне руку.
деда, консула Мака.
булавку король Карл-Юхан собственноручно приколол на грудь моего деда.
окна залы, там стояла Эдварда, высокая, прямая, она обеими руками отвела
гардины и смотрела в окно. Я даже не поклонился, все разом вылетело у меня
из головы, смятенье охватило меня и погнало прочь.
да когда же все это кончится! Вдруг меня бросило в жар, и я застонал в
бессильной злобе. Нет, не осталось у меня ни чести, ни гордости, неделю,
не более, я пользовался милостью Эдварды, это давно позади, пора бы и
опомниться. А мое сердце все не устанет звать ее, и о ней кричат дорожная
пыль, воздух, земля у меня под ногами. Отец небесный, да что же это
такое...
наважденья не отпускают тебя ночами. И душный воздух кольцом сжимает твою
голову, спертый, прошлогодне пропахший воздух. А небо дрожит такой
немыслимой синевой, и горы зовут тебя к себе. Эй, Эзоп, живее!
22
приезжий барон все вечера, как он возвращался с моря, проводили вместе, я
видел их раз возле мельницы. Другой раз они прошли мимо моей сторожки, я
отпрянул от окна и тихонько затворил дверь на засов, на всякий случай. Я
увидел их вместе, и это не произвело на меня никакого впечатления, ровным
счетом никакого, я только пожал плечами. Еще как-то вечером я столкнулся с
ними на дороге, мы раскланялись, я выждал, пока поклонится барон, а сам
лишь двумя пальцами тронул картуз, чтоб выказать невежливость. Когда мы
поравнялись, я замедлил шаг и равнодушно смотрел в их лица.
тоска, в голове неотступно стояло все одно и то же, даже милый серый
камень подле сторожки как-то безнадежно и горько глядел на меня, когда я к
нему приближался. Шло к дождю, стоял тяжкий плотный жар, левую ногу мою
ломило, утром я видел, как жеребец господина Мака брыкался в оглоблях; мне
ясно было значенье всех этих примет. Надо запастись едой, пока стоит
погожая пора, подумал я.
отправился к пристани. Тоска мучила меня больше обычного.
и спросил:
вист?
я.
тучами, я только тем и спасался, что курил. Пикша клевала, я удил на две
удочки, улов был славный. На возвратном пути я подстрелил двух чистиков.
внезапная мысль, я говорю кузнецу:
полуночи.
кузнеца. Ева была одна.
она почти не глядела на меня. - Ты такая молодая, у тебя такие добрые
глаза, до чего же ты милая, - сказал я. - Ну накажи меня за то, что о
другой я думал больше, чем о тебе. Я пришел только одним глазком на тебя
взглянуть, мне так хорошо с тобою, девочка ты моя. Слыхала ты, как я звал
тебя ночью?
Ну да, я сказал - Эдварда, но знаешь что? Не будем больше про нее
говорить. Господи, до чего же ты у меня хорошая, Ева! У тебя такой красный
рот, сегодня особенно. И ножки твои красивее, чем у Эдварды, вот, сама
погляди.
отвернуться, но одумывается и одной рукой обнимает меня за шею.
Я сказал:
она говорит как дитя, она говорит "более счастливее", я сам слышал. Как
по-твоему, красивый у нее лоб? По-моему, некрасивый. Ужасный лоб. И рук