Павел Гейцман.
Смертоносный груз "Гильдеборг"
продал!
- Гут!
и сбило меня с ног. Безумие. Четырехмерный фильм ужасов! Серый экран
рассвета разодран обломками спасательных шлюпок. Медленно и беззвучно падали
они в море. Бешеные волны захлестывали палубу. Передо мной возникло желтое
лицо Гута. Я ничего не видел, я не хотел этого видеть, я боял- ся посмотреть
на море.
разливался бесцветно-пепельный рассвет. Ни ночь, ни день. Нечто
безжизненное: то ли первый миг творения, то ли начало всемирного потопа.
Амстердама в Геную для фирмы "Андреотти" двести тонн окисла урана U3O8,
упакованного в специальные свинцовые контейнеры. Детекторы Гейгера -
Мюллера, снабженные оптическими и акустическими индикаторами уровня
радиоактивности, контролировали грузовые трюмы, мостик и все рабочие места
на нижней палубе. Они были соединены с центральным сигнальным устройством -
в случае превышения допустимых норм радиации сирены тревоги включатся
автоматически. Все члены команды должны были постоянно иметь при себе
прикрепленный к одежде индивидуальный дозиметр, а в грузовые трюмы входить
разрешалось только в резиновых костюмах, предохраняющих против радиации.
холоде, но здесь, в машинном отделении, ослепительное сияние электрических
лампочек утомляло глаза и тяжелая жара, пропитанная маслом, стекала по
стальным стенам.
репродуктора на панели управления. Предупреждающая лампочка, разбуженная
кем-то на капитанском мостике, замигала, и с дремотным спокойствием уходящей
ночи было покончено.
Гут, старший механик и шеф ночной смены. Он перевел глаза на часы,
показывающие около половины четвертого, потом подошел к пульту управления.
Турбина переходила на низкие обороты.
были пройти Гибралтарский пролив и вдоль испанских берегов направиться в
Геную. Всю дорогу европейское побережье было у нас на виду. Высокие
скалистые берега Нормандии, ветреный Бискайский залив, где уже ощущалось
холодное дыхание тяжелых водных масс Атлантического океана, и зеленые склоны
Португалии. "Причаливаем? - подумал я. - Куда же это мы причаливаем?"
напряжение в сети упало. Теперь должен был появиться шеф-инженер, чтобы
контролировать маневр причаливания.
на электрические часы и отрицательно покачал головой.
Ничего. Оптические и акустические индикаторы дремали, уровень радиации нигде
не повысился.
засиял красный свет.
пока еще не сдается. Светлые невыразительные глаза, поредевшие волосы и
испитая пористая кожа. Старший механик ночной смены и я, его помощник.
Мальчик на побегушках. С условием держать язык за зубами.
пробуждающегося Средиземного моря где-то между Испанией и Алжиром. По
крайней мере, ей следовало бы стоять там. Все это время мы держались
регулярных морских путей.
о кораблях и мореплавании? Машинное отделение и котельная были в порядке,
турбина была в порядке, вал и гребной винт - тоже, это мы знали точно.
Контрольные приборы сигнализировали бы о повреждении. Но такое судно, как
"Гильдеборг", безо всякого повода среди плавания не остановится. Каждая
минута опоздания стоит денег, много денег, а принимая во внимание наш груз -
огромное количество денег.
только бы не повышалась радиация. Приказали остановить - он остановил. Мы
должны делать все, что прикажут те, наверху, а на остальное нам наплевать.
разумеется, было тоже запрещено. Не знаю почему, ведь не везли же мы
нефть...
было только мечтать. Платили главным образом за риск, и привлекало то, что
после окончания пути половине экипажа разрешалось покинуть судно. Оставался
только кадровый состав. Это было специальное судно, для специальных целей.
Оно не было предназначено для длительного использования, оно должно было
окупить себя за один рейс. Вцепился я в это место не раздумывая и держался
обеими руками, да и кто бы не ухватился за него? Меня взяли только потому,
что я был инженером-механиком. Всякий раз, когда я вспоминал об этом, мне
становилось смешно. Инженер-механик с либеньской верфи. Где теперь эта
верфь, и какой я теперь инженер... Так, помощник в машинном отделении.
Скорее всего, меня взяли благодаря тому, что Августа переспала с капитаном
Фарриной. Я делал вид, что об этом не догадываюсь, я не хотел знать, как
было на самом деле. Августа была великолепна, по крайней мере, мне она такой
показалась. Она танцевала и пела в одном из самых лучших амстердамских
ночных клубов.
металлический голос капитана, и зазвучала сирена тревоги.
промасленных спецовках не показывали никаких изменений.
случилось. Этот идиот не даст людям даже выспаться!
сменят. Я глубоко вздохнул. Учебная тревога. Никакой капитан не упустит
возможность хоть одну внести в судовой журнал. Что, если бы...
турбины возле спящего сердца корабля. И дремали, прикрыв глаза. На членов
команды, несущих службу в машинном отделении, приказ не распространялся.
Судно должно быть в любое мгновение под парами, готовым к плаванию. Давление
не должно упасть. Только по прямому указанию капитана смена покидала
машинное отделение и котельную. Это случалось, когда вода доходила до
лопаток турбины и грозила опасностью взрыва котлов.
удивленно поднял голову. Казалось, шлюпки спускают сломя голову, в панике.
Ничего подобного при учебной тревоге не могло быть. Шлюпки не должны были
даже коснуться борта корабля. Боцман за это разорвал бы парней.
возьми!
отношения, он приказывал, а я слушался. Этому уж я научился. Я забыл о своем
дипломе - в этом мире он был ни к чему. Только, поэтому я с самого начала не
потерпел крах. Сварщик корабельных конструкций на огромной гамбургской
верфи. Мой диплом инженера не признавали, удостоверение сварщика - да.
Каторжная работа, но - деньги. А мне они были нужны. Для себя и для Августы.
собственно, делается?
И в котельной было тихо и пусто. Как же мы этого не заметили? Два марша
вверх по железным трапам... В непривычной тишине ступени громко вибрировали
и гудели. Перепрыгивая через две ступени,, я летел на палубу. Уже не
слышались ни сирены, ни голоса. Запыхавшись, я открыл тяжелую стальную
дверь.