рычажки... Приняв душ, побрился, заварил большую чашку крепкого кофе,
нашел в холодильнике сыр, в буфете на кухне кусок от полметрового свежего
хлеба, мягкого как вата и такого же пресно-невкусного, его сожмешь, он тут
же распрямляется; намазав его апельсиновым джемом, я все это сжевал, запил
кофе и выпорхнул.
Перфильева звонит какой-то француз и разыскивает татарина или башкира
Алибаева Фарида Латыповича!
мой имел уже иной смысл...
размазывался скатами автомашин по мокрому асфальту. Всегда уютный Париж в
эту пору выглядел, как любой большой город в самое неприветливое время
года: зонтики, плащи с поднятыми воротниками, торопливые шаги, в метро
запах сырого меха и просыхавшей ткани.
офис. Около четырех пополудни принесли телеграмму. Она была от сестры:
"Срочно прилетай. Мама при смерти, Инсульт". Я позвонил в
представительство "Аэрофлота". Знакомая девочка пообещала билет на
понедельник. Заказал разговор с Москвой. Сестры не оказалось дома, ушла в
больницу. Разговаривал с шурином - Антоном Меренковым, способным
математиком, ушедшим работать в СП по составлению компьютерных программ.
Сообщил ему, что прилечу завтра. Хотел купить ему в подарок пару сорочек,
но универмаг "Претан" на бульваре Осман в воскресенье был закрыт,
остальные магазины работали до шести вечера, а в понедельник были
выходными, в том числе и мой любимый небольшой магазинчик мужской одежды
"Today" ("Сегодня") на углу Бульвара Сен-Мишель. Мне же еще надо было
заехать за билетом в агентство, а в понедельник утром - в аэропорт; я уже
никуда не успевал...
поехал в больницу. Маму вывели из коматозного состояния, но интеллект ее и
речь были нарушены, рука и нога парализованы. Она лежала с закрытыми
глазами, оглушенная к тому же транквилизаторами. Прогноз лечащего врача
был невеселый. Посидев у постели минут сорок, я уехал домой, позвонил
начальству, доложился, объяснил почему вдруг оказался в Москве. У тех
хватило такта не дергать меня служебными вопросами...
шурин. Выслушав, он дал согласие. Я попросил его:
центр, видеокамеру, видеомагнитофон. Свои побрякушки тоже загони. Не
волнуйся, все со временем восстановим. Всю валюту отдай Антону, он знает,
что делать, - и без особых подробностей я рассказал ей о своих планах. Она
лишь пожала плечами, сказала: "Как знаешь, тебе виднее..."
мамы почти не изменилось, правда, однажды, открыв глаза, она долго
всматривалась в меня, не узнавала, затем, видимо узнала, дала знак -
шевельнула губами...
настояла, чтоб я возвращался в Париж, жена тоже деликатно сказала об этом.
В пятницу утренним рейсом я улетел...
лихвой перекрывавшую его кредитный долг, остальные деньги он перевел на
счет, который открыл я, и где уже лежала моя доля. Между собой я и Кнорре
называли этот счет "резервным". В Москве мой шурин Антон Меренков тоже не
спал, оказался шустрым, дело закрутилось, я перебросил на счет, открытый
им, необходимую для начала сумму.
Новый год тоже встречали вместе. В феврале нового года я сдал дела
очередному руководителю парижского бюро "Экспорттехнохим" и распрощавшись
со всеми, отбыл в Россию. К Пасхе я уже был комиссован, и ощущая, как
естественно теперь сидит на мне цивильный костюм, с радостью нырнул в дела
французско-российского СП "Стиль-керамика"...
половиной года резервный счет. Он приносил хорошие проценты, был надежен,
в любой критический момент мог оказаться полезным. Но тревожный факс
Кнорре с просьбой закрыть его не случаен. Осторожный и опытный Перфильев
пренебречь этим не мог. Хотя в другом банке имелся еще один, официальный
счет российско-французского СП "Стиль-керамика"...
отделении фирмы "Катерпиллер". Его руководитель по заведенному обычаю
разлил виски в высокие с толстым дном стаканы. Перфильев изложил ему суть
дела. Глава бюро сказал:
позвонив секретарше, распорядился: "Ширли, приготовьте все бумаги для
контракта", - перечислил, что требуется впечатать, сроки и прочие
подробности условий...
"Катерпиллеру", резервный счет таким образом был аннулирован. В
аккуратности "Катерпиллера" Перфильев не сомневался: катки, бульдозеры,
скреперы, землеройные машины, - все будет в срок доставлено в Россию...
значит, выполнил его просьбу. Избранный им заранее вариант был самым
безопасным. И в субботу Перфильев поехал в церковь - в Храм Всех Святых в
Земле Российстей Просиявших. Он приехал заранее и стоял у входа, пропуская
прихожан. Но Кнорре среди них не было. Началась литургия. Торчать одному у
входа было глупо, Перфильев вошел внутрь, отстоял литургию, и поняв, что
Кнорре уже не появится, уехал. Назавтра он снова отправился в церковь,
занял ту же позицию, уже нервничая: если Кнорре не придет, как связаться с
ним, известить? Но в этот раз Кнорре прибыл, припарковал машину и не спеша
двинулся к входу, не увидеть стоявшего Перфильева Кнорре не мог. Еще
издали, разглядывая его, Перфильев обратил внимание, что Кнорре осунулся и
шел какой-то уставшей походкой. Не виделись они очень давно, и перемены в
облике Кнорре показались Перфильеву разительными. "Что-то произошло.
Что-то его грызет", - подумал Перфильев. Кнорре поднял глаза, встретился
взглядом с Перфильевым, тот на мгновение утвердительно смежил веки: все,
мол, сделано. Кнорре ответил так же: дескать, я понял, и прошествовал мимо
Перфильева, как мимо столба. Минуты через две-три Перфильев тоже вошел в
храм, нашел взглядом Кнорре, но стал поодаль. Во время литургии Перфильев
вдруг подумал: "Будет ли человек, присланный вместо него, пытаться выйти
на контакт с Кнорре? Ведь дело, задуманное в Москве его прежним
начальством, не доведено до конца? Нет, уж тут им не обломиться, Кнорре
теперь, ежели кто к нему сунется, шуганет", - внутренне злорадно
ухмыльнулся Перфильев...
Кнорре...
снял шеф.
Есть такая возможность?.. Хорошо. Я в гостинице "Дом Мадлен"... Отлично,
буду ждать у подъезда...
считали, что таланта у него наполовину, вторую часть его успехов
составляли цепкость, наглость, циничность и сумасшедшая работоспособность.
Он не отрицал. Кто-то из коллег сказал ему: "Ты как тот голодный солдат,
что хочет сорокаграммовой ложкой зачерпнуть с одного раза котелок каши".
На это Желтовский со смехом ответил: "Почему бы нет, если каша вкусная. А
ежели она дерьмо, я и чайную ложку в руку не возьму". Нюх у него был, как
у собаки, особенно на скандальные истории. Вцепившись, не отпускал, как
бульдог; мог продать людей, дававших информацию на условиях анонимности.
Коллеги его об этом знали, но для телезрителей, читателей, радиослушателей
он был кумиром, обаятельным на экране, с приятным баритоном, располагавшим
внимать и верить ему. Что правда, у него никогда не случалось проколов, он
был терпелив, факты перепроверял тщательно, считал, что достоверность -
одно из условий игры, которая либо возвышала, либо уничтожала людей. Его
завидная интуиция подсказывала, как стянуть воедино разрозненные и
разбросанные во времени и пространстве факты, фактики, мелкие штрихи,
детальки, которые, сложившись в его голове, объясняли ему многое, на что
он искал ответы в своих репортерских поисках, расследованиях и погонях...
Многому Дмитрий Юрьевич Желтовский научился у своего французского коллеги
и приятеля Поля Берара. Давно, когда они только начинали сотрудничать и
готовили скандальный репортаж об одном адвокате, Желтовский усомнился:
"Слушай, а этот мужик из Нанта, нас не выпорет? - Берар ответил: "И не
только он, а другие накинутся. Но усвой одну истину, ее внушил мне отец:
кто бы тебя ни порол, все равно ногами сучить будешь..."
об авиасалоне в Бурже, один день просто поболтаться в Париже, обговорить с
Полем Бераром дельце, за которое они взялись давно.