крепким суком. За этот сук и крепилось ярмо с дышлом. А заостренный край
ствола кое-как, очень неглубоко царапал землю.
длинноволосые, усатые, в коротких кафтанах и штанах, заправленных в мягкие
сапоги. Двое были в остроконечных башлыках, остальные с непокрытыми
головами. Художник не упустил ни одной подробности, словно делал
моментальные снимки. Можно было прекрасно разглядеть не только выражение
лиц, но и мельчайшие детали одежды, шитье на кафтанах.
сцена, полная драматизма, занимавшая весь средний ряд. Пешие воины с
длинными копьями успешно отражали натиск вражеской конницы. Кони
поднимались на дыбы, воины в остроконечных шапках вылетали из седел,
пронзенные стрелами. Два стрелка из луков натягивали тетивы и целились,
прижавшись спинами друг к другу, заняв, так сказать, "круговую оборону".
врага был еще силен, но уже чувствовалось, что победа за пешими воинами. И
снова было непонятно, каким образом древний художник сумел передать это.
непокрытой головой о чем-то докладывает сидящему на камне вождю. Тот
слушает внимательно, сумрачно, настороженно, обеими руками тяжело опершись
на копье. Правую ногу вождь вытянул вперед, похоже, она ранена.
новую тетиву. Маленькая фигурка из драгоценного металла выглядела как
живая, под кафтаном прямо вздулись от напряжения бицепсы. Так и
чувствовалось, как нелегко воину преодолеть сопротивление тугой тетивы.
искусством древнего врачевания. На одной скифский воин перевязывал
товарищу раненую руку. А на другой некто в пышном уборе - возможно жрец,
склонился над лежащим на земле скифом и что-то делал с его головой. Три
воина, опершись на копья, внимательно следили за операцией.
исчезнувших с лица земли, полный таких сочных, впечатляющих подробностей,
что каждую деталь хотелось долго рассматривать и смаковать. Уже одно это
делало найденную столь необычным образом древнюю вазу бесценной. Но она к
тому же была и замечательным произведением искусства. В промежутках между
бытовыми сценками древний художник поместил забавные фигурки бодающихся
козлят и задиристого петуха, наскакивающего на длиннорылого поросенка.
Рядом с совершенно реалистическими были и фигурки каких-то фантастических
птиц, сказочные грифоны терзали вепря, вокруг причудливо переплелись ветви
и листья невиданных растений.
человеком посторонним, пришлым, для которого кочевой быт казался в
диковинку. Он явно любовался экзотическими деталями, зорко подметив и
старательно выделяя их. Замечательную вазу сделал, видимо, по специальному
заказу приглашенный в кочевой лагерь, как это было в обычае у скифов,
какой-то талантливый греческий торевт, художник-ювелир, в совершенстве
владевший мастерством и скульптора, и гравера, и резчика.
скифский мастер. Когда-то этот олень, видимо, украшал боевой щит скифского
вождя. Чеканенный из чистого золота, величиной чуть не в полметра, поджав
ноги, гордо выгнув шею и закинув на спину ветвистые рога, он словно
взлетел над землей в стремительном прыжке - да так и замер на века.
полет, так что не сразу замечались некоторые отступления от реализма: у
оленя какие-то причудливые завитки на спине, словно продолжение рогов,
всего две ноги вместо четырех - может; для того, чтобы легче было
взлететь, прыгнуть?
выпустить Оленя из рук. Какая давно истлевшая в земле красавица носила эти
прекрасные золотые подвески, так непочтительно названные экскаваторщиком
"висюльками"?
рассматривать. Они были тяжелые, в виде маленьких овальных щитов. На
каждом изображено прекрасное женское лицо, гордое, надменное. Длинные
волнистые волосы как бы скрывали плечи женщины, постепенно переходя уже в
чисто декоративное переплетение, вроде рельефного орнамента. Вероятно, это
была какая-то скифская богиня.
две выгнутые металлические дужки, соединенные клочками грубой кожи. Я
осторожно взял их в руки. Что это могло быть? Металл желтоватый, но совсем
не похож на золото, легкий, тусклый. И кожа почему не истлела?
раздался хрипловатый голос:
выяснения.
несколько одинаково перепачканных и улыбающихся лиц. Одно из них при более
пристальном рассмотрении показалось мне смутно знакомым. Наверное, это и
был экскаваторщик Працюк, встречавший меня. Но когда успели подойти его
товарищи так, что я не услышал? Не заметил даже, что они растянули надо
мной кусок брезента и держат его, прикрывая находки от дождя. Какие
молодцы!
Не может быть, чтобы тоже древняя была, как вы считаете, товарищ
профессор? - сказал Працюк, протягивая мне небольшую коробку. - Больно
хорошо сохранилась. Даже кожа не вся истлела.
руках. Из нее высыпались бритвенные принадлежности: старомодный станочек
для безопасной бритвы, мыльница и тазик, пожалуй, в самом деле,
серебряные. Зеркальце совсем потускнело от сырости, из помазка выпали все
волоски. На мыльнице я с трудом различил монограмму из двух причудливо
переплетенных, словно двоившихся заглавных букв "С.С.".
кажу, быть, чтобы бритва тоже древняя. И буквы тут наши, русские.
попала сюда совершенно случайно, - ответил я.
обратился ко мне: - Значит, музею она не нужна?
бритву в огромной ладони, Працюк другую руку протянул мне.
еще два черепка битых, видать, от какого глечика завалились.
тут. На кой они нужны. Тут их вон полно, черепков-то битых.
меня строители. - Куда-то тут бросили, недалеко.
вот бросал, в эту кучу. Сам их найду, а то вы все тут перелопатите,
затопчете.
размеренно ее разбирать. Я подошел и присел рядом с ним, внимательно
разглядывая каждый черепок. Неужели найдем?
перемазанный грязью.
действительно просто осколком самого обыкновенного глечика или макитры,
какие здесь продаются на каждом базаре.
отдельных полосок глины. Неужели повезло? Если бы осколок был побольше...
ручной лепки и вроде от одного сосуда. Или нет? Кажется, немножко темнее?
Ладно, потом разберемся.
лампой. А над ними благоговейно склонились археологи, уже успевшие
услышать о чудесной находке. Их в любое время года немало работает в
Керчи. Собрались тут все люди знающие, опытные. Внимательно рассматривают
драгоценности, изучают в лупу детали, высказываться не спешат. Но потом,
конечно, разгорится спор, это уж как водится.
впечатлениями, однако не очень уверенно. Чувствуется, драгоценности их
кое-чем озадачивают.
культуры - знаменитая серебряная амфора, найденная при раскопках
Чертомлыцкого кургана близ Никополя в 1862-1863 годах], но зато сценки на
ней куда интереснее, вы не находите, Николай Павлович?
Только для весьма знатного и богатого вождя могли заказать такую роскошь.
Белогорский Евгений
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей
Махров Алексей
Смит Кордвейнер
Пехов Алексей