машинки бухгалтер, с хромированного балкона глядел директор, официантка
мешкала задернуть черные кожаные шторы в столовой для сотрудников. Над его
головой быстро догорал день, и, пока он недоумевал перед зеленой статуей,
закругленные стеклянные стены постепенно налились изнутри электрическим
светом.
нога коснулась верхней ступени, сработала пружина и двери распахнулись.
Входя, он наклонил голову - многолетняя привычка: в нем было шесть футов
два дюйма росту, он никогда не горбился, и пригибать голову в дверях его
приучила жизнь в тесной однокомнатной квартирке, когда он только начинал.
Ожидая лифта, он постарался выбросить из головы статую.
двойной скорлупой стекла, за стеклянной стеной лифта и стеклянной стеной
здания; словно ненадежный сотрудник, правление изо всех сил старалось быть
прозрачным. Тихо и бесшумно возносясь на верхний этаж, Крог еще видел
фонтан; тот удалялся, уменьшался, распластывался; когда скрытые
светильники залили дворик огнем, грубая масса отбросила на гладкий мощеный
круг нежную, как рисунок на фарфоре, тень. Со смутным чувством сожаления
он подумал: что-то я упускаю.
выгнутом по форме стеклянной стены, аккуратной стопкой лежали
подготовленные бумаги. В окне отражалось пламя камина; сдвинулось и упало
полено, по стеклу взметнулись тусклые стылые искры. Это была единственная
комната, которая обогревалась не электричеством. В своем
звуконепроницаемом кабинете, в этом арктическом одиночестве Крог нуждался
в товарищеском участии живого огня. Во дворик, словно чернила в серую
светящуюся жидкость, вливалась ночь. Неужели он дал маху с этим фонтаном?
человек на свет, на правой - как он устроил свою жизнь. Крог разбирался в
этой сомнительной мудрости ровно настолько, чтобы найти линии успеха и
долгой жизни.
этажей стекла и стали, фонтан, рассыпающий брызги в свете скрытых ламп,
дивиденды, новые предприятия, списки, закрывающиеся после двенадцати
часов; было приятно сознавать, что своим успехом он обязан самому себе.
Умри он завтра - и компания прогорит. Запутанная сеть филиалов держалась
исключительно силой его личного кредита. Он никогда особенно не
задумывался над словом "честность": человек честен, покуда хорош его
кредит, а кредит Крога - и он втайне гордился этим - на единицу выше
государственного кредита Франции. Уже много лет он брал деньги под четыре
процента и ссуживал их французскому правительству под пять. Это и есть
честность - когда все ясно, как дважды два. Правда, последние три месяца
он чувствовал, что его кредит не то чтобы пошатнулся, но чуть сдал.
исправят положение. Он не верил в Бога, но свято верил в линии на руке. Он
видел, что жизнь его будет долгой, и не допускал мысли, что при нем
компания разорится. А случись беда, он без колебаний покончит
самоубийством. Человеку с его кредитом не место в тюрьме. Крейгер,
застрелившийся в парижском отеле, послужит ему примером. С мужеством в
последнюю минуту дело обстояло так же ясно, как с честностью.
забеспокоила статуя во дворе. На строительстве этого здания он занял
людей, которых ему рекомендовали как лучших в Швеции архитекторов,
скульпторов и декораторов. Он перевел взгляд с туевого стола на стеклянные
стены, на часы без циферблата, на статуэтку беременной женщины между окон.
Он ничего не понимал. Все эти вещи не доставляли ему удовольствия. Его
вынудили принять их на веру. И в краткое время, пока часы били полчаса,
его поразила мысль, что, в сущности, его никогда не учили получать от чего
бы то ни было удовольствие.
открыл ящик стола и вынул конверт. Содержимое ему известно - билеты в
оперу на сегодняшний вечер, на завтрашний, на всю неделю. Он - Крог,
Стокгольм должен видеть его любовь к музыке. В театре он окружал себя
маленькой пустыней, сидел с пустыми креслами слева и справа. Сразу видно,
что он присутствует, и не приходится краснеть за свое невежество -
докучливый сосед не спросит его мнение о музыке, а если он и вздремнет
немного - этого тоже никто не заметит.
Междугородные разговоры направляйте туда.
инициалы: "ЭК". Монограмму исполнил лучший художник. "ЭК" - бесконечно
повторяясь, инициалы составляли орнамент на пушистом ковре, по которому он
шел к двери. "ЭК" в приемных, "ЭК" в канцелярии, "ЭК" в столовых. Здание
было напичкано его инициалами. "ЭК" в электрической иллюминации над
подъездом, над фонтаном и снаружи над воротами. Словно огни телеграфа с
далекого расстояния, отделявшего Крога от прочих смертных, светящиеся
буквы передавали новость. Сообщалось, что им восхищаются; любуясь
иллюминацией, он совсем забыл, что ее устроили, по его же распоряжению. На
холодной арматуре "ЭК" пылали горячей признательностью пайщиков, и это
была единственно возможная для него форма взаимоотношений с людьми.
взгляд уперся в вахтера, который с плохо разыгранным радушием сиял улыбкой
и потирал руки.
Лаурин сказал...
пришло бы в голову сделать Лаурина, малокровного хлюпика Лаурина -
директором? - а Крог не побоялся) - как смеет он досаждать ему своими
сомнениями!
сделал самый выдающийся шведский скульптор. Понимать ее не входит в
обязанности вахтера; его обязанность сообщать посетителям, что скульптура
принадлежит резцу... этого... узнайте имя у моей секретарши... и я не
хочу, чтобы вы внушали посетителям мысль, что эта группа трудна для
понимания. Это произведение искусства. Запомните.
монограмма.
рестораны, высокая башня в Скансене, вышки и американские горы в Тиволи. С
воды наползал дымчатый туман, накрывая моторные лодки, силясь дотянуться
до ускользающих огней пароходов. Против "Гранд-Отеля" стоял на якоре
английский лайнер, сверкая белизной в свете уличных фонарей, и сквозь его
снасти Крог разглядел накрытые столики, официантов, разносивших цветы,
вереницу такси на Северной набережной. На террасе королевского дворца
расхаживал часовой, поблескивая штыком. По террасе к ногам часового
подползал туман. В сыром воздухе застревали звуки и по косточкам
разобранная музыка стыла над осенним увяданием.
Ресторан под мостом был закрыт, по стеклянному навесу струилась вода,
пальмы в бочках простирали умирающие листья к окнам, в темноту, к
приставшим пароходам. Осень была ранняя; нагие бедра статуи были словно
подернуты паром. По календарю, однако, еще было лето (еще не закрыли
Тиволи), несмотря на холод, ветер, слякоть и раздувшиеся вокруг каменного
Густава зонты. Волоча за руку ребенка, мимо просеменила пожилая женщина,
студентка в кепке увернулась от такси, подъехавшего близко к тротуару,
из-под моста навстречу Крогу человек толкал тележку с жареными каштанами.
где была его квартира. Широкая гладь озера Меларен отделяет ее от рабочих
кварталов на противоположном берегу. Из окна гостиной видны пароходики с
туристами из Гетеборга. На своем пути они минуют место, где он родился, и
в сумерки тихо выплывают из сердца Швеции, оставив за собой серебряные
березовые леса вдоль берегов озера Веттерн, ярко окрашенные деревянные
домики, маленькие пристани, где цыплята ищут червяков в земле, тонким
слоем припорошившей гранит. И наблюдая вечером, как пароходы бочком идут
швартоваться напротив ратуши, Крог, интернационалист, работавший на
заводах Америки и Франции, свободно, как на шведском, говоривший
по-английски и по-немецки, дававший займы всем решительно европейским
правительствам, - Крог чувствовал что-то утраченное, упущенное и упрямо
живое.
улице поубавилось. Для прогулки было холодно, и Крог поискал глазами
такси. Он заметил машину в глубине узкой улочки справа и остановился на
углу. Пронзительно взвизгнули трамваи на Тегельбаккен, ветер пронес над
крышами свисток паровоза. Автомобиль, двигавшийся слишком быстро для
такси, чуть не выскочил на тротуар, где стоял Крог, и вскоре пропал за
трамваями, за линиями и фонарями Тегельбаккен, оставив после себя
тревожный осадок, вонючий выхлоп. В переулке таксист завел машину и