найти. Только вы будете знать, что я в конторе "Мидлендской Стали".
было уже слишком: приходилось спасать не только весь мир, но и Джимми тоже.
И если дело дойдет до последней черты - миру придется потесниться и уступить
Джимми первое место. А что, интересно, думает Джимми обо все этом? Она
прекрасно знала его безупречную честность, тяжеловесную, не допускающую
юмора в вопросах морали; и головы Ворона, поднесенной Матеру на блюде1 будет
недостаточно, чтобы заставить его понять, почему она так поступила, почему
связалась с Чамли и Вороном. Даже ей самой объяснение, что она хотела
предотвратить войну, казалось неубедительным и каким-то чудн?ым.
длинный-предлинный день.
представляете, как мне полегчало.
пришло в голову, что можно ведь стащить у Ворона пистолет, пока он спит, и
позвать полицию. Это, несомненно, спасло бы Джимми. А толку-то что? Никто ее
рассказу не поверит; доказательств, что это Ворон убил старика, все равно
нет. И все равно Ворон мог сбежать. Ей нужно было время, а времени не
оставалось. До ее слуха донесся слабый гул. Это с юга, с военного аэродрома,
поднимались в воздух самолеты. Они шли высоко, воздушным дозором, охраняя
Ноттвич, его карьеры и шахты, ключевые предприятия "Мидлендской Стали".
Крошечные искорки света, каждая - не крупнее светлячка, они в строгом
порядке шли над стальными путями; над товарным двором; над сараем, где
укрылись Энн и Ворон; над Сондерсом, хлопающим себя руками по груди и
плечам, чтобы хоть как-то согреться в своем убежище за платформой; над Эки,
которому снилось, что он читает проповедь в соборе Святого Луки; над сэром
Маркусом, без сна сидевшим у телеграфного аппарата.
Ему снилось, что он разжигает огромный костер в день Гая Фокса1. Он швыряет
в огонь все, что попадается под руку: зазубренный нож, программки скачек -
целую пачку, - ножку от стола. Костер пылает жарко, высоко взметывая
огненные языки, он прекрасен. Повсюду вспыхивают фейерверки, и снова
появляется министр обороны - по ту сторону костра. Он говорит: "Прекрасный
костер" - и шагает внутрь, в самое пламя. Ворон бросается к костру -
вытащить старика, но тот говорит: "Оставьте меня. Здесь тепло". И вдруг
оседает в огне, как чучело Гая Фокса.
скоро наступит день, а у нее до сих пор не было никакого плана. Она
кашлянула: горло першило; и вдруг с радостью обнаружила, что на дворе -
туман, и не темно-серый, ползущий поверху, а холодный, мокрый желтоватый
туман, надвигающийся с реки. В таком тумане, если только он как следует
сгустится, человеку легко будет уйти незаметно. Она протянула руку - против
воли, потому что теперь Ворон стал ей невыносимо противен, и коснулась его.
Он сразу проснулся. Она сказала:
и в Провидение можно поверить, правда?
он проснулся, его била дрожь. Он сказал:
чувствовала жалости. Перед ней был просто дикий зверь, с которым нужно
обращаться осторожно, до тех пор пока его не уничтожат. Пусть померзнет как
следует, подумала она. Он проверял пистолет; она заметила, как он снял его с
предохранителя. Он спросил:
попали в беду. Я не хочу, чтобы они подумали... - Он поколебался, затем
продолжал с робким сомнением: - Чтоб узнали, что мы в этом деле заодно.
такого не подумают. Только я размяк. Я бы не смог сделать вам больно, даже
если б мне приплатили.
из сильных мира сего. А вы... - Он снова заколебался, молча разглядывая
пистолет. - Вы же - друг.
пригнанной двери, заполняя тесное пространство промозглыми клубами. -
Пожалуй, можно уже рискнуть: туман почти совсем сгустился.
правой. Засмеялся, чтобы придать себе храбрости:
пальто и шляпу. Я их надену, тихонько выйду первой и помчусь со всех ног. В
таком тумане им в жизни не разобрать, кто бежит, пока не поймают. Как только
услышите свистки, сосчитайте до пяти - медленно - и бросайтесь прочь. Я
побегу направо. Вы - налево.
головой. - Вдруг они начнут стрелять.
насильно заставили. - И добавила с горечью: - По крайней мере выберусь из
хора. Получу роль со словами.
Тут надо отдать им справедливость. Они в таких случаях дают девушке шанс.
нож на полу самой лучшей комнаты для гостей в доме у Эки.
и взявшись обеими руками за край юбки. Но ткань не хотела рваться.
больше силы, чем у худенького мальчика. Вся его мощь заключалась в
механическом приспособлении - оружии, которое сейчас лежало у его ног. Она
подумала о Матере; теперь тощее уродливое коленопреклоненное создание
вызывало у нее не только отвращение, но и глубочайшее презрение.
пальто.
злую самоуверенность без этого тесного, черного футляра, скрывавшего очень
старый, очень пестрый, в яркую клетку костюм, продранный на локтях. Пиджак и
брюки висели на тощем теле, как на вешалке. Казалось, этот человек страдал
от постоянного недоедания. Сейчас он никому не показался бы опасным. Он
прижал локти к бокам, скрывая дыры.
выглядел смиренным и униженным; а ведь он никогда прежде не принимал
унижения без гнева.
невыносимую боль оттого, что она уходит; чувство было такое, что всему
наступает конец. Он произнес: - Я вас еще увижу... когда-нибудь?
и отчаяние:
человека.
желтоватый цвет, и Сондерс отругал бы полисмена за то, что тот не разбудил
его раньше, если бы заикание не приучило его не тратить слова напрасно. Он
только сказал:
выйдет.
Сондерс поднес к губам свисток и отвел предохранитель револьвера. Свет был
тусклый, туман искажал предметы, но Сондерс узнал черное пальто,
скользнувшее вправо из дверей сарая к надежному укрытию угольных платформ.
Он свистнул в свисток и бросился следом. Человек в черном пальто получил
полминуты форы и быстро уходил в туман. Невозможно было разглядеть что-либо
впереди даже на расстоянии десяти шагов. Но Сондерсу удавалось не упускать
пальто из виду, он бежал за ним, непрерывно свистя. Как он и рассчитывал,
впереди тоже прозвучал свисток. Это смутило беглеца, он на мгновенье
замешкался, и Сондерсу удалось сократить разделявшее их расстояние. Беглеца
загнали в угол, и приближался - Сондерс четко сознавал это - самый опасный
Конан-Дойль Артур
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Березин Федор