веселилась вовсю, кудахтала от смеха и подталкивала локтями идущих с ней
рядом; голос ее долго еще звучал в морозном воздухе: она требовала, чтобы
они сняли эти штуки и играли по-честному; перед тем как вся компания
скрылась за углом, старуха обозвала их "мормонами". Она имела в виду
магометан, ей представлялось, что магометане ходят с закрытыми лицами и
имеют много жен. Над головой прожужжал самолет, и Бадди оставался один среди
убитых и умирающих, пока перед ним не возник Майк. Майк сообщил, что у него
- идея: почему бы не стащить из Замка мумию? Отволочь ее в больницу, она
ведь без противогаза, а? Ребята на машине с черепом и костями уже захватили
Тигра Тима и носятся по городу, криками вызывая на улицу старика Пайкера.
пригнувшись, отступил назад, заметив белые халаты.
вверх по улице, преследуя жертву. Майк бегал быстрее: Бадди был несколько
полноват для своих лет, и Майк скоро опередил его ярдов на десять. Тот
человек бросился бежать раньше их, он завернул за угол и исчез.
шел Бадди, раздался голос:
дома. Он просто отступил вглубь, и Майк в спешке пробежал мимо. В поведении
человека было что-то серьезное, какая-то злобная целе-устремленность. Улица,
застроенная небольшими домами в готическом стиле, была совершенно пуста.
отправиться со мной в больницу.
тощий, малорослый, с торчащими из продранных рукавов локтями.
напряг бицепсы. Дисциплина прежде всего, думал он. Это животное не способно
даже распознать офицера в том, кто к нему обращается. Собственное физическое
превосходство вызвало глубочайшее чувство удовлетворения. Если этот
замухрышка не пойдет по-хорошему, он расквасит ему нос.
лицо, заячья губа, дешевый клетчатый костюм: даже в его подчинении приказу
было что-то угрожающе агрессивное.
карман пиджака и вжимая дуло пистолета ему в бок. - Я - жертва! - произнес
он. - Подумать только! - И он невесело засмеялся. - Давай шагай в те ворота,
не то сам станешь жертвой.
уехал на работу, и совершенно пустая металлическая коробка стояла открытой
настежь в конце недлинной подъездной аллеи.
публиковалось в обеих городских газетах; кроме того, в действиях человека
была сдержанность, которая - и это было ужасно! - не оставляла сомнения в
том, что он будет стрелять не задумываясь. Этот момент его жизни Бадди
никогда не суждено было забыть: друзья не давали ему забыть об этом, хотя не
видели в его действиях ничего дурного; всю жизнь эта история выплывала в
печати в самых неожиданных местах, в серьезных статьях, на симпозиумах,
посвященных истории знаменитых преступлений; она следовала за ним от одной
жалкой захолустной практики к другой. Никто не усматривал ничего особенного
в его поступке, никто и не сомневался в том, что поступил бы так же: он
вошел в гараж и по приказу Ворона закрыл дверь. Но друзья не могли осознать
всей сокрушительной силы удара: ведь они не стояли под бомбами, среди
бесчисленных разрывов, они не ждали с таким вожделением начала войны, никто
из них не был Бадди - грозой вражеских траншей всего лишь за минуту до того,
как настоящая война, в виде дула пистолета, прижатого к ребрам, принудила
его поступать так, а не иначе.
не только противогаза, белого халата и костюма из зеленого твида - он
лишился гораздо большего. Когда процедура закончилась, Бадди лишился
последней надежды. Бессмысленно было теперь надеяться, что война докажет его
способность вести за собой людей. Он был просто толстым красным от страха
пареньком, полуголым и дрожащим от холода в пустом гараже. Трусы его
прохудились на ягодицах, гладкие коленки от холода порозовели. Видно было,
что силы ему не занимать, но округлая линия живота и толстая шея не менее
красноречиво свидетельствовали, что лучшая его пора уже миновала. Как
огромный англий-ский дог, он нуждался в физических упражнениях, которых
никакой город не может предоставить достаточно; правда, несколько раз в
неделю Бадди, несмотря на мороз, надевал шорты и майку и стоически бегал по
парку, медленно, с покрасневшим от усилий лицом, игнорируя ухмылки нянек и
визгливые, но верные комментарии их отвратительных питомцев, раздававшиеся
вслед ему из колясок. Он старался держаться в форме; страшно было подумать,
что он поддерживал форму ради того, чтобы теперь стоять и молчать, дрожа в
дырявых трусах, пока голодный, тощий, злобный, словно городская крыса,
недоросток, чью руку он, Бадди, мог бы переломить одним движением, надевал
его одежду, его белый халат и - наконец - его противогаз.
Сейчас он чувствовал себя таким жалким и несчастным, что - дай ему Ворон
шанс - не смог бы этим шансом воспользоваться; к тому же он был и очень
напуган. Бадди никогда не отличался богатым воображением; никогда он не
представлял воочию опасность, которая теперь воплотилась в поблескивающем в
тусклом свете гаражного фонаря сером, длинном, злобном куске металла,
несущем боль и смерть.
ветчина, сильные руки Бадди его же галстуком: коричневым с желтыми полосами
галстуком выпускника частной школы, затерявшейся где-то в захолустье.
ему ноги носовым платком, а из другого сделал кляп и заткнул ему рот. Вышло
не очень надежно, но приходилось довольствоваться и этим - работать надо
было быстро, времени оставалось мало. Ворон вышел из гаража и бесшумно
закрыл ворота. У него было несколько часов форы - во всяком случае он
надеялся, что это так, но не мог тратить зря ни минуты.
на студентов. Но бесчинствующие компании уже двинулись дальше; некоторые
пикетировали вокзал в ожидании ничего не подозревавших пассажиров, другие
прочесывали улицы в северной части города, ведущие к шахтам. Главная
опасность теперь заключалась в том, что с минуты на минуту мог прозвучать
сигнал "Отбой". Повсюду попадались полицейские патрули; он знал, что им было
нужно, но без колебаний шел мимо них, прямо к Дубильням. Он не собирался
идти слишком далеко, ему нужно было добраться до широких стеклянных дверей
"Мидлендской Стали". Его вела какая-то слепая вера в свое предназначение, в
некую высшую справедливость: каким-то образом, если только он попадет внутрь
здания, он отыщет дорогу к человеку, который его предал. Он благополучно
дошел до угла и повернул к Дубильням. Улица была узкой настолько, что
транспорт мог двигаться по ней только в одну сторону - к огромному зданию из
черного стекла и стали. Ворон прижимал к бедру пистолет, испытывая чувство
возбуждения от близости цели. Злоба и ненависть, никуда не исчезнув, не
сжимали сердце тисками, как раньше; такого с ним еще никогда не было; он
больше не испытывал ни горечи, ни раздражения, месть как бы перестала быть
его личной местью, словно он выполнял чье-то поручение.
наблюдал за машинами у тротуара, за пустой улицей. Ворон пересек мостовую.
Вгляделся сквозь очки противогаза в лицо человека за дверью. Что-то
заставило его задержаться на минуту: он вспомнил лицо, мелькнувшее на момент
у двери "Кафе Сохо", где он снимал комнату. И Ворон вдруг пошел прочь от
дверей, поспешно и нервно шагая вдоль Дубилен. Полиция явилась в контору
раньше его.
совершенно пустую, если не считать телеграфного посыльного в противогазе,
усаживавшегося на велосипед у дверей почтамта. Это всего-навсего означает,
что полиция тоже обнаружила связь между конторой на Виктория-стрит и
"Мидлендской Сталью". Это вовсе не значит, что Энн просто баба, как все, и
предала, как все его предавали. Сейчас только едва заметная горечь, сознание
отъединенности от всего мира на какое-то мгновение омрачили его дух. Она с
ним по-честному, клялся он себе с почти абсолютной уверенностью, она не
может предать, мы в этом деле заодно; и он, сомневаясь и веря, что ничего
дурного не могло случиться, вспомнил, как она сказала: "Мы же друзья".
расходы покупкой всем и каждому противогазов. Они соберутся в театре до
тревоги и не разойдутся, пока не прозвучит сигнал "Отбой". Мистер Дэвис
сказал, что сам хочет посмотреть новый номер программы, и режиссер послал
ему извещение о репетиции. Извещение было заткнуто за раму зеркала, перед
которым он брился, рядом с карточкой с телефонами всех его девиц.
зверский холод. Что-то случилось - как это всегда бывало - с машиной в
подвале, и подаваемая в квартиры горячая вода была чуть теплой. Мистер Дэвис
несколько раз порезался, бреясь, и крошечные клочки ваты там и сям украшал
его подбородок. На глаза попались два телефонных номера: Мэйфэр 632 и Музеум
7981. Телефоны Корэл и Люси. Темноволосая и блондинка, полненькая и худая.
Орлов Алекс
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Шилова Юлия