не испытанное чувство, и слова комом застряли у него в горле.
Несправедливость была совершена людьми, которые, как и он сам, существовали
вне рамок закона. Второй раз за день его предавали те, кто, как и он, не
ставили закон ни во что. Он всегда был одинок, но такого одиночества, как в
этот момент, он не испытывал никогда. Телефонный провод, наконец, уступил
его усилиям. Ворон не произнес больше ни слова: боялся, что не совладает с
собой и начнет стрелять, но сейчас стрелять было нельзя. Сбежал по лестнице,
не в силах избавиться от нахлынувшей черной тоски, и, прикрыв лицо платком,
остановился на углу. Из радиоприемника в окне магазина донеслось: "Мы
получили следующее сообщение..." Тот же голос звучал ему вслед, пока он шел
по улице, доносясь из окон жалких бедняцких квартир, - хорошо поставленный
бесчувственный голос, четко вещавший из каждого дома: "Скотленд-Ярд
сообщает. Разыскивается преступник. Джеймс Ворон. Возраст: около двадцати
восьми лет. Особая примета - заячья губа. Несколько выше среднего роста.
Носит темное пальто и черную фетровую шляпу. Любая информация,
способствующая поимке..." Ворон шел прочь от этого голоса в шум и суету
Оксфорд-стрит, в сторону южных кварталов Лондона.
каждый; зачем им понадобилось подводить его под монастырь. Нужно было
разыскать Чамли; сам Чамли мало что значил, он только исполнял приказ, но
если бы удалось этого Чалмондели найти, уж он бы вытряс из него... Ворон был
растерян. Одинокий и загнанный, он нес в душе горькое чувство совершенной по
отношению к нему жестокой несправедливости и в то же время - странную
гордость. Шагая по Чаринг Кросс Роуд мимо магазинов и ларьков, он буквально
раздувался от гордости: в конце концов это ведь из-за него должна начаться
война, видно, и он что-то значит!
адрес до востребования. Можно бы подождать у магазинчика, где Чамли получал
письма: была слабая, очень слабая надежда, что Чамли там появится. Однако
то, что Ворону удалось сбежать, укрепляло эту надежду: новость уже
передавали по радио, она появится в вечерних газетах. Чамли, несомненно,
пожелает на некоторое время исчезнуть. И может случиться, что, прежде чем
уехать, он зайдет за письмами. Правда, только в том случае, если он получает
в магазинчике письма не от одного Ворона. Ворон и не рассчитывал бы, что у
него есть хоть один шанс из тысячи, если бы Чамли был не такой дурак. Не
требовалось с ним вместе не только пуд соли - пуд мороженого съесть, чтоб
это заметить.
Продавались там сборнички не очень высокого класса, вроде таких, как
"Забавный экран" или "Веселые рассказы", парижские открытки в запечатанных
конвертах, французские и американские журналы, а также книжки о
самобичевании, в бумажных обложках, по двадцать шиллингов за штуку, причем
прыщавый юнец или его сестра - кто в тот момент оказывался за прилавком -
обещали вернуть пятнадцать шиллингов, если покупатель возвратит книгу.
не спускала глаз с проституток на углу, а напротив магазина шла длинная, без
окон, стена театра со входом на галерку. На фоне этой стены человек был весь
на виду, словно муха на светлых обоях. Если только, подумал Ворон, дожидаясь
зеленого сигнала светофора, чтобы перейти на ту сторону, если только пьеса
не пользуется успехом.
меньше часа, у дверей на галерку выстроилась длинная очередь. Ворон взял
напрокат складной стул, потратив на это чуть ли не последние монетки из
оставшейся у него в карманах мелочи. Магазин был прямо напротив, только
улицу перейти. Юнца не было. Обслуживала покупателей его сестра. Она сидела
прямо в дверях, в стареньком зеленом платье из сукна, которое вполне могло
быть когда-то содрано с бильярдного стола в соседнем пабе. Плоское угловатое
лицо, казалось, никогда и не выглядело молодым; огромные очки в стальной
оправе не могли скрыть косоглазия. Ей можно было дать и двадцать, и сорок
лет - не женщина, а карикатура, грязная, порочная, скорчившаяся среди
соблазнительных тел и смазливых, без проблеска мысли, лиц на обложках не
очень-то пристойных журналов.
шестидесяти, что жаждали попасть на галерку, он, не отрывая глаз, следил за
входом в магазин. Он видел, как какой-то молодой человек приостановился,
чтобы украдкой взглянуть на "Plaisirs de Paris"1, и торопливо прошел дальше;
видел, как зашел в магазин старик и вскоре вышел со свертком в оберточной
бумаге. Кто-то из очереди перешел на ту сторону и купил пачку сигарет.
случае, всегда знаешь, чего от него можно ждать. Вы меня понимаете?
квадратный листок бумаги.
медленно шла проститутка; подошла к дверям магазина и что-то сказала
продавщице. Человек на мостовой засунул в рот второй листок бумаги.
придется уйти.
части, он складывал их и рвал, складывал и рвал. Затем он вдруг развернул
бумагу, и в руках у него оказался бумажный флаг с георгиевским крестом,
трепетавший на холодном ветру.
Мильбэнк мне говорила. Даже показала чек с его подписью.
зааплодировали человеку с бумажным флагом, и человек снял шапку и пошел
вдоль очереди, собирая медяки. Из-за угла вывернуло такси, остановилось, и
из него вылез человек. Это был Чамли. Он вошел в книжный магазин, и
продавщица встала и пошла за ним. Ворон сосчитал деньги. У него было два
шиллинга шесть пенсов и сто девяносто пять фунтов краденными пятерками,
которые ни на что не годились. Он уткнулся лицом в платок и поспешно встал,
как человек, вдруг почувствовавший себя плохо. Нищий, который рвал бумагу,
как раз в этот момент подошел и протянул свою шапку; Ворон с завистью увидел
дюжины полторы пенсов, шестипенсовик и монетку в три пенса. За содержимое
этой шапки он сейчас сотню фунтов готов был бы отдать. Он грубо оттолкнул
нищего и пошел прочь.
согнувшись, у стены - человек, почувствовавший себя плохо, - и стоял так,
пока Чамли не вышел из магазина.
опускаясь на заднее сиденье и проделывая в машине обратный путь вверх по
Чаринг Кросс Роуд на Тоттнем Корт Роуд, затем на Юстон Роуд, где все
велосипеды были уже убраны на ночь, а продавцы подержанных автомобилей с
того конца Грейт Портленд-стрит по-быстрому выпивали стаканчик в баре и
отправлялись по домам, унося с собой свой снобизм и весьма потертое
профессиональное дружелюбие. Ворон не привык к тому, чтобы за ним охотились.
То, что он делал теперь, было гораздо приятнее: охотился он.
Чамли вылез из машины и пошел мимо памятника погибшим на войне к огромному,
пропахшему дымом вестибюлю вокзала. Ворон поспешно протянул шиллинг
водителю, тотчас же осознав, что поступил опрометчиво: теперь даже сандвич
купить было не на что, а ждать придется долго. У него не осталось ничего,
кроме бесполезных ста девяноста пяти фунтов. А мистер Чалмондели спокойно
шел вперед, за ним следовали два носильщика с тремя чемоданами, портативной
пишущей машинкой, сумкой с клюшками для гольфа, плоским чемоданчиком и
картонкой для шляп. Все это было сдано в камеру хранения, и Ворон услышал,
как толстяк спросил, с какой платформы отправляется двенадцатичасовой поезд.
был подумать. В полночь отходил только один поезд. Если Чамли собирался
докладывать обо всем хозяевам, значит, они находились где-то на прокопченном
промышленном севере: до Ноттвича не было ни одной остановки. И снова он
почувствовал себя нищим богачом: номера банкнот были сообщены по всей
стране; кассиры наверняка знали об этом. На какой-то миг он испугался, что
след прервется у входа на платформу № 3.
под "Ракетой", посреди бесчисленных чемоданов и узлов и крошек от
бесчисленных сандвичей, съеденных бесчисленными пассажирами. Была все-таки
одна возможность: кондуктора в поездах вряд ли получили списки с номерами.
Эту возможность власти могли упустить из виду. Конечно, был и аргумент
против: рано или поздно эти пять фунтов подскажут полиции, что он поехал на
север. Придется взять билет до конца маршрута, и они смогут легко выяснить,
где он сошел с поезда. Охота за ним возобновится, но у него будет полдня
форы, и за эти полдня его собственная охота приблизит его к его добыче.
Ворон никогда не понимал других людей. Ему казалось, они живут совершенно
иначе, чем он; и хотя он ненавидел этого Чамли, ненавидел так, что готов был
убить, он не мог представить себе, какой страх, какие побудительные мотивы
заставляют толстяка поступать так или иначе. Ворон был гончим псом, а Чамли
- всего лишь механическим зайцем; но в данном случае за гончим псом охотился
другой - тоже механический - заяц.
даже монетки, чтобы пройти в туалет. Через некоторое время он встал и пошел