густая тень.
людей из соседних хижин. Шагах в тридцати среди деревьев что-то блеснуло.
Возможно, это луч солнца отразился на лезвии штыка, но когда Пларр немного
приблизился и вгляделся внимательнее, он увидел, что это просто кусок
жестяного бака из-под горючего, который был вделан в стену хижины,
спрятанной среди деревьев. Вдалеке залаяла собака.
не шевельнулся, никто не заговорил, не раздалось ни единого выстрела. Он
поднял руки чуть выше пояса, как фокусник, который хочет показать, что в
них ничего нет. И позвал:
помине. Они преувеличили серьезность положения. Ему было гораздо страшнее
в тот раз, когда он прыгал за Пересом с бревна на бревно.
рухнул ничком, словно ему подставили подножку при игре в регби; голова его
была всего в нескольких шагах от тени, которую отбрасывали деревья. Боли
он не почувствовал, и, хотя ненадолго потерял сознание, ему было так
спокойно, будто он заснул в жаркий день над книгой.
сморил сон. Захотелось заползти под деревья и снова заснуть. Утреннее
солнце палило. Он смутно помнил, что с кем-то что-то должен обсудить, но
это могло подождать, пока он поспит. Слава богу, подумал он, я один. Он
слишком устал, чтобы заниматься любовью, да и погода для этого чересчур
жаркая. А он забыл задернуть шторы.
взялось. Чей-то голос шепнул:
спросил:
одеревенела и не дала ему этого сделать.
деревьями квартала бедноты. Солнце жгло ему голову, потому что он не успел
до них добраться. Он понимал, что только гам был бы в безопасности.
вышло, и он отказался от этой попытки.
здесь нечего делать, Леон. Ты должен был ждать вместе с остальными.
вопрос:
происходило, явно не было никакого смысла.
нас шевельнулся, могут выстрелить опять. И лучше не разговаривай.
вдруг всплывшие в памяти слова.
подшучивали над ничего не значившими формулами, которые заставляли их
заучивать священники, - но он слишком устал, и смех застрял у него в
горле.
похожи на ходячие деревья. Автоматы они держали наготове. Двое направились
к хижине. Третий подошел к доктору Пларру, который лежал не шевелясь и
затаив дыхание - оно уже прерывалось.
5
видел. Женщина в длинном старомодном черном платье была, очевидно,
сеньорой Пларр. Она цепко держала за руку тощего священника, его
темно-карие глаза шныряли туда-сюда, налево-направо, словно он боялся
упустить важного прихожанина. Чарли Фортнум слышал, как эта дама не раз
его представляла: "Мой друг, отец Гальвао из Рио". Две другие дамы на краю
могилы демонстративно вытирали слезы. Можно было подумать, что они служат
плакальщицами в похоронном бюро. Обе не заговаривали с сеньорой Пларр,
как, впрочем, и друг с другом, но этого мог требовать профессиональный
этикет. После мессы в соборе они по очереди подошли к Чарли Фортнуму и
представились.
Это мой муж, сеньор Эскобар.
Эдуардо, поэтому пришла со своим другом, сеньором Дюраном. Мигель, это
сеньор Фортнум, британский консул, которого те негодяи...
сидевший на корточках у двери хижины и с улыбкой чистивший автомат, а
потом - тюк промокшего под дождем тряпья, мимо которого парашютисты
пронесли его на носилках. Его рука свесилась с носилок и коснулась мокрой
материи. Он начал было:
платок к глазам - он выглядел чем-то вроде паранджи - до следующего
светского выхода. Клара по крайней мере не изображает горя, подумал Чарли
Фортнум. Это хотя бы честно.
он присутствовал в Буэнос-Айресе. Их устраивали по случаю отъезда
британского посла. Дело было вскоре после его назначения почетным
консулом, и к нему еще проявляли некий интерес, поскольку он возил на
пикник среди развалин членов королевской фамилии. Люди хотели знать, о чем
говорили высокопоставленные гости. Теперь прием с теми, кого он видел в
соборе, происходил на открытом воздухе, на кладбище.
припомните, мы как-то раз с вами встречались вместе с доктором Пларром...
Санчес. Конечно, помню, вы были с той девушкой. А я - с Марией, с той,
кого закололи ножом.
рукой; лицо ее наверняка было ему знакомо хотя бы из-за родинки на лбу.
подумал Фортнум.
несколько слов в память о нашем бедном друге.
Пересу и обменяться с ним несколькими словами. Полковник Перес был в
мундире и нес фуражку на согнутой руке. Казалось, он серьезнее всех
относится к тому, что происходит. Может, он размышлял о том, как отразится
смерть доктора на его карьере. Многое, конечно, зависит от позиции
британского посольства. Молодой человек по фамилии Кричтон - личность
Чарли Фортнуму неизвестная - прилетел из Буэнос-Айреса как представитель
посла (первый секретарь был прикован к постели гриппом). Кричтон стоял
рядом с Пересом у самой могилы. Общественное положение присутствующих
можно было определить по их близости к гробу - гроб как бы заменял собой
почетного гостя. Чета Эскобар старалась пробраться к нему поближе, а
сеньора Вальехо стояла почти рядом и могла бы дотронуться до него рукой.
Чарли Фортнум с костылем под мышкой держался позади светского общества.
Ему казалось глупостью, что он вообще здесь находится. Он чувствовал себя
самозванцем. Ведь своим присутствием он обязан только тому, что его по
ошибке приняли за американского посла.
вид человека, который сам понимает, что ему здесь не место. Его родной
средой был Итальянский клуб, а законным соседом - официант из Неаполя,
который боялся его дурного глаза. Заметив Хэмфриса, Чарли Фортнум сделал к
нему шаг, но тот поторопился отойти. Чарли Фортнум вспомнил, как в
незапамятном прошлом он пожаловался доктору Пларру, что Хэмфрис с ним не
раскланивается, и Пларр воскликнул: "Ну, это вам повезло!" То были
счастливые дни, а ведь в это время Пларр жил с Кларой и его ребенок рос в
ее чреве. Фортнум тогда любил Клару, и она была с ним кротка и нежна. Все
это уже позади. Своим счастьем он, оказывается, был обязан доктору Пларру.