- ваши или Таллита?
утверждал, что это алмазы Таллита.
непременно посадил.
выслали Таллита. Всем было бы лучше, если бы его выслали. Нехорошо, что
сирийцы разбились на две партии. Если бы они держались вместе, вы бы могли
прийти ко мне и сказать: "Юсеф, правительство хочет, чтобы сирийцы сделали
то-то и то-то", - и я бы мог ответить: "Будет сделано".
майор Скоби, я получаю за год от самой маленькой из моих лавок больше, чем
получил бы в три года от алмазов. Вы даже представить себе не можете,
сколько тут надо дать взяток.
этом нашим добрым отношениям конец. Разумеется, каждый месяц я буду
выплачивать вам проценты.
висели неподвижно. Некоторые вещи мы при всем желании не можем вычеркнуть
из памяти: занавески и подушки этой комнаты были для него неразрывно
связаны со спальней во втором этаже, с залитым чернилами письменным
столом, с убранным кружевами алтарем в Илинге - все это для него будет
жить, пока теплится сознание.
Скоби, - сказал он.
серьезно. - Моя симпатия к вам - вот единственное, что есть светлого в
моем черном сердце. Я не могу от нее отказаться. Мы должны остаться
друзьями.
времени - может быть, ночью, когда никто не видит, - приходите поговорить
со мной. Вот и все. Просто поговорить. Я больше не буду клепать на
Таллита. Я вообще буду молчать. Мы просто будем сидеть здесь за бутылкой
виски и сифоном с содовой...
думали, будто мы с вами друзья. Такой помощи вы от меня не ждите.
бросил мрачный и наглый взгляд на Скоби. Вот так, подумал тот, он смотрит
на приказчика, который пробует его надуть, пользуясь тем, что все цифры
хранятся только у него в голове.
Скоби, или вы меня обманывали?
мне пойти к начальнику полиции и все ему рассказать.
Таллита за решетку. Но вы не выполнили обещания, и я пришел к нему, чтобы
вам отомстить. Отомстить, - угрюмо повторил Юсеф, уронив свою скульптурную
голову на жирную грудь.
неправдоподобной: она походила на размолвку влюбленных. Он не верил в
угрозы Юсефа, как не верил и в собственную невозмутимость; он даже не
верил в это прощание. То, что случилось в оранжево-лиловой комнате, было
слишком важным, чтобы бесследно кануть в безбрежный океан прошлого. И он
не удивился, когда Юсеф, подняв голову, сказал:
предложите мне свою дружбу. А я встречу вас с превеликой радостью.
Скоби, словно в словах сирийца звучало пророчество.
Была первая суббота месяца - в этот день он всегда ходил к исповеди. Возле
исповедальни стояла очередь - несколько старух, низко повязанных платками,
как прислуги во время уборки, сестра милосердия и солдат с артиллерийскими
нашивками, а изнутри доносилось монотонное бормотанье отца Ранка.
покаянную молитву. Томительный ритуал нагонял на него тоску. Он чувствовал
себя случайным зрителем - одним из тех в толпе вокруг креста, на чьем лице
взгляд Распятого, искавший либо друга, либо врага, наверно, даже не
остановился бы. А иногда ему казалось, что его профессия и мундир
неумолимо ставят его в один ряд с безыменными римскими стражниками,
которые блюли порядок на городских улицах во время крестного пути на
Голгофу. Одна за другой в исповедальню входили старые негритянки, а Скоби
рассеянно и бессвязно молился за Луизу - молился, чтобы она была счастлива
ныне и вовеки, чтобы он вольно или невольно не причинил ей зла. Из
исповедальни вышел солдат, и Скоби, поднявшись с колен, занял его место.
последней исповеди месяц назад я пропустил воскресную обедню и одну
праздничную службу.
из моих подчиненных... - Он долго молчал.
я... устал от моей веры. Она для меня как будто уже ничего не значит. Я
старался возлюбить бога всем сердцем моим, но... - он сделал жест,
которого священник не видел, потому что сидел боком к решетке. - Я даже
вообще не убежден, что я верую.
в наших краях. Будь это в моей власти, я бы на многих наложил одну и ту же
епитимью: шестимесячный отпуск. Здешний климат кого угодно доконает. Легко
принять обыкновенную усталость за... скажем, неверие.
выдумки. Но я чувствую себя... опустошенным. Да, опустошенным.
теперь ступайте и прочитайте десять молитв по четкам.
стал произносить слова отпущения грехов. Беда в том, подумал Скоби, что
нечего отпускать. Слова священника не приносили облегчения - какую тяжесть
они могли с него снять? Они были пустой формулой: набор латинских слов,
волшебное заклинание. Скоби вышел из исповедальни и снова опустился на
колени - это тоже был пустой ритуал. Ему вдруг показалось, что бог слишком
доступен, к нему слишком легко прибегнуть. Любой его последователь мог
обратиться к нему в любую минуту, как к уличному проповеднику. Посмотрев
на распятие, Скоби подумал: он даже страдает публично.
3
подряд. Даже миссис Картер подарила великолепного попугая, откуда-то из
Южной Америки, вот посмотрите. А тут целая серия либерийских марок с
надпечаткой американских оккупационных войск. Мне их дал морской
летчик-наблюдатель.
друг от друга в полной безопасности.
тебе уже больше шестнадцати.
вожу их с собой. Наверно, привычка. - Раскрыв альбом, она добавила: - Нет,
это не только привычка. Я люблю эти картинки. Видите зеленую марку в
полпенса с Георгом Пятым? С нее я начала свою коллекцию. Мне было восемь
лет. Я ее отпарила с конверта и наклеила в тетрадку. Тогда отец мне
подарил альбом. Мама умерла, вот он и подарил мне альбом для марок. - Она
попыталась объяснить точнее: - Они вроде фотографий. Их так удобно возить
с собой. Если собираешь фарфор, его с собой не повезешь. Или книги. И тебе
никогда не приходится вырывать листы из альбома для марок, как потом
иногда выдираешь чьи-нибудь фотографии.
выдрана.
утешиться. Она его поразила: он не ожидал, что она уже так повзрослела и
усвоила этот жизненный урок, прошла через эту пытку. Она продолжала: - Он
ведь умер всего... когда это было?.. неужели прошло всего два месяца? А он