уже такой мертвый. Совершенно мертвый! Какая я, наверно, дрянь!
мы кому-нибудь говорим: "Я без тебя жить не могу", - мы на самом деле
хотим сказать: "Я жить не могу, зная, что ты страдаешь, что ты несчастна,
что ты в чем-то нуждаешься". Вот и все. Когда же они умирают, кончается и
наша ответственность. Мы уже ничего больше не можем поделать. Наступает
покой.
Страшно черствая.
здесь. Жена послала мне две телеграммы из Бексхилла - одну в пять, а
другую в шесть вечера, но их перепутали. Она хотела меня подготовить. Одну
телеграмму я получил сразу после завтрака. Было восемь часов утра - в это
время редко узнаешь новости. - Он никогда еще не рассказывал об этом
никому, даже Луизе. Но сейчас он слово в слово прочел наизусть обе
телеграммы. - В одной сообщалось: "Кэтрин умерла сегодня вечером без
мучений храни тебя господь". К часу дня пришла вторая телеграмма: "Кэтрин
серьезно больна. Доктор еще надеется разный мой". Это была телеграмма,
отправленная в пять часов. "Разный" - просто переврали: наверно, она
написала "родной". Понимаете, чтобы меня подготовить, она не могла
подумать ничего более безнадежного, чем "доктор еще надеется".
так перепуталось в голове, что я подумал: произошла какая-то ошибка, она
еще жива. И на какую-то минуту, пока не сообразил, что случилось, меня
это... испугало. Вот в чем был ужас! Я подумал: теперь начнутся тревоги и
мучения. Но, когда я понял, я сразу успокоился: ведь она умерла, и можно
ее понемножку забыть.
как она умирала. Это выпало на долю жены.
смерти.
самом деле. Лейтенант Багстер - он летчик - пригласил меня сегодня на
пляж, но я видела, что он меня боится. Потому что я невеселая и еще из-за
мужа. Все на пляже делали вид, будто им весело, я тоже скалила зубы, но у
меня ничего не получалось. Помните, когда первый раз в жизни идешь на
вечеринку, поднимаешься по лестнице, слышишь чужие голоса и не знаешь, что
ты должна говорить. Вот так было и со мной. Я сидела в купальном костюме
миссис Картер и скалила зубы, а Багстер поглаживал мою ногу, и мне очень
хотелось домой.
запереть дверь и не откликаться, когда стучат. Я еще не хочу уезжать.
снились дурные сны и сейчас тоже. Мы вечно ссорились с ним во сне и теперь
все еще ссоримся.
Не так уж трудно быть ласковым всего месяц, правда? Когда все это
случилось, я еще и понять не успела, что к чему.
мере с той поры, как рассталась со своей баскетбольной командой. Неужели
это было всего год назад? Иногда он видел, как она плывет день за днем в
утлой лодчонке по маслянистой глади океана, а рядом с ней еще один
умирающий ребенок, обезумевший матрос, мисс Малкот и главный механик,
одержимый чувством ответственности перед судовладельцами; иногда он видел,
как ее несут на носилках с зажатым в руках альбомом для марок; а теперь он
еще видел ее в чужом уродливом купальном костюме - она скалит зубы
Багстеру, который гладит ее ногу и прислушивается к чужому веселью, к
плеску воды, не зная, как вести себя со взрослыми. Он с грустью ощущал,
как чувство ответственности, подобно вечернему приливу, выносит его на
незнакомый берег.
того, чтобы ускорить мой приезд. Бедняжка, какие у него в Бэри могут быть
связи? Он вообще никого не знает. В телеграмме он пишет, конечно, и о
Джоне. - Она подняла с кресла подушку и вытащила из-под нее телеграмму -
Вот, прочтите. Папа такой милый, но, конечно, ровно ничего обо мне не
знает.
счастлив твой любящий отец".
разделяет отца и дочь.
подшучивал - знаете, так - добродушно. Отец не обижался. Но он не знал,
что мы с Джоном думаем одинаково. Дочери священника часто приходится
притворяться. Он бы в ужас пришел, если бы узнал, что Джон и я... ну, были
вместе недели за две до свадьбы.
Багстер ее боялся. Багстер был не из тех, кто любит нести ответственность
за других, а разве она может за что-нибудь отвечать сама, эта глупенькая,
растерянная девочка? Перебирая маленькую стопочку собранных для нее марок,
он спросил:
и ее бросили бы, как слепого котенка, в какую-нибудь мрачную казарму.
После волн Атлантики - Вспомогательные территориальные части или Женевский
корпус военно-воздушных сил, шумливый сержант с пышным бюстом, дежурство
по кухне и чистка картошки, лесбиянка в офицерском мундире, с тонкими
губами и аккуратно зачесанными крашеными волосами и солдаты - солдаты,
поджидающие в кустах на пустыре за оградой лагеря... По сравнению с этим
даже Атлантический океан мог показаться родным домом.
чтобы швырнуть обратно, как рыбешку, которую не стоило и ловить.
Все жены стали секретаршами, и все равно не хватает. Только климат здесь
для женщин неподходящий.
Мальчик! Мальчик!
на шутку побаивались...
теперь получше этой хозяйке, и я найду тебе хорошую работу, когда она
уедет домой. Так и запомни.
марку, смотрел на ее прямые волосы, падавшие крысиными хвостиками ей на
затылок, словно Атлантика высосала из них всю силу, смотрел на ее запавшие
щеки. Ему казалось, что он не чувствовал себя так свободно ни с кем уже
много лет - с тех пор, как Луиза была молодой. Но тут совсем другое,
говорил он себе: они друг для друга не опасны. Он старше ее больше чем на
тридцать лет, тело его в этом климате забыло, что такое вожделение; он
смотрел на нее с грустью, нежностью и бесконечной жалостью - ведь настанет
время, когда он уже больше не сможет служить ей проводником в этом мире,
где она блуждает в потемках. Когда она поворачивалась и свет падал ей
прямо на лицо, она выглядела очень некрасивой, - такими некрасивыми порой
бывают детские лица с еще не определившимися чертами. Ее некрасивость
сковывала его, как наручники.