и господь помогает ему найти нужные слова утешения. Не обращайте на меня
внимания, Скоби, не слушайте меня. Это дожди виноваты - я всегда падаю
духом в такую пору. Господь не помогает найти нужные слова, Скоби. У меня
был когда-то приход в Нортгемптоне. Там делают обувь. Меня часто
приглашали на чашку чаю, я сидел и смотрел, как разливают чай, и мы
беседовали о воспитанниках сиротского дома и о починке церковной крыши.
Они были очень щедрые там, в Нортгемптоне. Стоило попросить - и они уже
раскошеливались. Но я не был нужен ни одной живой душе. Я думал, в Африке
будет иначе. Понимаете, Скоби, я ведь не любитель книжки читать, да и не
всякий миг способен воспарить душой к богу, не то что иные. Я хотел
приносить пользу, вот и все. Не слушайте меня. Это дожди виноваты. Я не
говорил так уже лет пять. Разве что с зеркалом. Когда люди попадают в
беду, они идут к вам, а не ко мне. Меня они приглашают ужинать, чтобы
узнать последние сплетни. А если бы у вас случилась беда, к кому бы вы
пошли. Скоби?
дожди чего-то, что никогда не случается. Не попробовать ли переложить свою
ношу на эти плечи? - подумал он; не сказать ли ему, что я люблю двух
женщин, что я не знаю, как мне быть? Но какой толк? Я знаю все ответы не
хуже его самого. Надо спасать свою душу, не заботясь о других, а на это я
не способен и никогда не буду способен. Спасительное слово нужно было не
Скоби, а священнику, и Скоби не мог его подсказать.
человек.
тоскливо бубнит отец Ранк: "Ох-хо-хо".
блокноте у него на столе было написано карандашом: "Я к вам заходил.
Ничего существенного. Уилсон". Это показалось ему странным: он не видел
Уилсона несколько недель, и если для этого посещения не было серьезного
повода, зачем о нем сообщать? Он полез в стол за сигаретами и сразу
заметил какой-то непорядок; он посмотрел внимательней: не хватало
химического карандаша. Очевидно, Уилсон взял карандаш, чтобы написать
записку, и забыл положить его обратно. Но зачем все-таки понадобилась
записка?
и Уилсон решил, что лучше сказать мне об этом самому. Он вернулся в
кабинет и снова осмотрел стол. Ему показалось, что папка не на месте, но
он мог ошибиться. Он открыл ящик - там нет ничего интересного для кого бы
то ни было. Ему бросились в глаза только разорванные четки - их давно
следовало перенизать. Он вынул их из ящика и положил в карман.
Африканской компании - без него, естественно, нельзя было обойтись. Ну,
еще губернатор и те, кто допущен к совершенно секретной переписке. Я рад,
что вы догадались.
мере до сих пор.
фунтов у Юсефа, чтобы отправить Луизу в Южную Африку. Я плачу ему четыре
процента. Это законная сделка, но если вы считаете, что это должно стоить
мне головы...
шантажирует. Как видно, он каким-то образом разнюхал о ваших платежах.
я доверяю.
утроба; шесть месяцев дождя и шесть месяцев солнца - срок созревания
братства. Эти двое понимали друг друга с полуслова. Их вышколила одна и та
же тропическая лихорадка, ими владели одни и те же чувства любви и
ненависти.
промышленными алмазами. Он называет их "гравием". Но кто знает!
Скоби.
слежке и доносах.
на меня. Он считает, что я слишком всем потакаю. Впрочем, это не имеет
значения. Райт рвет все его доносы, поэтому Уилсон доносит и на него.
пока в безопасности: никто сейчас не следит за ним, на него не доносит;
мягкая глина скрадывает шум шагов. Но, проходя мимо домика Уилсона, Скоби
снова почувствовал, что ему надо вести себя крайне осторожно. На миг им
овладела страшная усталость, он подумал: вернусь домой, не пойду к ней
сегодня; ее последние слова были: "Больше не возвращайся" - неужели нельзя
хоть раз поймать человека на слове? Он постоял в каких-нибудь двадцати
шагах от домика Уилсона, глядя на полоску света между шторами. Где-то на
холме вопил пьяный, и в лицо опять брызнули первые капли дождя. Скоби
подумал: вернусь домой и лягу спать, утром напишу Луизе, вечером пойду к
исповеди; жизнь будет простой и ясной. Он снова почувствует покой, сидя
под связкой наручников в своем кабинете. Добродетель, праведная жизнь
искушали его в темноте, как смертный грех. Дождь застилал глаза; размокшая
земля чмокала под ногами, которые нехотя вели его к дому Элен.
молил небо, чтобы за дверью все еще пылал гнев и его приход оказался
ненужным. Он не мог закрыть глаза и заткнуть уши, если в нем кто-нибудь
нуждался. Ведь он не сотник, он всего только воин, выполняющий приказы
сотников, и, когда отворилась дверь, он сразу понял, что снова получит
приказ - ему прикажут остаться, любить, нести ответственность, лгать.
облаяла.
одному из его созданий? Разве женщина примет любовь, ради которой ей надо
принести в жертву своего ребенка?
осторожность, как других связывают дети.
Обещай мне.
будущее.
двух сторон лампами. Она вся ушла в себя, нахмурилась, стараясь решить,
что бы тогда с ней было. - Не знаю. Может, я бы спуталась с Багстером или
покончила с собой, а может быть, и то и другое. Пожалуй, и то и другое.
тобой, если я тебе нужен, всегда, пока жив.
письмо.
написал?