правда? У меня совсем нет друзей, с тех пор как уехали Барлоу...
сжимала ему сердце и связывала по рукам и ногам.
миссис Галифакс выдавала библиотечные книги. В жизни худшие ожидания редко
оправдываются; вряд ли тут о них только что судачили.
Клеменса Дейна!
были растрепаны, а в библиотечных книгах попадались шпильки, которыми она
закладывала страницы. Скоби мог спокойно оставить жену в ее обществе -
миссис Галифакс незлобива и не любит сплетничать, у нее слишком короткая
память; она по нескольку раз перечитывает одни и те же романы, даже не
подозревая этого.
за что-то свирепо выговаривал старшему помощнику начальника Рейту и
морскому офицеру по фамилии Бригсток:
старался относиться к этому человеку с симпатией; его жизненные правила
требовали проигрывать с улыбкой. Но порой ему бывало трудно хорошо
относиться к Феллоузу. Вечерняя жара не красила этого человека: жидкие
рыжие волосы слиплись, колючие усики стояли торчком, круглые глазки были
выпучены, малиновые щеки пылали.
самодовольной иронией, какую позволяет себе только человек крайне
разборчивый, - в свое время настолько разборчивый, что за его одинокий
стол в Протекторате не допускался никто, кроме него самого.
галстук:
клуба всех офицеров, - заявил Феллоуз. - Я знал, что рано или поздно они
начнут водить сюда всякую шушеру! Поверьте, я не сноб, но в таком месте,
как это, ограничения необходимы хотя бы ради наших дам. Тут ведь не то,
что дома!
- На днях сюда привели рядового! Пускай они в армии играют в демократию, а
мы не желаем этого терпеть! К тому же выпивки и так не хватает, без лишних
ртов.
Уилсон, и этот Уилсон, видите ли, желает вступить в члены клуба. Это
ставит всех нас в крайне неприятное положение!
ему ездить сюда?
Вдоль края холма перемигивались огоньки светлячков, и фонарь патрульного
катера в бухте отличался от них лишь своей неподвижностью.
назад.
разглядывает карту на стене. Его бледное лицо потемнело, как сырая
штукатурка. Тропический костюм он явно купил у какого-то торговца на
пароходе, который сбыл ему залежалый товар: материю красновато-бурого
оттенка украшали нелепые полоски.
списках у начальника административного департамента.
начальника полиции.
стоял, покорно ожидая людского приговора - одобрят его или осудят, - и ни
на что не рассчитывал. Он был очень похож на собаку. Никто еще не нанес на
его лицо тех черт, которые сделают его человеком.
Уилсоном.
пробились в святая святых.
По-моему, у меня флюс. - И он ускользнул в другой конец комнаты.
я понадеялся...
теперь она будет приветлива с этим беднягой! У Луизы никогда ничего не
поймешь заранее. Иногда она ведет себя, как самый последний сноб, но
сейчас, подумал Скоби с щемящей жалостью, она, верно, считает, что не
может позволить себе чваниться. Каждый новый человек, который еще "не
знает, что Скоби обошли", для нее дар божий.
общем... - У него был такой вид, будто он хочет исповедоваться в чем-то
очень страшном или, наоборот, что-то очень важное скрыть.
не все...
что-то в этом собачьем взгляде, полном благодарности и надежды, обрадовало
Скоби. Неужели я в самом деле нашел ей друга?
теперь пройдет хорошо - она вернется домой веселая и веселая ляжет спать.
За ночь настроение не изменится, продержится до утра, а там уж Скоби пора
будет идти на дежурство. Он сегодня выспится...
и новый, из Палестины, с комичной фамилией Тимблригг. Скоби колебался,
стоит ли ему входить. Они веселятся, и присутствие начальника вряд ли
будет им приятно.
бедном Уилсоне. Но прежде чем Скоби успел уйти, он услышал голос Фрезера:
капля джина.
Потом пришел в себя: перед глазами больше не ходили круги, но он
чувствовал, что правый глаз щиплет от пота. Он потер глаз; пальцы дрожали,
как у пьяного. Он сказал себе: "Берегись. Здешний климат вреден для
волнений. Здешний климат создан для низости, злобы, снобизма, но ненависть
или любовь могут тут свести с ума". Он вспомнил, как выслали на родину
Бауэрса за то, что тот на балу дал пощечину адъютанту губернатора, и
миссионера Мэкина, который кончил свои дни в сумасшедшем доме в
Чайзлхерсте.
словно в тумане.
чувствовал, что злоязычье и чванство шныряют вокруг нее, как волки. Они не
дадут ей порадоваться даже книгам, подумал он, и руки у него снова
затряслись. Подходя к ней, он слушал, как она милостиво предлагает тоном
доброй феи:
будет интересно.
над человеком?" Он сам знал ее недостатки. Его самого часто передергивало
от ее покровительственного тона, особенно с незнакомыми. Он знал каждую
фразу, каждую интонацию, которые восстанавливали против нее людей. Иногда
ему хотелось предостеречь ее, как мать предостерегает дочь: не надевай
этого платья, не повторяй этих слов, - но он должен был молчать, заранее
терзаясь оттого, что она потеряет друзей. Хуже всего было, когда он
замечал у своих сослуживцев какое-то сочувствие к себе, словно они его
жалели. Он едва сдерживался, чтобы не крикнуть: какое вы имеете право ее
осуждать? Это я во всем виноват. Я ее такой сделал. Она не всегда была
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Каменистый Артем