произнес:
увидел, как по воспаленным толстым щекам катятся слезы, смешиваясь со
струйками пота. - Мне придется это забрать и сообщить куда следует...
этим письмом, пока не придете в Лиссабон?
тяжелый мешок, который больше не мог нести. Он тер глаза тыльной стороной
руки, как ребенок, - несимпатичный ребенок: толстый мальчик, над которым
потешается вся школа. Можно вести беспощадную войну с красивым, умным и
преуспевающим противником, а вот с несимпатичным как-то неловко: сразу
словно камень давит на сердце. Скоби знал, что должен взять письмо и уйти,
сочувствие тут неуместно.
видно, нет дочери, - обличал он так, словно бесплодие это смертный грех.
от слез глаза, будто стараясь что-то втолковать Скоби и сам понимая, как
это неправдоподобно. - Она меня любит, - горестно повторил он.
- Зачем было так рисковать?
отвести душу. А в Лиссабоне - сами знаете, как это бывает - друзья,
выпивка. У меня там есть женщина, ревнует даже к родной дочери. Ссоры,
скандалы - время бежит незаметно. Не пройдет и недели, как опять надо в
море. До сих пор мне везло.
в военное время нельзя терять способность верить, не то она вовсе
исчезнет. Он сказал:
Может, все обойдется.
значит. Консул не даст пропуск ни одному судну, на котором я буду
капитаном. Я подохну с голоду на берегу.
и кончится.
пощаде. Он почувствовал себя человеком, встретившим в чужих краях земляка.
Он стал быстро рассказывать о своей дочери в Лейпциге, вытащил потертый
бумажник и пожелтевший снимок толстой молодой португалки, такой же
непривлекательной, как и он сам. В маленькой ванной стояла удушливая жара,
а капитан все твердил: - Я знаю, вы меня поймете. - Он вдруг увидел, что
их роднит: гипсовые статуи с мечом в кровоточащем сердце; шепот за
занавеской в исповедальне; священные облачения и кровь Христова, темные
притворы, затейливые обряды, а где-то за всем этим любовь к богу.
меня домой, спрячет брюки, чтобы я не мог без нее выйти; что ни день
пойдут попойки и ссоры до самой ночи, пока не ляжешь в постель. Вы меня
поймете. Я не могу писать дочке из Лиссабона. Она меня так любит и так
меня ждет, - он примостился поудобнее и продолжал: - В ее любви такая
чистота! - И заплакал. Роднило их и покаяние и томление духа.
решился предложить взятку англичанину: это было данью уважения к их общей
религии.
пятьдесят. - Он взмолился. - Сто... это все, что я скопил.
вышел. У двери каюты он обернулся и в последний раз взглянул на капитана:
тот бился головой о бачок, и в жирных складках его лица скапливались
слезы. Спускаясь в кают-компанию, где его ждал Дрюс, Скоби чувствовал на
душе страшную тяжесть. Проклятая война, как я ее ненавижу! - подумал он,
невольно повторяя слова капитана.
вот и все, что нашли пятнадцать человек после восьмичасового обыска. Так
обычно и бывало. Скоби вернулся в полицию, заглянул к начальнику, но
кабинет был пуст, и он пошел к себе, сел под связкой висевших на гвозде
наручников и стал писать рапорт.
поименованных в ваших телеграммах... но он не дал никаких результатов".
из-под двери, ползла вонь из камер; в соседней комнате Фрезер мурлыкал
песенку, которую он пел каждый вечер, с тех пор как вернулся из отпуска:
искушать так долго? Разве нельзя совершить первый смертный грех в семь
лет, погубить свою душу из-за любви или ненависти в десять и судорожно
цепляться за мысль об искуплении на смертном одре лет в пятнадцать? Он
писал:
прячет у себя в ванной недозволенную переписку. Я произвел обыск и
обнаружил прилагаемое письмо, адресованное в Лейпциг фрау Гренер. Оно было
спрятано под крышкой бачка. Может быть, имело бы смысл разослать
циркулярное сообщение об этом тайнике, так как в нашей практике он
встречался впервые. Письмо было приклеено пластырем над поверхностью
воды..."
что уже было решено несколько часов назад, когда Дрюс спросил его в
салоне: "Ну как?" - и он только неопределенно пожал плечами, предоставив
Дрюсу догадываться, что это значит. Тогда он хотел сказать: "Частная
переписка, как обычно". Но Дрюс истолковал этот жест иначе и решил, что
ничего не нашлось. Скоби приложил руку ко лбу и почувствовал озноб, между
пальцев у него выступил пот. Неужели начинается лихорадка? - подумал он.
Может быть, поднялась температура, и поэтому ему кажется, что он на пороге
новой жизни? Такое ощущение бывает, когда ты задумался жениться или в
первый раз совершил преступление.
никто в этом городе не имеет права распечатывать секретную почту. В
склеенных краях конверта может быть скрыта микрофотография. А он не сумел
бы разгадать даже простого словесного кода и знал португальский язык
слишком поверхностно. Каждое обнаруженное письмо, как бы невинно оно ни
выглядело, надо было отправлять в лондонскую цензуру нераспечатанным.
Скоби, полагаясь на свою интуицию, нарушал строжайший приказ. Он говорил
себе: если письмо окажется подозрительным, я пошлю рапорт. То, что он
вскрыл конверт, как-нибудь можно объяснить. Капитан хотел показать, что
там написано, и сам потребовал, чтобы я распечатал письмо; но если
сослаться на это в рапорте, подозрения против капитана только усилятся,
ибо нет лучше способа уничтожить микрофотографию. Нет, надо придумать
какую-нибудь ложь, но он не привык лгать. Держа письмо над белой
промокательной бумагой, чтобы сразу заметить, если в листках что-нибудь
вложено. Скоби решил, что лгать он не будет. Если письмо покажется ему
подозрительным, он напишет рапорт, не скрывая ничего, в том числе и своего
поступка.
свете, постарается на этот раз послать тебе побольше денег. Я знаю, как
тебе трудно, и сердце мое обливается кровью. Ах, моя рыбка, как бы я хотел
почувствовать твои пальчики у себя на щеке. Как же это получилось, что у
такого большущего и толстого папки такая крохотная и красивая дочка? А
теперь, моя рыбка, я расскажу тебе все, что случилось со мной за это
время. Мы вышли из Побито неделю назад, простояв в порту всего четыре дня.
Одну ночь я провел у сеньора Аранхуэса и выпил больше вина, чем следовало,
но говорил я только о тебе. В порту я вел себя хорошо - ведь я же обещал
своей рыбке; я ходил к исповеди и к причастию, поэтому, если со мной
случится неладное по пути в Лиссабон - а кто же может в эти ужасные
времена за что-нибудь поручиться? - мне не придется быть навеки
разлученным с моей золотой рыбкой. С тех пор как мы вышли из Лобито,
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Флинт Эрик
Бажанов Олег
Каргалов Вадим
Шилова Юлия