"Миджет" и "Доломит".
сокрушительным.
окон паба. Я поцеловал ее в губы, скорее легко прикоснулся к ним сомкнутыми
губами. Она ответила мне таким же поцелуем.
поцелуев.
отражением моего собственного. Я отпер дверцу автомобиля и, чувствуя себя
довольно глупо, заглянул в темную щель за передними сиденьями.
рискнуть и вернуться в коттедж или нет. Пятница и суббота прошли достаточно
спокойно, но вдруг кошки до сих пор стерегут мышиную норку. Я пришел к вы-
воду, что будет благоразумнее провести еще одну ночь вне дома, и, снова
объехав Оксфорд, покатил от паба на север, к большому безликому мотелю ря-
дом со станцией техобслуживания, построенной около оживленной кольцевой
развязки.
суета; на высоких мачтах развевались флаги, трещали бензоколонки. Я заре-
гистрировался в конторе мотеля, взял ключ и подрулил к чуть более тихим но-
мерам в глубине.
транспорта подействует усыпляюще. Как колыбельная.
скважину своего номера.
которую еще не успел открыть, и тотчас получил жестокий удар по голове.
обошлось без эфира.
ясные фигуры: они склонились надо мной, зажав со всех сторон, как в тисках,
и безжалостно принялись избивать меня ногами. От тяжелых пинков я содрогал-
ся всем телом. Очередной свирепый удар по голове погрузил меня в глубокое,
безмятежное беспамятство.
верхности в абсолютной темноте и все кости нещадно ломит. Падение, осенило
меня. Я упал в Таустере. Но почему мне не удается вспомнить?
стала невыносимой. Внезапно я вспомнил, как обедал с Джосси, вспомнил до
мельчайших подробностей, вплоть до прощального. поцелуя на автомобильной
стоянке. Тогда в чем же дело?
туги завершились приступом сильнейшей тошноты и пронзительной головной
болью. Я нерешительно пощупал затылок и обнаружил под волосами большую, бо-
лезненную шишку. Я бережно положил голову обратно.
ственной одежды. Ни урчания двигателя, ни поскрипывания, ни шорохов, ни
плеска воды. Я лежал не на койке, но на более широкой поверхности, жесткой
и плоской.
ний, что я опять очутился в темноте. В темноте во всех отношениях. Гнев
бессилия и отчаяния издевательски шепнул мне, что за четыре дня свободы я
раскопал маловато информации, которая помогла бы уберечься от безотрадной
действительности.
ное. Я только твердо знал - из-за падения с Блокнота тело не может болеть
столь сильно. Я, наверное, получил пару-другую царапин, но они должны были
быстро затянуться к вечеру. Почему же тогда я чувствую себя так отврати-
тельно, как будто меня пропустили через мясорубку? Я с кряхтением перека-
тился на живот и опустил голову на сложенные руки. Я отметил единственный
положительный момент - они не связали мне руки. Они. Кто они?
ня еще будут силы выяснить, где я, и попробовать выбраться. А пока их хва-
тало лишь на то, чтобы тихо лежать и ждать, когда мне станет лучше.
Жесткая ровная поверхность, на которой я лежал, не раскачивалась в разные
стороны. Слава Богу, я попал не на корабль. Меня не мучила морская болезнь.
Избитое тело не идет ни в какое сравнение с муками выворачиваемого наизнан-
ку организма.
запястье, то не увидел светящегося циферблата: часы исчезли. Можно было не
трудиться проверять карманы. Я не сомневался, что они пусты.
потом, мало-помалу, вспомнил, как зарегистрировался - и драку на крыльце.
тера. Ждали все то время, пока я обедал с Джосси. Последовали за мной в мо-
тель. Я ни разу не засек их. Я даже не слышал их шагов у себя за спиной
из-за неумолкающего грохота транспорта.
верным.
изменилось. У меня возникло ощущение, что уже начинает светать и пора про-
сыпаться. Было десять тридцать вечера, когда меня нокаутировали. Трудно
сказать, сколько я находился без сознания и сколько пролежал потом, немощ-
ный и обессиленный, но тело человека живет по своим внутренним часам, и мои
показывали шесть утра.
даже за окном действительно рассвело, ко мне не пробивался ни один луч све-
та. Я с тревогой подумал, что, возможно, ошибся во времени. И за окном сто-
ит глубокая ночь. Я молился, чтобы ночь еще не кончилась.
себя чувствовал. Контузия проходит не сразу, на это нужно время. Не секрет
также, что холод вреден при ушибах мышц. Все вместе мои болячки превращали
каждое движение в истинное мучение. Такого рода боль была мне знакома по
прошлым падениям на скачках. Только эта оказалась во много раз хуже.
машинным маслом., ровная, гладкая и не деревянная.
ва. Перевалившись на бок, я медленно продвинулся в ту сторону и тщательно
исследовал стену пальцами.
полу. Я легко стукнул по ней кулаком и получил в ответ звук и вибрацию ме-
талла.
к стене, и подождать: скоро окончательно рассветет и будет легко понять,
где я. Обязательно рассветет, отчаянно твердил я про себя. Непременно. Ра-
зумеется, не рассвело.
нее никуда не деться. Нет смысла, сурово сказал я себе, сидеть в жалкой
растерянности и жалеть себя.
что мой мир намного меньше Колумбова. Я осмотрительно продолжал путешествие
сидя, приняв за аксиому, что земля плоская и можно упасть, достигнув ее
края. Но, проерзав два фута вправо, я очутился в углу.
наткнулся на очередной угол. Я выяснил: сев посередине, можно легко дотя-
нуться кончиками пальцев обеих рук до боковых стенок. Приблизительно пять
футов, от края до края.
ред вдоль другой стены. Через три фута я понял, где нахожусь. Ровная повер-
хность металла нарушалась большой круглой выпуклостью. Ощупав выпуклость, я
определил ее назначение так уверенно, словно видел воочию.
помощи", в которую забрался в Челтенхеме. Белый фургон серийной модели с
дверями сзади, открывавшимися наружу. Если бы я пополз дальше, мимо колеса,
я бы уперся в задние двери.
лось, это открыть двери и выйти.
заперты, и, как видно, с умыслом. Изнутри ручка на двери отсутствовала.
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Шекли Роберт
Афанасьев Роман