паб. Вкушают горячую пищу, играют с детьми, решают не косить лужайку еще
недельку. Миллионы людей проводят свой воскресный день.
торожностью попил воды из канистры. Наполненная, она была тяжелой, а я не
мог позволить себе перевернуть ее. Довольно много воды натекло мне за шиво-
рот, что навело меня на мысль использовать пакеты из-под сыра в качестве
стаканов для питья.
сумке, я соорудил вполне приемлемую подушку и твердо вознамерился поспать,
но заснуть мешал общий дискомфорт.
можно хотя бы разобраться в том, что удалось узнать за четыре дня свободы.
Первый из них не считается, поскольку я провел его на Менорке в хлопотах о
возвращении домой. Таким образом, остаются два дня в конторе и один на
скачках. Одну ночь я прятался в коттедже и одну крепко проспал в отеле
"Глостер". Все это время я настойчиво искал объяснение случившемуся, и в
результате обстоятельства моего нынешнего заключения разительно отличались
от обстоятельств первого. Но тогда я был совершенно сбит с толку. Сейчас у
меня родилась пара идей, по меньшей мере.
шил себя мыслью, что острая боль от ушибов, как правило, рано или поздно
затихает, а не усиливается. Допустим, это был бы, например, аппендицит. Я
слышал, что людям, которые отправлялись на Эверест или в другие места, ле-
жавшие за пределами цивилизации, на всякий случай удаляли абсолютно здоро-
вый аппендикс. В общем, я пожалел, что вспомнил об аппендиците. И о зубной
боли.
окоченел еще больше, но холод будто поднимался из глубин моего существа.
Отяжелевшие веки плотно сомкнулись. Я плавно скользил из одного состояния в
другое, то погружаясь в сон, то просыпаясь - долгое сонное забытье, пере-
межавшееся короткими мучительными пробуждениями, стоило мне пошевельнуться.
В конце концов я проснулся с незамутненным сознанием и уверенностью, что
уже утро. Мне пришло в голову: если суточный цикл сохранится, я смогу вести
календарь, отмечая каждый прошедший день пустой упаковкой из-под сыра. Если
по утрам откладывать в кучку в углу фургона по одному пакету, я не потеряю
счет дням. Воскресенье - первый, понедельник - второй. Я извлек два куска
сыра и осторожно продвинулся на два фута вперед, чтобы отложить пустые па-
кетики.
рошо освоился в темноте. Я стал менее неуклюж. Например, пользоваться пяти-
галлоновой канистрой оказалось совсем не сложно. Теперь, положив крышку на
пол, я уже не терял ее, как раньше, и, утолив жажду, не шарил беспомощно по
полу. Рука автоматически тянулась туда, где я оставил колпачок.
ненавидел: из всех мрачных перспектив, которые сулил мне второй срок заклю-
чения, больше всего ужасало именно то, что меня вернут в темноту. Мне и
сейчас не нравилось прозябание в потемках, но оно не тяготило, как тогда. Я
больше не боялся, что темнота сама по себе сведет меня с ума.
из кусков сыра, разложив их рядами, и проделал серию математических вычис-
лений. Я знал, что многие заключенные повторяли стихи, чтобы занять себя,
но мне всегда было легче мыслить категориями цифр и символов. В юности я
выучил наизусть слишком мало стихов, которые могли бы пригодиться мне те-
перь. В самом деле, не читать же глупые детские стишки.
ложил очередной пустой пакетик в правый угол фургона и размял руки и ноги,
ибо ушибы уже не причиняли боли, на которую стоило бы обращать внимание.
Утро вторника я провел, занимаясь зарядкой и думая о причинах похищения; во
второй половине дня во вторник я увеличил разрешающую способность абака и
очень осторожно ползал вокруг своего счетного устройства. Во вторник вече-
ром я сидел, обняв колени, и безутешно думал, что призывать себя к мужеству
и стойкости, конечно, весьма похвально, но на самом деле я не чувствовал
себя ни мужественным, ни стойким.
мере я теперь мог вспоминать о ней: на яхте мне было не о ком вспоминать.
состояние полусна, и счел это ночью вторника..
изыскивая возможную лазейку. В двадцатый раз я ее не нашел.
было ничего. Никакого выхода. Я знал это, но не имел сил прекратить поиски.
этой причине или потому, что физически я вновь чувствовал себя почти нор-
мально, время тянулось медленнее, чем когда-либо.
титься там, где можно встать в полный рост. Единственным способом выпря-
миться было растянуться плашмя. С трудом возведенная плотина хладнокровия
на глазах рушилась под напором бушевавших эмоций, и стоило немалых усилий
заставить себя заняться арифметикой с помощью счетной линейки из кусков сы-
ра.
Мысль о грядущей веренице дней жалкого существования в клетке повергала в
уныние. Черт побери, желчно подумал я. Хватит, хватит распускать нюни. Не
заглядывай вперед, живи одним днем. Одним днем, одним часом, одной минутой.
держал ноги на весу и делал "велосипед". Я едва не взорвался, пока торопли-
во переворачивался, вставал на колени и пробирался к задним дверям.
вершенно отчетливо в мертвой тишине.
чиваться.
как объяснил мне бесплотный голос, они должны были все сфотографировать и
составить протокол на случай дальнейшего судебного разбирательства. Кроме
того, они намеревались снять отпечатки пальцев, что означало новую задер-
жку.
общил голос. - Учитывая, что она подогнана задом впритык к кирпичному
столбу, мы не в силах открыть задние двери. Вдобавок обе двери водительской
кабины заперты, стоит тормоз и нет ключа зажигания. Потерпите, сэр, и мы
достанем вас, как только сможем.
тового вот-вот разреветься во весь голос. Если бы он знал, каким терпеливым
я, оказывается, умею быть.
они спрашивали, в порядке ли я, и я отвечал утвердительно. Наконец полицей-
ские завели двигатель фургона, отъехали на несколько футов вперед и сдерну-
ли брезентовый чехол.
лись двумя серыми прямоугольниками, и мне стоило большого труда сфокусиро-
вать взгляд. В окне показалось пышущее здоровьем лицо, вопрошающее и озабо-
ченное, увенчанное форменной фуражкой.
нас тут небольшие проблемы с дверями. Ручки сорваны.
был весьма тусклым, но мне он представлялся самой большой роскошью на све-
те. Полузабытое счастье. Словно встреча с покойным другом. Привычное, поте-
рянное, бесценное и обретенное вновь.
я воображал: тесная и вызвавшая острый приступ клаустрофобии теперь, когда
я увидел серые глухие стены, окружавшие меня со всех сторон.
ственная сумка - коричневой, как я и думал. Маленькая кучка из пяти пустых
пакетиков - мой календарь - лежала в углу, а в другом - засыхавшие куски
сыра моей счетной машинки. Больше в фургоне не было ничего, кроме меня и
пыли.
составили описание и сфотографировали место моего заключения. Я стоял шагах
в двух в стороне и с любопытством изучал обстановку.
или его точной копией. Старый "Форд". Ни наклейки на лобовом стекле об уп-
лате дорожного налога, ни номеров. Чехлом, закрывавшим машину, послужил ог-
ромный кусок непромокаемого брезента грязного, темносерого цвета - таким
брезентом обычно накрывают кузов грузовиков. Фургон упаковали в него, как
посылку, и обвязали веревками, пропущенными в петли по краям чехла.