одна эстрадная звезда.
Царенко, Анатолий, и предложил прийти в Дом пионеров, в драмкружок, в
котором он занимался.
актрисой одного известного столичного театра. Но ее мужа сослали в Сибирь, и
она поехала вместе с ним. Он, не выдержав невзгод, умер, а она перебралась в
Омск, где ей предложили вести драмкружок в Доме пионеров городка нефтяников.
красивой женщиной. Она была истинной интеллигенткой в самом высоком смысле
этого слова и так была похожа на мою первую учительницу, что я влюбился в
нее буквально с первой встречи.
предложила мне роль Кая в "Снежной королеве". Это был мой актерский дебют,
который, как ни странно, я провалил, но об этом расскажу чуть позднее...
Медведя и Волка, Емелю и Лешего в русских народных сказках, Чацкого в "Горе
от ума", Раскольникова в "Преступлении и наказании", читать за разных
персонажей рассказов Антона Павловича Чехова. Я настолько увлекся
драмкружком, что иногда даже опаздывал на тренировки, чего никогда не
позволял себе прежде. Эти занятия мне столько дали, что я буду вечно
благодарен судьбе за то, что она подарила мне встречу с Зинаидой Осиповной.
правда случались странные вещи. Плачет, к примеру, Санька, и мать чего
только не выдумывает, но никак не может его успокоить. Вдруг, не знаю
почему, словно меня кто-то подталкивает: я подхожу, кладу руку ему на
голову, и в считанные секунды он умолкает. Точно так же происходило,
естественно существенно позже, и с моим сыном Сергеем, когда тот был еще
грудным. Среди ночи он начинал плакать, капризничать, Аня вставала и то
пыталась кормить его, то качать кроватку, то брала на руки и ходила по
комнате, напевая и убаюкивая его, но ничего не помогало. Тогда я вставал,
просил положить Сережку в кроватку, а ее - выйти. Потом клал руку ему на
головку, и через несколько секунд он уже спокойно спал...
тихо добавила: - Кому-то сильно повезет...
внимания, но позднее, пообщавшись с великой болгарской предсказательницей
Вангой и индийским целителем Сингхом, я наконец осознал силу, заключенную в
моих руках...
является для меня ложь. И не только по отношению ко мне, но и по отношению к
другим. Конечно, с возрастом я стал более гибким и стараюсь различать ложь -
и ложь, но в детстве чувство правды управляло мной настолько, что я не мог
соврать даже тогда, когда правда грозила мне бедой.
Хотя отец с самого первого дня нашей с ним встречи просто замечательно
относился ко мне, он всегда ревновал маму к ее прошлому, как раз я и служил
прямым доказательством его наличия, живым примером того, что мама еще
кого-то любила, а не только его. Увы, отец не всегда справлялся с тупым
чувством ревности к этому прошлому, перенося иногда вину мамы на меня как на
прямой результат тех неизвестных, но ненавистных ему дней. Бывало, отец
уходил в запой, начинались скандалы и ругань; бывало, погуливал на стороне,
а иногда он позволял себе распускать руки и в отношении мамы. На мои просьбы
уйти от него мама отвечала:
развестись с ним.
защитить ее от побоев отца, у меня навернулись слезы. И я мысленно дал
клятву, что, как только вырасту и накоплю сил, я никому не позволю тронуть
мою маму пальцем.
руку на женщину. Хотя один раз я не сдержался и отвесил девушке пощечину и
мне до сих пор стыдно за ту несдержанность.
которая, по ее словам, была в меня влюблена. Было мне тогда лет шестнадцать,
и я еще не обладал большими познаниями в психологии слабого пола. В тот день
мы ехали в поезде на какие-то соревнования. Уединившись в тамбуре, мы с ней
со всей юношеской страстью предавались безобидным ласкам и жарким поцелуям.
В какой-то момент, когда чувства переполняли меня, я со всей отроческой
непосредственностью спросил ее:
получил вовсе приземленное, даже беспощадное:
переживал период юношеского гипертрофированного максимализма, но чувство
было такое, будто меня окатили помоями. Я не сдержался, дал ей пощечину,
развернулся и ушел прочь. В этот же день, улучив момент, она умоляла меня
простить ее глупость, но я остался непреклонен и никогда больше не
разговаривал с ней. Вполне возможно, моя жесткая реакция объяснялась тем,
что я нарушил свою клятву, а это, поверьте, очень неприятное ощущение,
которое остается надолго ноющей болью. В моем случае - на всю жизнь...
всерьез не задумывавшийся о своих поступках, неожиданно понял, ч т о теряет,
и едва ли не со слезами стал просить маму простить его и, конечно же,
уговорил в конце концов. Однако мать оставила для себя возможность
довериться судьбе и сказала отцу:
последовательной.
в коем случае. И он поступил верно: пришел ко мне в комнату, опустился
передо мной на колени и со слезами на глазах сказал, как будто перед ним
стоял не десятилетний пацан, а вполне зрелый мужчина:
простить меня... Поверь, это было в последний раз!
мне было неловко... Может, именно тогда я усвоил одно очень важное жизненное
правило: никогда не стесняйся попросить прощения, если допустил ошибку.
Признать свою вину не зазорно ни для кого и никак не может быть
унизительным.
трудно принять решение.
столько печали, а в глазах столько грусти, что мне его стало жалко.
детские плечи столь серьезное решение, я ответил совсем по-взрослому:
отбиться от трех-четырех совсем не слабых мужиков - что мне приходилось
наблюдать, и не раз, - чуть заметно вздрогнул, помолчал немного, потом
кивнул головой и протянул мне руку:
заплакали, и я до сих пор не могу понять причину слез каждого из нас.
защитить маму, в конце концов настал.
уже было лет четырнадцать, он снова сорвался и замахнулся на маму как раз в
ту минуту, когда я вошел в комнату, где они сидели за накрытым столом:
наверное, что-то праздновали. Я перехватил его руку левой рукой, а правой
схватил со стола столовый нож и направил лезвие в его сторону.
его.
укоризненно произнес отец.
вызовом бросил я.
можешь поднять руку на отца...
лицо железный довод. - Или не любишь?
вдруг сказал: - А ты действительно стал мужчиной... - после чего повернулся
к маме. - Все, мамуля! Больше тебя пальцем не трону! Гадом буду!
руки. Это не означает, что они больше никогда не скандалили, но эти скандалы
дальше словесной перепалки никогда не заходили.
Куликов Роман
Шилова Юлия
Вронский Константин
Василенко Иван
Ларссон Стиг
Володихин Дмитрий