Чтение 15–й страницы книги ~Биография отца Бешеного~

формой.

В ней я больше напоминал маленького военного, нежели школьника:
гимнастерка была подпоясана широким ремнем из кожзаменителя с самой
настоящей пряжкой, на голове красовалась военного образца фуражка с
настоящей кокардой, на которой с трудом можно было различить букву "Ш",
которая была и на пряжке.

Школьная форма была достаточно дорогим удовольствием, но как же без
нее? Несколько месяцев я приставал к отцу и маме, что какой же я, мол,
школьник без формы? Все это время изо всех сил старался быть прилежным и
послушным. Моя настойчивость в конце концов была вознаграждена: первым
сдался отец.

Отлично зная, что к нему нужно подкатываться с просьбами тогда, когда
он чуть-чуть "под мухой", я улучил такой момент и, "надув губы", в очередной
раз завел свою "шарманку":

- Пап, а пап, а Вовка сказал, что без формы меня в школу не примут... -
с горечью прошептал я, и мне стало так себя жалко, что казалось, вот-вот
слезы брызнут из глаз.

- Мать! - грозным голосом позвал отец, и как только она вошла в
комнату, недовольно спросил: - Слушай, Тань, наш сын что, хуже других, что
ли?

- О чем ты, Вань? - не поняла мама, подозрительно взглянув на меня.

- Купи ему школьную форму! - твердо проговорил отец.

- Купи? - с ужасом воскликнула мама. - А на что? На какие шиши?

- Возьми из тех, что мы копим на проигрыватель!

- Господи! - всплеснула руками мама. - Тебя не поймешь: то тебе
проигрыватель нужен, то форму сыну покупай: обойдется и без нее...

Я сразу понял, что на этот раз мама на моей стороне: стоило ей начать
возражать отцу, как тот делал наоборот.

- Ты что, не поняла меня? - недовольно нахмурился он. - Я сказал: форму
Вите купи, значит, купи! А еще и новые ботинки! - расщедрился отец. - И не
спорь со мной! - Он вдруг пьяно стукнул кулаком по столу.

Чисто интуитивно, понимая, что сейчас может разгореться настоящий
скандал, я стремительно бросился отцу на шею и чмокнул его в щеку:

- Спасибо, папа! Ты такой хороший! Такой добрый! - Не знаю, насколько я
был искренен в такие моменты, но это всегда безотказно действовало: он
мгновенно смягчался и забывал о своем взрыве.

- Ладно, иди играй, сынок... - тихо говорил он, гладил меня по голове,
и его глаза, мне казалось, чуть влажнели...

Свою первую учительницу, я уверен, буду помнить, как и многие из вас,
всегда. Галина Ивановна Таше была симпатичная, очень интеллигентная женщина
с бархатистым голосом и умными, добрыми, но усталыми глазами, уже тогда в ее
волосах были седые пряди.

Поговаривали, что Галина Ивановна происходила из семьи ссыльных дворян,
что подтвердилось, когда я уже учился в Москве. В ней воплотились лучшие
черты русского дворянства - благородство, достоинство, интеллигентность и
доброта, но тогда нам этого не было дано понять в силу нашего возраста.

Мне кажется, все в классе влюбились в нее с первого взгляда. Во всяком
случае, в моей памяти Галина Ивановна сохранилась как человек, на которого
невозможно было обидеться, даже если она тебя и наказывала. Потому что
наказывала-то она только за дело и, поверьте, всегда справедливо. Если мы и
не говорили в открытую, что она нам как вторая мать, то в глубине души,
уверен, мы ощущали это в полной мере.

Галина Ивановна никогда не повышала голос: самым суровым наказанием для
провинившегося был особый, полный печали взгляд ее умных, больших глаз.
Провинившемуся хотелось буквально провалиться сквозь землю, и мольба о
прощении сама собой вырывалась из уст:

- Я больше не буду, Галина Ивановна...

Как бы мне хотелось еще хотя бы один раз проговорить эти слова, глядя в
ее лучистые глаза... Незадолго до издания этой книги я узнал, что она жива.
Кинулся в Омск... Собрал, кого смог, своих одноклассников. Приходим. Те же
лучистые глаза, добрая улыбка. Она долго смотрела на меня и вдруг:
"Витюша... Доценко..." Мы не виделись 42(!!!) года. Ей сейчас - 84. Мы
обнялись и так нас сняли... А на следующий день меня пригласили в мою бывшую
школу. Встреча с учениками и учителями была очень теплой и интересной и была
показана на Омском ТВ...

Мы были в четвертом классе, когда Галина Ивановна тяжело заболела: ей
пришлось оставить работу и уйти на пенсию по выслуге лет. На смену ей пришла
неказистая на вид, беспомощная практикантка Омского пединститута...

Я всегда говорю, что есть опасные профессии, ошибки в которых исправить
невозможно. Беспомощный и непрофессиональный учитель, заложивший шаткий
фундамент знаний своим ученикам, испортит ребенку всю дальнейшую жизнь.
Врач, неправильно поставивший диагноз, может сделать человека инвалидом.
Именно поэтому люди, намеревающиеся получить эти профессии, по-моему,
обязаны сдать не только положенные вступительные экзамены, но и пройти
особый тест на профпригодность, чтобы тест призван обнаружить настоящее
влечение человека к данной профессии, я бы даже сказал, глубокую любовь к
ней. В педагогике и медицине не должно быть случайных людей...

Для тех, кто не знает, - краткое пояснение. Во времена моего детства с
первого по четвертый класс включительно, в так называемых начальных классах,
был всего один учитель, который преподавал все предметы. Откровенно говоря,
и предметов-то было мало: русский язык, родная речь, чистописание,
арифметика, пение, физкультура - немудрено справиться одному педагогу. Этот
же учитель был и классным руководителем.

Почему же эта молоденькая практикантка, в странных металлических
очках-велосипедах, после нашей любимой учительницы всеми в классе была
встречена просто в штыки? Нет, она не была злой или безграмотной, просто она
была другой: не нашей Галиной Ивановной. У нее не хватало не только опыта,
но и простой увлеченности своей профессией.

Хотя объективности ради замечу, что наверняка любого учителя мы
восприняли бы точно так же. Но если бы это оказался опытный и волевой
человек, то последствия вряд ли были бы столь трагичными.

К сожалению, ее имя не осталось в моей памяти, а потому для удобства
назовем нашу практикантку Валентиной Сидоровной.

Каких пакостей мы ей только не устраивали: и кнопки на стул
пристраивали, и живую мышь в ящик ее стола закрывали, и тряпку у доски
обмазывали столярным клеем. Бедняжку в буквальном смысле доводили до слез.
Наш четвертый класс "А" скатился с первого места по успеваемости и поведению
на самое последнее. В конце концов, когда до окончания учебного года
оставалось чуть менее четверти, эта борьба закончилась поражением для всех
ее участников: чаша терпения Валентины Сидоровны переполнилась - она горько
разрыдалась, обозвала нас "нравственными уродами" и устремилась к директору
школы. Несмотря на все уговоры, она написала заявление об уходе, бросив в
сердцах, что с "этими бессердечными монстрами не справиться никому".

Оставлять без внимания столь вопиющий факт было невозможно: могло дойти
до районного отдела народного образования (роно), а это грозило
дисциплинарными последствиями для школы, а потому экстренно был собран
педсовет, который и принял "мудрое" решение - перевести самых злостных
"зачинщиков и хулиганов" в другой класс и снизить им оценку за поведение, а
классным руководителем временно назначить завуча школы. Именно последнее
решение и было настоящим бедствием: завуча боялись гораздо больше, чем
директора школы...

Это школьное происшествие совпало с очень приятным для нашей семьи
событием: мы наконец-то оказались в отдельной квартире. К тому времени отец
устроился работать на нефтезавод и стал возить его директора Малунцева -
весьма легендарную личность. Когда он умер, заводу было присвоено его имя, а
одна из улиц городка нефтяников, называвшаяся улицей Нефтяников, была
переименована в улицу Малунцева.

Именно на этой улице мы и получили просторную двухкомнатную квартиру на
первом этаже. Именно в этой квартире до сих пор и проживает моя мама с
отцом. Кстати, дом, в котором мы получили квартиру, находился напротив дома,
в котором тогда жил мой друг - Володя Акимов, то есть мы стали еще чаще
видеться с ним...

К счастью, точно выявить "зачинщиков и хулиганов" того инцидента не
было возможности: к ним можно было отнести весь класс и даже Наташу
Завальникову - дочку директрисы школы, в которую, кстати, я был влюблен едва
ли не с первого класса.

Директрису звали Мария Тимофеевна Бирюкова, но большинство учеников не
задумывались, а может, просто не обращали внимания на то, что у нее с
дочерью разные фамилии, хотя лично я догадывался: у меня самого была другая
фамилия, нежели у остальных членов семьи: я - Доценко, а все они -
Чернышевы...

В то время в связи с нехваткой жилья директор школы чаще всего получал
квартиру непосредственно в здании самой школы, естественно, с отдельным
входом. Потому двухкомнатная квартира Наташи и ее матери размещалась с
правого торца школы, а окна выходили на главный вход в школьный двор...

Это позволяло Марии Тимофеевне наблюдать за нами из окна своей
квартиры: и когда мы играли после занятий во дворе школы, и когда мы
выстраивались на линейку в праздничные дни...

Наташа... Помните, как я восхвалял имя Сергей? Точно с таким
благоговением отношусь я к этому женскому имени. Думаю, достаточно серьезную
роль в моем последнем браке сыграло то, что мою жену зовут Наташа...

Наташа Завальникова... Это было милое, хрупкое и очень нежное существо
с двумя косичками, а ее лобик и виски всегда украшали на редкость
симпатичные завитушки. Я написал, что был влюблен "едва ли не с первого