обидеть ангела. У себя в деревне Валентин работал конюхом. Работал
добросовестно и, судя по его увлеченным рассказам, с детства очень любил
лошадей. Совсем недавно похоронил последнего близкого человека - бабушку и
остался совсем один.
райцентра, чтобы там у одной товарки прикупить пару бутылок водки. А
Валентин грипповал и лежал с высокой температурой. И естественно, отказался.
Тогда тот отобрал у него ключи от конюшни и с матом удалился. Утром
выяснилось, что бригадир загнал коня, а свалил все на Валентина.
осудили на полтора года. Каким-то чудом этому застенчивому пареньку удалось
избежать насилия и во время следствия, и во время этапа. Его шконка
оказалась рядом с моей, и я как бы взял над ним шефство. В нашем же отряде
был один парень, лет двадцати, по кличке Штырь, севший по "сто восьмой":
"причинение тяжких телесных повреждений при помощи ножа". В его голове было
мало извилин, но злость лилась через край. В отряде его побаивались, и не
потому, что он был здоровячок и просто отмороженный, а потому, что прозрачно
намекал, что корешится со Смотрящим на зоне. Смотрящий - это как бы
предпоследняя ступенька перед коронованием на "вора в законе".
случае шпынял его. Делать это он старался в мое отсутствие, а Валентин
терпеливо сносил его издевательства и ничего мне не говорил. Но однажды я
увидел на его теле синяки и выпытал, что над ним издевается эта сволочь.
Увидев Штыря перед отбоем, я подошел к нему и, стараясь не привлекать
внимание других, тихо проговорил:
- Ты что, угрожаешь мне? Мне наплевать, что ты в кино снимался! - Он с рыком
бросился на меня, выкинув вперед кулак.
обожгло. Этого я уже не мог стерпеть: меня просто клинит, если кто-то ударит
меня в лицо или в голову. Двумя ударами я сбил его с ног и пнул в ребра.
Может, я и продолжил бы свою экзекуцию, но подскочил завхоз с ребятами, и
они оттащили меня. Писать докладную завхоз не стал, да и остальные очевидцы
схватки сделали вид, что ничего не произошло. Но я прекрасно понимал, что
этот инцидент так просто окончиться не может. Да и в отряде ожидали, что
известная близость Штыря к Смотрящему наверняка выйдет мне боком.
случилось. Но однажды во время работы на промзоне, а наш отряд трудился в
механическом цехе, бригадир отправил меня за какими-то инструментами в
инструменталку. Она была закрыта, что было необычно для рабочего дня, и
пришлось ждать парня, который ею заведовал. Прошло более получаса, а тот все
не появлялся: такого никогда не было! И я, словно что-то почувствовав,
бросился назад в цех. Ни Валентина, ни Штыря я не обнаружил.
притворились, что не видели. Но один парень, с которым я поделился однажды
чифирем, чуть слышно шепнул, чтобы я шел на стройку. Рядом с цехом возводили
новое двухэтажное здание, в котором на первом этаже планировалось
изготовление сувениров, а на втором - швейное производство. Пока стройку
заморозили: что-то напутали в чертежах или расчетах, и там никто не работал.
было. Я прислушался, и до меня донесся какой-то сдавленный голос. В секунды
я оказался на втором этаже, и передо мной открылась страшная картина.
привязав голого Валентина за руки к какой-то перекладине и засунув ему кляп
в рот, то бил его по ребрам черенком от лопаты, то засовывал его в анальное
отверстие, приговаривая:
защитничку: был москвач - станет москвачкой! Гы-гы-гы! - зашелся он в
злорадном смехе.
изнасиловать беднягу.
услышанного и вообще потерял голову: подскочив к нему, я пнул его в
промежность.
бойне:
черенком, целясь мне в голову.
выпрыгнул и обеими ногами ударил его в грудь. До лестничного проема было
метров пять, но удар был таким сильным, что Штыря откинуло до самого края
проема. Замахав руками, он попытался удержать равновесие и балансировал, как
мне показалось, с полминуты. Но на этот раз удача была не на его стороне. Он
сорвался и полетел спиной вниз, и оттуда донесся такой рев, что у меня даже
промелькнуло: человек так кричать не может...
безжизненно скользнуло на бетонное перекрытие, и я с трудом успел помешать
ему удариться головой. Валентин был без памяти: видно, черенок лопаты нанес
тяжелые внутренние повреждения. Я едва надел ему штаны, куртку и подхватил
на руки, как к нам уже бежал дежурный офицер в сопровождении двух
прапорщиков.
явная угроза...
со второго этажа, он угодил прямо на торчащие прутья арматуры, которые
прошили его насквозь.
гибель Штыря, то хотя бы изнасилование Валентина, даже несмотря на то, что
сам Валентин, едва придя в сознание, заявил, что все это проделал с ним
Штырь. Но и от бесштанного вида Штыря, как и от крови на его плоти, просто
так отмахнуться было нельзя: слишком много свидетелей. Кроме того, видимо,
администрации зоны не очень хотелось пристального внимания прокурорского
надзора: кто знает, какие знакомства есть у этого "москвача"? Короче говоря,
дело Штыря прикрыли с формулировкой: "смерть наступила из-за нарушения
правил техники безопасности при работе на высоте".
немного оклемавшись, он повесился прямо в больничном изоляторе. Этот
деревенский паренек, понимая, что его статус в зоне круто изменился, не
выдержал позора и подумал, что благоразумнее покончить с собою.
Администрация облегченно вздохнула и быстренько закрыла дело по той же
причине, что и у Штыря.
близких к Штырю решил набрать себе очки, сообщив Смотрящему, что с его
"кентом" расправился "москвач". Естественно, Смотрящий выдернул меня на
разборку. Глядя ему в глаза, я задал только один вопрос:
в отряде, а бедного Валентина зверски изнасиловал ни за что, ссылаясь, что
ты его прикроешь?
дружбой с ним, но это было единственное, о чем знали.
сопровождал меня:
паскуду... - И повернулся ко мне. - Ладно, москвач, живи...
"химию". Для тех, кто не знает, что такое "химия", поясню. Как бы в качестве
поощрения или амнистии заключенного направляют отбывать оставшийся срок на
стройки народного хозяйства под надзор "спецкомендатуры". В месте назначения
бывший зек должен жить и работать, отчисляя из своей зарплаты двадцать
процентов в пользу государства.
нескольких десятках километров от колонии. Оттуда меня перевели в Ухту, но
со всеми подробностями об испытаниях, которые мне пришлось пройти на
"стройках народного хозяйства", я когда-нибудь напишу в отдельной книге...
я заслужил благосклонность коменданта (наверное потому, что ему очень уж
хотелось поесть москов-ской колбаски), и он выписал мне отпуск для поездки в
Москву. Во время отпуска я и познакомился с одной приятной
матерью-одиночкой. Между нами завязались близкие отношения, а когда мой срок
закончился, мы решили пожениться.
Мариной, а ее восьмилетнюю дочку - Эльвирой. Бывший муж Марины тоже отбывал
наказание, а они жили в одной комнатке огромной коммунальной квартиры.
Марина, работавшая учительницей, стояла в очереди на улучшение жилищных
условий, но получить отдельную квартиру ей светило лишь в очень отдаленном
будущем: более радужные перспективы имелись у тех родителей, у которых был
ребенок другого пола. Но в тот момент я как-то не задумался о том, что меня
могут использовать именно для получения квартиры. С другой стороны, я ведь
тоже как бы использовал Марину для получения законной московской прописки.