Чтение 76–й страницы книги ~Биография отца Бешеного~

организовать мне встречу с Председателем КГБ Ю.В. Андроповым.

За день до встречи ко мне заехал офицер по спецпоручениям и сказал, что
Юрий Владимирович назначил мне встречу, но сначала хочет прочитать мою
статью. Я дал рукопись.

На следующий день в сильном волнении и с дрожью в коленях я появляюсь в
приемной точно в назначенное время. Помощник Андропова, сообщив, что у меня
только пять минут, открыл передо мной дверь в огромный кабинет хозяина
Лубянки.

Юрий Владимирович был довольно высокого роста и, к моему удивлению,
вышел из-за мощного стола и поздоровался со мной за руку.

- Мне понравился стиль вашей статьи. - Это были первые слова,
произнесенные им, потом он сделал паузу и добавил: - То есть то, как вы
пишете... Присаживайтесь...

Он расспрашивал меня о работе, о моих планах, много говорил о
литературе и кино. Вместо пяти минут я пробыл у него в кабинете точно
двадцать три минуты. Перед самым уходом, после его пожеланий мне творческих
успехов, я все-таки рискнул спросить:

- А что с моей статьей?

И услышал от него лишь одно слово:

- Несвоевременно...

Не знаю, что думали другие, общавшиеся с Юрием Владимировичем, но мне
он показался очень умным, я бы сказал, даже талантливым человеком и совсем
не страшным...

Может быть, я притягиваю за уши действительность, но после этой
встречи, вероятно, оттого, что после нее в отношении меня не было никаких
последствий: меня не расстреляли, не посадили в Лефортово, да и помощник
видел, как Хозяин дружелюбно простился со мной, - я почувствовал, что
некоторые люди ко мне стали относится чуть настороженно... а некоторые
заискивающе, наверное, так, на всякий случай...

Тем не менее я до сих пор жалею, что не спросил Андропова, почему с
таким пристрастием относятся ко мне сотрудники Органов. Этот вопрос вертелся
в моей голове всю беседу, но я так и не решился задать его... думаю, из
страха...

Однако продолжим...

Однажды я случайно повстречал Женю Гинзбурга, который предложил мне
поработать с ним на телефильме "Бенефис Гурченко" в качестве второго
режиссера. Не имея ничего лучшего, я согласился. На этом фильме я с огромным
удовольствием встретил таких поразительных актеров, как Армен Джигарханян,
Александр Ширвиндт, и великого танцора - Мариса Лиепа.

С Марисом у меня связано одно забавное воспоминание. Съемки
заканчивались обычно за полночь, и Марис, приезжая на съемки на американской
машине (не помню марки, но это была одна из самых широких машин в мире, -
подарок какого-то зарубежного почитателя его таланта), предложил мне
возвращаться домой с ним: мы жили рядом - в то время я жил на Суворовском
бульваре. Однажды Марис подвез меня к самому подъезду, а поблизости бродил
какой-то милиционер. Увидев машину, он раскрыл от удивления рот, потом,
увидев меня, раскрыл еще шире. Только Марис отъехал, милиционер попросил у
меня документы и начал "права качать": кто за рулем? Из какой страны? И
прочую чушь...

Не знаю, сколько бы продолжался этот допрос, но с громким визгом,
двигаясь задним ходом, перед нами остановилась машина Мариса. Высунувшись в
окно, он недовольно спросил:

- В чем дело, капитан?

- А вам какое... - недовольно начал тот, но взглянул на Мариса и
мгновенно расплылся в улыбке. - Извините, вы можете дать автограф моей
супруге, Тамаре? Она вас так любит, товарищ... - Он запнулся на мгновение и
неожиданно закончил: - Товарищ Спартак!

Я не удержался и прыснул, а Марис как ни в чем не бывало:

- Хорошо, только на чем?

Капитан суетливо вытащил книжечку квитанций для штрафа, оторвал одну и
протянул Марису.

"Тамаре от Спартака!" - написал он.

Капитан был в таком восторге, что вытянулся по стойке "смирно",
приложил руку к козырьку фуражки и стоял до тех пор, пока машина не скрылась
из виду. Потом повернулся ко мне:

- Позвольте проводить вас до подъезда?..

И с тех пор, когда мы подъезжали в дежурство этого капитана, он
регулярно отдавал нам честь.

С этого фильма началась моя дружба с одним из самых великих актеров
нашего времени - Арменом Борисовичем Джигарханяном...

Людмилу Марковну Гурченко я тоже считаю великой актрисой и потрясающей
певицей современности, но писать о ее характере я бы воздержался...

Один пример все-таки приведу. Гинзбургу понадобилось снять кадр, в
котором Людмила Марковна должна быть одновременно в образах шести своих
героинь. В то время технические возможности ТВ были более скромными, чем
сейчас, и потому мне нужно было срочно найти пять дублерш.

Представляете? Найти дублерш под уникальную фигурку, с самой тонкой в
стране талией?! Тем более что эти дублерши должны облачиться в собственные
наряды актрисы...

Я пересмотрел едва ли не весь советский балет, ритм-балет, актерские
училища... С неимоверными усилиями мне удалось отыскать пять дублерш. Среди
них была даже одна со званием "Народная артистка СССР". Господи, только она
и я знаю, что мне пришлось предпринять, чтобы уговорить ее пожертвовать
полдня киноискусству.

Кульминационный момент настал: пред светлы очи бенефициантки предстали
пять дублерш.

Небрежно окинув их царственным взглядом, Людмила Марковна прямо при них
спросила меня:

- Откуда они?

- Четверо актрисы, а пятая студентка... - с гордостью ответил я,
довольный, что сумел-таки выполнить столь трудное задание.

- Что? - неожиданно повысила голос актриса. - Чтобы я дала свои наряды
какой-то массовке? Да никогда в жизни! - Повернувшись, она вышла.

Мои приглашенные остолбенели, а "народная" просто расплакалась,
выразительно взглянула на меня и едва не бегом устремилась к выходу...

Я чувствовал себя оплеванным...

Тем не менее я все равно люблю Людмилу Марковну!..

После этого фильма меня пригласил на беседу известный кинорежиссер
Александр Митта. Ему стало известно, что во ВГИКе я писал реферат на тему
комбинированных съемок. Он приступал к созданию первого советского фильма в
жанре фильма-катастрофы под рабочим названием "Запас прочности".

Думаю, мало кто не видел фильма "Экипаж" или не слышал о нем...

Александр Митта предложил мне поработать с ним в качестве режиссера
комбинированных съемок. К тому времени на "Мосфильме" создалось объединение
"Дебют", которое возглавил А. А. Мамилов. Мне удалось дойти до самого Ф. Т.
Ермаша, тогдашнего Председателя Госкино СССР, и получить его добро на съемки
своего дебюта. Один из моих доброжелателей, работавший в Госкино, сказал
мне, что там мой сценарий понравился, и это послужило основанием для
положительного решения.

Не могу не похвастаться, что один из самых выдающихся операторов нашего
кинематографа, Павел Лебешев, снявший недавно с лидером нашего кино Никитой
Михалковым "Сибирского цирюльника", согласился снять мой дебют.

Перечитав слова о том, что мне удалось дойти до Ф. Т. Ермаша, я
подумал, что у читателя может возникнуть ощущение, что у меня все легко
получилось. До нашей встречи я десятки раз посылал ему письма, моля о
помощи, и не получил ни одного ответа.

Однажды, подрабатывая на Московском кинофестивале в качестве
переводчика болгарского режиссера Иванки Грыбчевой - на том фестивале ее
фильм "Ни с кем" получил серебряную премию, - я, естественно, оказался в
числе приглашенных на прием в посольство Болгарии. А накануне Грыбчева с
удивлением услышала, что я ее коллега. И все выпытала о моих творческих
проблемах. После нескольких тостов в честь обладательницы премии и "за
дружбу между народами", Грыбчева, сидевшая рядом с Ермашом, спрашивает его,
указывая на меня:

- Вы знакомы?

- Вроде нет... - не очень уверенно ответил он.

- Режиссер Доценко...

Ермаш недоуменно пожал плечами и о чем-то спросил сидящего рядом
помощника, тот, похоже, ответил, что тоже меня не знает.

Меня просто взорвало от такой лжи: после каждого своего послания я
буквально терроризировал его секретаря, допытываясь, дан ли ход моему
обращению. И всякий раз тот отвечал, что мое послание положено на стол
председателя, но пока никакой реакции.

- Филипп Тимофеевич, я раз десять обращался к вам, но ни разу не
получил ответа! - с обидой произнес я, органически не переваривая неправду.

Вы бы видели взгляд, которым он одарил меня, но тут же взял себя в руки
и натянуто улыбнулся.

- Попробуем разобраться, - сказал он и добавил: - Но не за праздничным
столом...

Фестиваль закончился, Грыбчева уехала, а меня года полтора-два не
пускали на "Мосфильм": было распоряжение самого Генерального директора
студии, им был в то время бывший генерал милиции Н. Т. Сизов, не выписывать
мне даже разовые пропуска!

То ли у Ермаша было легкое ощущение вины, то ли сыграла роль моя
встреча с Андроповым, но он принял меня, повысил тарификационную категорию
режиссера и дал "добро" на дебют...

Прошло много лет, я выпустил свои первые книги и ехал как-то в
троллейбусе по Комсомольскому проспекту. Вдруг вижу знакомое лицо: да это же