Виктор ДОЦЕНКО

ЗОЛОТО БЕШЕНОГО

"ГИБЕЛЬ" САВЕЛИЯ

Небольшое старинное здание довольно странно смотрелось между
современными высотками, однако человек, впервые оказавшийся здесь, ни за
что не прошел бы мимо: он обязательно остановился бы и долго рассматривал
старинную лепнину, созданную рукой мастера.

Заинтересовался бы прохожий и редкими посетителями, что, взойдя на
мраморное крыльцо с огромными дубовыми дверями, не дергают за ручку, а
нажимают кнопку звонка и терпеливо ждут, когда им откроют. Как правило,
ждать приходится недолго: дверь мягко открывается и на пороге вырастает
внушительная фигура дежурного. Он быстро, но внимательно рассматривает
протянутое ему удостоверение, после чего делает шаг в сторону и пропускает
визитера.

Естественно возникает вопрос: отчего это странное строение столь
тщательно охраняется? Может, это государственное режимное предприятие или
какая-то коммерческая структура, ревностно оберегающая свой покой от
нежелательной публики? На самом деле это просто медицинское учреждение,
хотя и не совсем обычное, потому как со дня своего основания находится под
надзором Органов. Здесь меняют внешность человека, проще говоря, делают
пластические операции.

Первое, что бросается в глаза внутри этой странной больницы -
идеальная чистота широких коридоров, ковровые дорожки на полу, огромные
фикусы и мертвая тишина. Но вот в конце коридора появилась стройная
миловидная медсестра лет двадцати пяти, толкая перед собой небольшой
столик на колесиках с лекарствами.

- Неужели уже прошло три часа, Лидочка? - раздался низкий мужской
голос, как только медсестра отворила дверь первой палаты. Лицо пациента
было полностью забинтовано.

- И как вам удается так точно определять время? - с улыбкой
произнесла девушка. - Для меня оно тянется, как свежая резина.

- Почему свежая? - не понял пациент.

- А старая может лопнуть в любой момент! - Она заразительно
рассмеялась. - Вот, примите вашу микстурку, Иванов.

- Слушаюсь, товарищ командир! - Не вставая с кровати, он откозырял,
затем взял протянутое лекарство, чуть сдвинул бинт, открывая рот,
опрокинул стаканчик и крякнул: - И когда только все это кончится?

- Доктор сказал, что вам уже совсем скоро снимут бинты, а после этого
день-два и домой.

- Дай Бог! - Он тяжело вздохнул.

- Ладно, пойду дальше. Хорошего вам настроения!

- Спасибо! А вам меньше забот... Улыбнувшись на прощание, девушка
весьма грациозно выкатила из палаты столик, прикрыла за собой дверь и
подошла к следующей палате. Там лежало двое. Один с синюшным лицом -
видимо, только что прооперирован. Лицо другого, изрезанное многочисленными
шрамами, придавало ему свирепый вид. Похоже, ему не больше двадцати. При
взгляде на него сердце прямо-таки кровью обливалось.

- Как самочувствие, товарищ Конюхов? - участливо спросила девушка,
склоняясь над больным с синюшным лицом.

- Спасибо, фигово! - привычно ответил тот и чуть слышно простонал.

- Все еще побаливает?

- Тянет, мочи нет!

- Ничего, сейчас я дам микстурку - сразу полегчает.

- Ненадолго, - обречено заметил Конюхов.

- А потом еще...

- Вашей микстурки хватает на час, не больше, а следующую получаешь
только через три часа, - обиженно прогундосил пациент.

- Надеюсь, вы не хотите осложнений? - вздохнула медсестра.

- Ни боже мой! Мне еще и сорока-то нет, да и не женат опять же:
хочется приличную женщину найти.

- Тогда терпите.

- Терплю! - кивнул Конюхов и приоткрыл рот, словно птенец в ожидании
корма.

Девушка ловко влила ему обезболивающее и сострадательно добавила:

- Постарайтесь заснуть...

- Спасибо, милая!

- А как со мной, сестричка, не решили еще? - спросил парень со
шрамами.

- Больно шустрый вы, Петров: только вчера поступили и уже торопитесь!
Дня три-четыре уйдут на анализы, потом день-другой на подготовку... -
Девушка развела руками. - Так что наберитесь терпения. Где ваша баночка?

- Так ее утром нянечка забрала.

- Вот как? Странно, а в журнале не отметила... - Она пожала плечами.
- Хорошо, разберемся! Успокоительного дать?

- Нет, спасибо, я совсем не нервничаю.

- Тогда всего доброго! - Девушка покинула палату, на пороге едва не
столкнувшись с очередным пациентом с перебинтованным лицом. - Сидоров, вы
что, забыли? Сейчас идет раздача лекарств.

- Извини, сестричка, засиделся совсем: размяться захотелось! -
несколько сконфуженно прозвучал из-под бинтов голос Савелия Говоркова. -
Может, здесь отоваришь?

- Ладно уж, в порядке исключения... - Девушка кокетливо улыбнулась и
протянула ему пакетик с таблетками и мензурку с водой. - Как
самочувствие-то? Кстати, все хотела спросить, у вас что, осложнение
произошло?

- Осложнение? - удивленно переспросил Савелий. - С чего ты взяла?

- Да так, брякнул кто-то... - Она пожала плечами. - К нам частенько
привозят с осложнениями: кто-то напортачит, а мы отдувайся!

- Нет, со мной все гораздо проще: в вашей клинике моя родственница
работает.

- Старшая сестра, что ли?

- А ты глазастая! - усмехнулся Савелий.

- Будешь тут глазастой: только вы поступили - моя смена тогда была, -
вызывает меня Марина Михайловна и говорит: "Головой за него отвечаешь!"
Ну, думаю, какая-то шишка на ровном месте...

- А ты меньше думай, и все будет в порядке. Так что... - Он сглотнул
горькие таблетки и, глубоко вздохнув, продолжил: - ...физически
самочувствие более чем, а вот морально... Хоть бы зашла поболтать, а то со
скуки сдохнуть можно!

- Извините, Сидоров, но это категорически запрещено! - Она как бы
извинялась, давая понять, что ей и самой не нравится это глупое правило. -
А если вам уж так поболтать захотелось, зайдите в первую палату: там
старичок лежит, тоже совсем один, глядишь, и поддержите друг друга! - Она
подмигнула и заторопилась по коридору, виляя пышными бедрами, потом как бы
случайно остановилась за колонной и осторожно подала ему знак. Савелий
мгновенно сообразил: это из-за телекамер, натыканных в этой больнице
повсюду. Подыгрывая девушке, он с беззаботным видом, словно прогуливаясь,
подошел к ней, и сестра быстро сунула ему записку. Савелий тут же
направился в сторону первой палаты.

Собственно говоря, он и сам толком не знал, зачем ему идти к этому
"одинокому старику", хотя ему было интересно, с какой стати старик решился
на пластическую операцию.

Подлечившись после ранения, полученного в зоне под названием "Райский
уголок", он вновь вернулся к давно задуманному плану - инсценировать свою
гибель, чтобы сбить со следа врагов, и начать бороться с ними уже с новым
лицом. Подходящий случай не представлялся долго. Аварии и катастрофы в
Москве происходили ежедневно, но были невелики, и незаметно "внедриться" в
них было невозможно.

Лишь через двенадцать дней после ухода Савелия в "подполье" человек
генерала Богомолова сообщил о трагедии под Москвой в районе Домодедово: с
моста, под которым проходила железная дорога, прямо на пассажирский вагон
свалился панелевоз с грузом. Судя по всему, водитель не справился с
управлением.

По распоряжению Богомолова место трагедии было мгновенно оцеплено
спецподразделением, допускались только врачи. Особого удивления это ни у
кого не вызвало в связи с многочисленными предостережениями в прессе о
возможных провокациях со стороны чеченских боевиков.

Нельзя было терять ни секунды, и Савелий вместе с талантливым
гримером из спецотдела Богомолова принялся за работу. Через пятнадцать
минут Савелия можно было отправлять на место происшествия. Мастер-гример
потрудился на славу. Даже при ближайшем рассмотрении "ранения" Савелия
выглядели смертельными: огромная рваная рана на голове, рука с обрывками
мышц и жил... специальное устройство, приводимое в действие самим
Савелием, выдавало такое "кровотечение", что вздрагивали даже посвященные.
Богомолов в изумлении покачал головой и, глубоко вздохнув, сказал:

- Отличная работа, даже смотреть страшно! Ладно, давай прощаться,
Савелий Говорков, думаю, что никто и никогда тебя уже не увидит... - Он
перехватил недоуменный взгляд Воронова и улыбнулся: - Я имею в виду его
внешность... - Генерал крепко обнял Савелия и отечески похлопал по спине:
- Удачи тебе, капитан!

- Спасибо, Константин Иванович! - Савелий вздохнул и повернулся к
Воронову: - Что-то грустно, братишка...

- И неудивительно! - Воронов подмигнул, повернулся к Богомолову: - Он
же, Константин Иванович, свое тридцатилетие не успел отметить: четырех
дней не дотянул! - Он тоже обнял Савелия. - Заранее не поздравляют,