Виктор ДОЦЕНКО
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЕШЕНОГО
смысле национального признака, а в смысле внутреннего ощущения
принадлежности к России), который бы в душе не гордился своей столицей.
стало вожделенной мечтой живущих в других городах великой России за
исключением, пожалуй, Ленинграда, или Санкт-Петербурга, говоря языком
"перестройки".
становились объектом охоты местных невест и женихов. Десятилетиями
создавался в сознании народа ореол "удивительного, самого прекрасного
города на Земле, в котором есть ВСЕ"! В любой, даже самый неурожайный год
Москва продолжала снабжаться всем самым лучшим, самым дефицитным. И
человеку из провинции, из русской глубинки трудно было доказать, что
изобилие это кажущееся, что им пользуется весьма ограниченный контингент
москвичей, принадлежащих к "верхушке", допущенных к распределителям,
спецскладам, "своим" магазинам.
так же, как по всей стране, часами простаивает в очередях за тем, что
подешевле и посытнее, а если заикнуться про жилье, то здесь надобно скорее
жаловаться москвичам, а не тем, кто проживает в провинции. Почему? Да
разве найдется такой город на Земле, где было столько коммунальных
квартир? Мне кажется, что слово "коммунальная родилось именно, в Москве.
"посчастливилось" пожить и вашему покорному слуге, начинаешь нервно
дрожать. Одна квартира, семнадцать комнат, и в них проживает шестнадцать
семей! И на всех, как сказал великий Высоцкий, "всего одна уборная"!
двойственное отношение к москвичам: с одной стороны, зависть и желание
всеми правдами и неправдами перебраться в столицу, с другой - ненависть
или в лучшем случае пренебрежительное отношение к ее жителям... Однако
меня что-то совсем не туда потянуло: мой рассказ совершенно о другом, хотя
и проходит его действие большей частью на территории Москвы и ее
окрестностей.
житель по какой-либо причине отсутствовал пять лет, да что там пять - года
три, то он, прибыв в город, в первую минуту, вероятно, потерял дар речи.
Он бы не узнал "первопрестольную", и - жалость переполнила бы его сердце.
Да, Москва никогда не отличалась кристальной чистотой улиц, парков и
скверов, а ее жители не излучали повсеместно голливудских улыбок, но
сейчас, после семи лет "перестройки", столица превратилась в настоящую
помойку. Помойку с иностранными ярлыками, каковыми стали названия офисов и
магазинов, всевозможные рекламные плакаты и стенды.
было разрешено официально исковеркать русский город иностранными
надписями? Почему? Впрочем, народ страны Советов столько лет был
изолирован от всего заграничного, что любой ярлык, яркая этикетка с
надписями на "западном языке" воспринимались как знак качества, и товар,
украшенный им, раскупался моментально.
товарами. Конкуренция, скажете вы? Что ж, конкуренция - дело хорошее!
Однако давайте немного сравним... В развитой капиталистической стране
конкуренция, лаже между мелкими, "палаточными" продавцами, улучшает
уровень обслуживания, качество и ассортимент товаров, снижает цены, чтобы
увеличивать товарооборот. А что происходит у нас? Как были за прилавками
злые, постные лица до "перестройки", во время "застоя", так ничего и не
изменилось сейчас, после нее. Я допытался проанализировать этот феномен, и
оказалось: если тогда продавцу было все равно, купит покупатель, товар или
нет - зарплата постоянная, товары государственные, чего суетиться - то
сейчас все совсем по-другому: товары принадлежат продавцу и, казалось бы,
твоя прибыль в твоих руках, а вот и нет!
палатки, тем больше ему придется отдавать. Кому? Да мало ли кому!
Рэкетирам, мафиозным структурам, контролирующим не только доставку товаров
и их реализацию, но и цены. Попробуй откажись от "услуг"! В первый раз
побить могут, и не только стекла, а во второй-третий - сжечь твое
"предприятие", а то и жизни лишить... Вот и видим мы в конечном итоге тот
же самый результат: постные и безразличные лица за окошками
палаток-ларьков.
мускулах. И вторая "капиталистическая" волна охватила столичный город.
Кажется, что нет ни единого более или менее людного места, где не
толпились бы массы "ручных продавцов", то есть тех, кто продает с рук то,
что сумел вырастить (таких единицы) или приобрести мелким оптом, чтобы
"наварить" на разнице цен.
Москву, что стало казаться, будто раньше она была просто стерильным
городом. Каждый подземный переход, каждая станция метро, как внутри, так и
снаружи, заполнена разновозрастными продавцами. В руках, на самодельных
лотках, под полой можно увидеть и приобрести все, что, твоей душе угодно:
от ниток с иголкой до телевизора. Можно договориться о покупке
современного танка: "Сами поедете или доставить по указанному адресу?"
взгляда можно было определить: это наш, среднестатистический гражданин, у
которого в кармане немногим меньше, чем в его домашнем, верней сказать,
домашней "банке"; а вот человек с Запада, и он может купить весь твой
нехитрый товар и даже не заметит, что в его карманах поубавилось денег.
Сейчас все подругому: можно встретить одетого по последнему "писку" моды
человека, подъехавшего на шикарном лимузине к палатке-ларьку, а он может
оказаться и человеком с Запада, и обыкновенным бандитом, по которому
давнымдавно плачет Бутырка. Но чаще всего встречаются люди, живущие, как
сейчас говорят, за чертой бедности. Их не очень трудно распознать: вечно
голодные глаза, давно требующая ремонта одежда, часто не соответствующая
сезону. Многие из них уже дошли до той грани, когда впору идти на паперть
и просить милостыню, но им стыдно, просто невыносимо пойти на такой шаг, и
они слоняются в поисках какой-нибудь случайной работы или "халявного"
угощения.
впечатление: с первого взгляда его нельзя было уверенно отнести к
какой-либо группе. Что было ясно сразу, так это то, что его одежда давно
нуждалась в чистке, хотя бы элементарной. Непонятного цвета брюки,
порванные в различных местах, заношенная донельзя грязно-лилового цвета
рубашка, непонятно как еще держащиеся на ногах кроссовки уважаемой фирмы
"Адидас". Даже если внимательно присмотреться, вряд ли можно было бы точно
определить его возраст. С одинаковой степенью вероятности ему можно было
дать и тридцать, и все сорок пять. Волосы на голове были достаточно
длинны, но давно не соприкасались ни с мылом, ни с расческой. Было ясно
также, что человеку негде и нечем побриться.
безразличными, даже пустыми, хотя и несколько злыми, но если присмотреться
внимательнее, они начинали притягивать своей глубиной. Он медленно брел
среди снующих людей, и взгляд его как бы скользил по ним, не
останавливаясь ни на ком. Лишь раз его глаза задержались на моложавой
упитанной женщине. Она торговала горячими беляшами, и потому вполне
справедливо можно было предположить, что парню хочется есть.
обособленно стояла одинокая палатка, судя по всему, поставленная совсем
недавно. Трудно сказать, что в ней привлекло парня, но он подошел к этой
палатке и стал рассматривать различные товары, красиво расставленные за
стеклом витрины.
которого вывалились четверо мускулистых парней. Их хмурые лица и
бесцеремонное поведение - направившись к палатке, они пару раз оттолкнули
прохожих, не успевших уступить им дорогу, - заставило потенциальных
покупателей поспешно уйти от опасного места.
странной четверки. Мельком посмотрев на него, эти четверо тоже не
удостоили его своим вниманием. Подойдя к небольшому окошечку ларька, за
которым сидел парень лет двадцати пяти, один из четверки сказал тоном, не
терпящим возражений: - Сегодня пятнадцатое число, надеюсь, не забыл? - Что
дальше? - спокойно отозвался продавец. - Тысячу гринов приготовил? -
Парень из четверки явно начал терять терпение.
ухмыльнулся парень. В солнечном свете ярко блеснула одинокая золотая
фикса. - А непонятливых мы учим! - Фиксатый кивнул своим дружкам, и те
направились к двери палатки.
"гостям" выскочили четверо внушительных молодых парней. Если четверка,
подъехавшая к ларьку, была одета довольно элегантно, в костюмы и галстуки,
то выскочившие из дверей ларька - в фирменные спортивные костюмы разного
цвета.
Лукьяненко Сергей
Орлов Алекс
Буркатовский Сергей
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Каргалов Вадим