по тому, как оживился он, как собрался, словно на старт вышел, как
непроизвольно сжались кулаки и загорелись глаза, я догадался - Люська в
его сердце, и чем дальше, тем крепче память, дороже воспоминания.
чемпионатом Европы. Люси, как звал ее Власенко, была настоящая пагуба:
высокая, длинноногая, какая-то утренне свежая, от ее карих озорных глаз,
лукаво прищуренных, когда она играла в серьезность, в солидность
(как-никак - чемпионка и рекордсменка мира, наша "золотая рыбка"), на
сердце становилось беспокойно, и хотелось что-нибудь отмочить, чтоб дать
выход дивной энергии, рожденной этим взглядом. Люська знала, что Влас
втюрился по уши, и с женским непорочным эгоизмом не упускала случая, чтоб
еще и еще напомнить ему об этом. И в счастливом ослеплении молодости не
разглядела, как перегнула палку: Влас тоже был человеком-кремнем (я об
этом догадался значительно позже), он не мог допустить, чтоб им
пренебрегали. Люси флиртовала налево и направо (она была чертовски красива
и идеально сложена) и крутила им, как ванькой-встанькой. Люська не учуяла
опасности - она слишком уверовала в свое могущество, да, видимо, и не
чувствовала к Толе того, что чувствовал он к ней. Они расстались, и оба
так и не достигнув личного счастья. Люси, хоть и выскочила замуж, детей не
завела и медленно старела, морщилась, словно усыхающий красавец гриб на
солнце, как определил я ее состояние. Власенко же, как мне было известно,
тоже не слишком преуспел в личной жизни: за границей он чаще перебивался
один - жена предпочитала Москву.
заведовать кафедрой. Волевая женщина, - как можно индиферентнее отвечал я,
не хотелось травить душу Анатолию.
старое. Миражи юности... - Он безбожно врал, я это видел, но Влас не был
бы Власом, ежели б позволил кому-то заглянуть к себе в душу, а тем паче
пожалеть, посочувствовать. Он ненавидел жалость!
авторитета после ухода из плавания. Что касается личного, тут я пас, мы с
ней здравствуй - до свиданья, не больше.
- лихо воскликнул Анатолий и снова потянулся к штофу. Легко налил треть
бокала и так же легко, не поморщившись, выпил. - Ты завтра в Штаты?
оказия прямо до Лейк-Плэсида.
углу у окна, и мне почудился ее смех, и воспоминания начинают обретать
осязаемые формы. Нет, что б там не твердили реалисты, ничего в этой жизни
не исчезает бесследно...
в горы, лыжи у меня есть. Ты ведь тоже сорок третий носишь? Ну, вот
видишь... Бывай, старина!
победой, постояли молча, каждый думая о своем, и я бегом спустился вниз с
пятого этажа старинного особняка на монреальском Холме, и вечер встретил
меня мелким туманистым дождем, приятно облизавшим разгоряченное лицо.
редкому состоянию ничегонеделания. По телевизору по одной программе
крутили оперу, по другой - фильм из жизни "дикого Запада", прерываемый
американской рекламой, по третьей - очередной урок "университета домашней
хозяйки"... Читать не тянуло, газеты же давно просмотрены: ничего нового к
"делу Добротвора" не прибавилось.
нокаутом в первом же раунде, и комментаторы на разные лады расписывали его
манеру вести бой. Я видел поединок - впрочем, какой там поединок: спустя
тридцать одну секунду после начала боя Добротвор поймал уходящего вправо
корейца хуком снизу в челюсть и бедняга рухнул как подкошенный. Мне стало
жаль корейца - такие удары не проходят бесследно, а до Олимпиады еще
далеко, и если "надежда Сеула" попадет в такую переделку еще разок, как бы
ему досрочно не перейти в разряд спортивных пенсионеров, если таковые у
них имеются, понятно.
показалось, что в этот неожиданный удар он вложил совсем несвойственную
ему ярость, точно перед ним находился не спортивный друг-соперник, а враг,
глубоко оскорбивший его.
бесцветной.
как раз выбрался из ванны и стоял передо мной в чем мать родила.
ванную комнату, вышел вновь уже в халате.
тон, спокойствие, точно ничего не стряслось и не стоял он перед судьей в
окружении двух полицейских в форме, взвинтили меня.
пекутся о нашем самочувствии и радуются победам, не так ли? Если вы о
лекарстве, так яснее не бывает. Я на суде показал: в личное пользование
вез. Могу добавить, так сказать, из первых рук новость: Международная
федерация бокса, куда обратились представители стран, участники которых
тоже представлены в моей весовой категории, разъяснила, что снадобье это в
число запрещенных федерацией допинговых средств не входит. Вопрос снят...
долларов - в личное пользование?
розничным, все пятьдесят, ни монетой меньше. Это мне сообщил один доброхот
из местных репортеров. Я ему и предложил купить товар гамузом, за полцены,
глядишь, и приработок будет поболее, чем за статейки в газете... - Виктор
явно блефовал и не скрывал этого. "Да он еще издевается надо мной!" - с
нарастающим возмущением подумал я.
агрессивен, - Витя, я ведь не интервью у тебя беру и не о проявлениях
"звездной болезни" собираюсь писать... Просто мне горько, невыносимо
горько становится, когда подумаю, как ты будешь глядеть людям в глаза
дома... Ведь на каждый роток не набросишь платок... Ты на виду, и тебе не
простят и малейшей оплошности... Как же так?.. Что же случилось с тобой,
Витя?
него.
издевательски насмешливый вызов, он стал ровнее, обычнее, но створки
приоткрывшейся было раковины снова захлопнулись.
Москвы летел, купил лекарство для приятеля в Киеве - он астматик, без него
дня прожить не может. Как говорится: запас беды не чинит... Так я товарищу
из консульства нашего - он ко мне приезжал (Власенко был у Добротвора и
мне ни слова?!) - и сказал, такая версия и будет...
лапшу на уши вешать?..
мне завтра драться...
номер. Не успел снять плащ, как принесли новенький "Шарп". Я поставил
кассету, сунутую Власенко, и несколько раз просмотрел репортаж из
аэропорта. Нового выудить мне так и не удалось, но что-то смутно волновало
меня, и это непонятное волнение раздражало. Что-то было там, я это
улавливал подспудно, но что, никак понять не мог. Я проанализировал каждое
слово диктора, репортера, вновь и вновь, возвращая пленку к началу,
вглядывался в выражения лиц Добротвора, таможенника, полицейских, словно
надеялся прочесть на них скрытые, невидимые письмена. Но, увы, лица как
лица. Равнодушное, привычное к подобным открытиям чернобородое цыганское
лицо таможенника - человека и не пожилого, но и не молодого, лет 38-40,
борода придавала ему солидность. Два полицейских как близнецы: одного
почти баскетбольного роста, дюжие ребята, оба безбородые и безусые - тоже
не излучали особых эмоций. Репортер? Много ли разглядишь, когда человек
просто-таки приклеился к глазку видеокамеры?
самом углу кадра, и я долгое время не обращал на него внимания. Даже
толком не разглядел лицо.
от таможенника - свет падал на стойку, где и развернулись основные