Чтение 33–й страницы книги ~Миссия выполнима~

Ударил еще раз, ударил под дых, так что пленник жадно стал хватать ртом
воздух.

- А если ударить еще раз туда же, то больше ты уже не вдохнешь. И все...
- пригрозил спецназовец. Но второй раз не ударил.

- Очухался? Вдохнул? Ну тогда получай.

Еще один удар пришелся в спину и обжег, как плетка.

Пока бойцы били вполсилы или даже в треть силы, пока они разминались,
баловались. Они не были палачами и не получали от избиения беззащитного
человека никакого удовольствия. Они просто выполняли приказ.

Что было даже хуже, чем если бы они были садистами. Садист натура
творческая, увлекающаяся - разволнуется и в приступе страсти прибьет. А эти
будут мучить расчетливо и бесконечно долго.

В общем не повезло.

Удар.

Еще удар.

Еще...

- Ну что, хватит тебе или добавить?

Молчание.

Удар.

Удар...

Хорошо они на грушах и друг на друге натренировались. Умеют, ничего не
скажешь!

Удар...

Помощник уже не мычал, уже кричал в голос, потому что так легче -
напрячься всем телом и исторгнуть из глубины страдающей плоти дикий,
звериный крик.

Так гораздо легче.

- Хватит! - коротко приказал генерал. Бойцы отошли, растирая затекшие
кулаки.

- Живой? - сочувственно спросил генерал.

Пленник никак не реагировал. Но по его скулам медленно сползали к
подбородку слезы. Все-таки это было первое его дело.

- Больно тебе... Так, может, не стоит упорствовать? Чем позже одумаешься,
тем меньше останется здоровья. Все равно твоего геройства никто не оценит...

Раздался негромкий зуммер. Генерал вытащил из кармана мобильный телефон.

- Слушаю. Прямо сейчас? Хорошо.

Убрал телефон.

- Продолжайте. Но не переусердствуйте. Я буду часа через два, и к этому
времени он должен заговорить. Любой ценой!

Генерал встал, одернул китель, постучал в запертую дверь, крикнул:

- Открывай. Это я.

Вышел.

Бойцы с видимым неудовольствием встали, подошли к жертве, обступив
табурет вокруг.

- Ну чего ты, мужик, упрямишься? Тебе нехорошо, у нас обед стынет...
Может, договоримся полюбовно?

Пленник не раскрыл рта.

- Надо Егорку звать, он сможет ему язык развязать...

Егорка был двухметровый, гориллообразный детина.

- Ну вы что, сами не могли справиться? - ворчал он. - Чуть что - сразу
я!..

Наклонился, ухватил пальцами подбородок пленника, с силой, так что
хрустнули позвонки, развернул к себе его лицо, взглянул в глаза.

- Били?

- Ну так!..

- Зря, только чувствительность отбили. Ладно, тащите сюда "козел".

- Зачем он тебе?

- Холодно!

В подвал внесли самодельный, с мощной, в палец толщиной, спиралью.
Включили в сеть. Спираль быстро разогрелась и засветилась ярко-красным
жаром.

Егорка вытащил из кармана плоскогубцы. И вытащил из другого большой,
двадцатисантиметровый гвоздь. Который положил на спираль, положил в самый
огонь. Выждал несколько минут, наблюдая, как острие гвоздя наливается
красным светом. Ухватил шляпку плоскогубцами и подошел к пленнику.

- Вспомнил? - спросил он, поднеся гвоздь к самому лицу.

И, помедлив с полминуты и не дождавшись ответа, приложил раскаленный
конец гвоздя к плечу пленника.

Затрещала сгорающая, обугливающаяся кожа.

Помощник закричал. Что было сил закричал, выплескивая в крике свою
ненависть.

- Ну что? - спросил Егорка.

Этот больше походил на садиста, но тоже им не был, потому что, когда
запахло горелой человечиной, он недовольно поморщился.

Ему рассказывали о таких, когда учили сопротивляться боли. Говорили - что
не дай бог попадется вам "добряк". Такие добряки в тысячу раз хуже дюжины
Джеков Потрошителей!

Егорка еще раз нагрел гвоздь.

- Подержите его, - попросил он. Добровольные помощники подошли,
навалились на руки и на ноги.

- Теперь будет больно, - предупредил палач. Как будто раньше было
приятно.

Он подвел гвоздь к ноге и на этот раз не приложил его, а резко и сильно
вдавил острием где-то посредине стопы. Гвоздь с хрустом и треском вошел в
плоть и, пройдя ногу насквозь, выскочил наружу. С другой стороны выскочил.

- Мм-а-а!!

Это действительно было больно, хотя раньше казалось, что больнее быть не
может. Может!

Егорушка вырвал гвоздь из раны.

Надо что-то делать, сквозь боль, сквозь отчаяние думал Помощник. Что
делать?.. Что бы в его ситуации делал Шеф, делал Резидент?

Он бы предпочел умереть, потому что это самый универсальный и угодный
Конторе выход. Умереть, чтобы не заговорить.

Шеф выбрал бы смерть, ему проще, он успел, он пожил...

И ему тоже придется выбрать смерть... Чтобы не раскрыть Тайну, чтобы
близкие, мать, сестра, не отвечали за его предательство. Умереть одному,
чтобы не умереть всем...

Обложить этих в камуфляже, врезать побольней, разозлить, заставить бить в
полную силу, чтобы убили! Чтобы отмучиться. А если повезет, прихватить с
собой кого-нибудь из них...

Только как? Их четверо против него одного. Тут никакие приемы не помогут!
Четверо крепких, натренированных мордоворотов против израненного
пристегнутого к табуретке...

Пристегнутого!.. К табуретке!..

Они не прикрутили табуретку к полу. Потому что здесь не тюрьма, а они не
тюремщики. Они просто притащили ее с этажа...

Надо как-то вырваться, встать, расчистить пространство для замаха. Но
как? Как?..

Егорка снова сказал - держите его. Снова снял со спирали добела
раскаленный гвоздь. Но на этот раз он не спешил, он давал жертве возможность
представить, что сейчас, через секунду или две, произойдет, давая время
предвосхитить боль...

Это тоже была пытка, гораздо более утонченная, потому что психологическая
пытка.

Пленник замычал, отодвигаясь от гвоздя, задрожал от ужаса. Лучше так,
лучше свалиться в обморок, чтобы получить хоть небольшую, но передышку.
Лучше впасть в небытие, чем видеть, как гвоздь прожигает тебе ногу.

Это был прием, преподанный в учебке, - не сопротивляться боли, наоборот,
пойти ей навстречу, усилить и... потерять сознание.

Вот сейчас, сейчас этот пылающий огнем гвоздь коснется кожи, прожжет кожу
и станет продавливать мясо... Будет больно, невероятно больно!..

Сознание размылось и куда-то поплыло... Еще немного, чуть-чуть...

Сейчас этот гвоздь...

И вдруг, как вспышка в мозгу - гвоздь!

Гвоздь!..

- Дурак, - с каким-то даже сочувствием сказал палач и стал вдавливать
гвоздь в ногу.

- Не надо! - жутко заорал пленник. Задергал, замотал во все стороны
головой, не в силах терпеть буравящую уже не ногу, уже мозг боль. Вдруг
выгнулся дугой и, запрокинув голову, в отчаянии укусил бойца, удерживающего
его за левую руку.

Он не играл, он действительно хотел избавиться от боли любой ценой. Хоть
даже смерти!

Укушенный боец от неожиданности вскрикнул и ослабил хватку.

Пленник вырвал левую руку и вцепился в гвоздь. Он схватил гвоздь голой
рукой, на которой мгновенно сгорела кожа. Но он не отпустил гвоздь, он
рванул его на себя, выдергивая из раны Уже не кожа, уже мясо горело и
плавилось.

Он выдернул гвоздь вместе с плоскогубцами и, мгновенно развернув, ткнул
его в лицо склонившегося над ним палача. В глаз Егорушки!

Тот взвыл и рухнул на колени.

Помощник толкнул гвоздь глубже, и Егорушка умер.

Он не чувствовал боли, и не было крови, кровь мгновенно запекалась под
горячим железом.

Никто не среагировал, не стронулся с места, никто не смог связать
бессильного, потерявшего человеческий облик пленника и гвоздь в глазу
двухметрового, только что живого, детины.

Помощник выдернул гвоздь и, развернув, с ходу ударил им в ближайшее к
нему лицо. Почувствовал, как гвоздь с хлюпом вошел в тело.