кабинета! Ясно?
провел перекличку.
кадров и специалистов! Сейчас, - я указал пальцем на настенные часы, - 14
часов 10 минут. Через две минуты вы отправитесь по домам, а спустя еще два
часа, то есть в 16.12 принесете сюда паспорта, комсомольские билеты, дипломы
об окончании учебных заведений и курсов, трудовые книжки, у кого есть -
права. Опоздавшим, то есть не явившимся в 16.12 сегодняшний день на работе
будет засчитан прогулом. Вопросы есть?
завтрашнего утра. Конечно, это не положено, но крайне желательно. От этого,
возможно, будет зависеть род войск, в который вы попадете, - добавил я
личной заинтересованности. - Если вы не справитесь, то завтра мы выйдем на
ваши организации с официальным письмом. Но лучше бы вы решили этот вопрос
самостоятельно. Действуйте. Докажите вашу сметливость! - я даже улыбнулся
ободряюще, на мгновенье сняв маску официальности. Черт его знает, вдруг
проскочит, в отделах кадров тоже ротозеи случаются.
повестки и передайте мне. Все! Сдавшие документы свободны до 16.12.
стуле, приставленном у мало посещаемого кабинета. Жизнь в военкомате текла
своим чередом - ходили военные, туда-сюда сновали гражданские женщины с
пайками, выкликали фамилии, писали не явившихся призывников, в том числе и
моих, отправленных за дополнительными документами. Конечно, я мог эти два
часа погулять по улицам, но во-первых, здесь было гораздо безопасней (ну
кому придет в голову искать меня в военкомате?), во-вторых, мне надо было
быть в курсе происходящих событий.
призывников.
понесли на алтарь моей беспризорности свои настоящие с натуральными печатями
и штампами "ксивы".
документов, - завтра в 14.00 явитесь в 39 кабинет (такого в военкомате в
помине не было, отсчет заканчивался на цифре 30). Спросите лично меня.
выражаю благодарность!
гордости.
документы вплоть до трудовых книжек и комсомольских билетов!) первоклассных
бумаг, удостоверяющих мою личность. Я снова обрел статус гражданина страны,
со всеми вытекающими из действующей конституции правами. Ни в очередях
толкаться не пришлось, ни в чужие карманы лазить! Желаемое принесли мне
прямо в руки - возьмите пожалуйста!
подходили три фамилии. Остальные документы я, сложив в полиэтиленовый мешок,
обязал какого-то призывника передать дежурному по военкомату. Не стоило
доставлять людям неприятностей больше, чем это было необходимо. И так их
завтра ждал трудный день: поиск несуществующего 39 кабинета, какого-то
инструктора по учету и распределению и, наконец, осознание того, что их
просто-напросто балаганно одурачили.
программы, было изменение внешнего вида. Роскошь мелькать по вокзалам своей,
уже приметной для органов физиономией я себе позволить не мог, имея даже
самые надежные документы. Вспоминая уроки грима, я начал перерисовывать свое
лицо под облюбованного еще раньше толстячка. Щеки я приподнял, засунув в
рот, за коренные зубы, хорошо пережеванную бумагу, нос расплющил с помощью
того же нехитрого приема - затолкав бумагу в ноздри. Неприятно, конечно, но
что поделать, безопасность важнее удобства, тем более красоты.
фото и практически ничем не напоминала портрет своего истинного хозяина. А
уж по словесному описанию - лицо худое, вытянутое... меня не смог бы
распознать и сам преподаватель "опознанки". В довершение всего я, зайдя в
парикмахерскую, укоротил шевелюру до пределов, надлежащих иметь собравшемуся
в армию призывнику.
я. А если смотреть в документ, то уж совершенно не я, а какой-то Филимонов
Петр Ефремович!
набивки, дня два-три, пока не унесет меня поезд подальше от этого города,
доставившего мне столько неприятных минут. Адью городок моего невезения!
необходимые в дороге вещи, я отбыл на вокзал. И, видно в наказание за мою
чрезмерную самовлюбленность - опять расхвастался, распелся как новобрачный
кенар перед своей пернатой подругой - и раннюю эйфорию, судьба отвесила мне
напоследок небольшую отрезвляющую оплеуху.
знакомца-сержанта. Он стоял все под тем же фонарем и внимательно наблюдал
проходящую мимо толпу. Он искал меня! Конечно меня! Не мог он простить себе
случившейся полмесяца назад промашки и теперь мечтал отловить меня второй
раз. Буквально в двух шагах от него застыл я в полной растерянности. На
мгновение пережитый на этом месте страх вернулся ко мне, отнял конечности,
лишил дара речи. Это ж надо! То же место, те же обстоятельства, те же лица!
Хотя нет, одно лицо другое. Совсем другое - овал полный, черты размазанные,
стрижка короткая. Не узнаешь ты меня, сержант. Смотришь в упор и не
замечаешь!
Проходите, не мешайте людям.
платформы уходит поезд, выслушать ответ, хлопнуть его по плечу, сказать
"Стоишь, сержант?". Как хотелось удало, красиво гарценуть перед, собственно
говоря, своим одногодком и почти коллегой. Вот, мол, как я тебя красиво
сделал!
наоборот, сопливое детство. Ведь не хвастовства ради попал я сюда и ухожу
отсюда. Не приключения ради словно хомяк набил щеки бумагой. А все это: и
надутые щеки и нос, и чужие, лихо позаимствованные документы в кармане, и
побег из бандитской малины, и ожидающий меня поезд, идущий в никуда - не
игра в казаки-разбойники, а просто моя работа. Нервная, иногда рискованная,
иногда скучная работа. Обычная - как у станка.
не спрошу, где здесь платформы. Ничего я тебе не скажу. И никому никогда не
расскажу ни о себе, ни об этом, в общем-то симпатичном городке, где чуть не
провалил я свое первое задание, ни о своих героических приключениях, ни о
своей завидной изобретательности. Не могу я ничего никому рассказать, кроме
своих учителей. А им мои побасенки без интереса. Им интересен результат,
которого все еще нет!
перрону, где ждал меня поезд, потом дорога, потом неизвестный город, работа,
жилье, новые друзья и недруги, то есть все то, что образует понятие
натурализация и за что мне очень серьезные экзаменаторы будут ставить или не
ставить зачеты.
тогда, когда попал в учебку, и не тогда, когда получил экзаменационное
задание, и не когда бежал из отделения, и даже не когда решал кроссворд с
Дедом и прочими четырьмя неизвестными, а сейчас, когда просто сказал
сержанту - "Прощай, милиция!"
слушал перестук колес. Мне было легко, потому что никуда не надо было
бежать, ни от кого не надо было отбиваться, ничего не надо было добывать,
все это было впереди. И мне было грустно, потому что я был один.
Один-одинешенек! Вокруг были люди, но никого из них я не мог допустить в
свою тайну. И ею, этой тайной, я был отгорожен от окружающих прочнее, чем
самым высоким забором. В этом поле я был единственным воином. И мне, в
опровержение известной пословицы, надлежало выиграть! Только выиграть!
начинать все с начала!" и, осветив лицо обворожительной улыбкой, открыл
дверь в купе:
Время 14.37.16.