виску тем не менее подносили. Очень это щипало их нервы. А жизнь все равно
ничего не стоила. Фронт. Сегодня жив, а завтра нет. Лучше самому приблизить
смерть, чем унижать себя ее каждодневным ожиданием. Живя двойной жизнью,
Резидент неизбежно раздваивался в сознании и поступках. Как предатель он
желал себе безнаказанности, как воспитанный в традициях Конторы Резидент -
праведной кары. Если бы он мог спастись, он, наверное, предпочел бы
спастись. Но его желаний не спрашивали. И выхода не оставляли. В любом
случае, откажись он или согласись, он засвечивался перед Конторой. В любом
случае его ждала ревизорская разборка. Но в предложенном варианте ей
предшествовала азартная игра.
случае. Если допустить невозможное, что дело выгорало, то он обретал
страховку высокого покровителя, что позволяло хоть на какое-то время
расслабиться. Если проваливалось - он терял жизнь и вместе с ней
изматывавшую его душу муку ожидания. Уж лучше так! Больной зуб или лечат,
или рвут с корнем. И еще он был бы очень рад увидеть, как Контора вычищает
его нынешних приятелей, унизивших его самолюбие дважды, когда вынудили
предать Дело и когда заставили принять угодное им решение. Они сами
пожелали получить то, что получат. Это их выбор. А в такой компании и
помереть не жаль.
личности. Наверное, это нельзя было назвать предательством в чистом виде.
Скорее это был хитрый стратегический ход - отступить, чтобы заманить
противника в ловушку, из которой он никогда не сможет выбраться. Они узнают
о Конторе больше, чем знают, но лишь на несколько дней. Потом они умрут, и
Тайна останется Тайной.
Зачем выполнять пустую работу? Зачем изображать то, что обречено на
неуспех? Пусть разбираются сами.
сделки, эмиссар авторитетов отбыл в Москву.
начавшись, что эмиссар не решится предпринять сколько-нибудь решительные
действия, а если решится, то отступит при первой же неудаче. И все
останется как есть. О возможном выигрыше Резидент почти не думал. Раньше
небо обрушится на землю, чем работник управления вступит в сговор с
преступным миром. Он все же верил в святость устоев Конторы. Его пример был
исключением, а не правилом. Иначе быть не могло.
и небо осталось там, где ему должно быть! Случилось то, что случиться не
могло никогда!
надежного курьера он передал устное (а кто бы ему хоть букву написал!)
добро и хорошо продуманную схему конспиративной, в две стороны, связи.
Вначале Резидент засомневался в добросовестности столичного визитера -
поди, мотает по московским кабакам и гостиницам назначенные для взятки
деньги, а взамен гонит липу. Оттого и курьера прислал, а не сам приехал.
Потом заподозрил контригру Конторы; Выяснят все, что хотят, и прихлопнут
мышеловку,' плотно забитую добычей. Скорее всего так и есть.
успев открыть инкогнито завербованного московского агента. Случайный
"КамАЗ" разутюжил его "Жигули", как сброшенная с девятого этажа пудовая
гиря - куриное яйцо.
единственного знающего его свидетеля, оставив только каналы обезличенной
связи. В Москву уходили деньги, очень приличные деньги. Обратно поступала
информация, которая этих денег стоила. Заказ - оплата - исполнение. Все это
могло означать только одно - свершенное не было уже блефом! В сердце
Конторы объявился предатель. Предатель, работающий в паре с другим
предателем!
ощутил облегчения, но одну только горечь. Он словно освежил в памяти те, с
годами забытые ощущения и пережил их с новой силой. Он победил, но не
испытывал чувства торжества. Шумно отпраздновав победу и заодно поминки по
безвременно усопшему сотоварищу, мафиозные главари взялись за дело.
Обеспечившись надежными тылами, они стали действовать с большим напором.
Дела пошли в гору. Внешне жизнь Резидента обретала все более благополучные
формы. А в его внутренний мир, кроме него, никто заглянуть не мог. Он жил
так, как жил. А остальное не ваше дело!
конторского человека. Резидент нимало не обеспокоился. Заранее известная
ревизия не ревизия - фарс. Она может найти лишь то, что ей позволят найти.
По крайней мере так думал Резидент. Но в дело вмешался случай и...
Контролер. Противостоя неожиданно объявившемуся противнику, Резидент
предпринял все, что должен был предпринять, то есть много больше, чем смог
бы простой смертный. Он находил самые нестандартные ходы, но каждый раз
проигрывал. Наверное, в этой фатальной череде неудач был свой роковой
смысл. И он догадывался, какой. Он утратил веру в свою правоту,
превратившись в противоположность самому себе. Он потерял право на везение.
Теперь судьба благоволила к его противнику. Он стал для нее нелюбимым
пасынком. В какой-то не замеченный ни им, ни другими момент Резидент
капитулировал. Нет, он не прекратил борьбы. Он продолжал исполнять свои
функции как должно. Он анализировал быстро меняющуюся обстановку, принимал
единственно верные в данный момент решения, но, и это было, пожалуй, самым
главным, не доводил их до логического завершения лично, а перепоручал
своим, заведомо менее опытным подчиненным.
слабым. Он опасался узнать в своем противнике самого себя. Того, прошлого,
честного и азартного Резидента. Подчиняясь разрастающемуся комплексу вины,
он утрачивал столь необходимую ему бескомпромиссность. Он терял хватку.
Соревнованием изощренных умов. И поэтому это была борьба, не имеющая
завершения. Гроссмейстеры не умеют ставить точку. По-настоящему выиграть
может только гладиатор. Его победа абсолютна, потому что его противник
уничтожается физически. Переиграть бой с ним уже невозможно.
физического уничтожения Резидент решиться не мог. Он не пошел на
анатомический, с понятным результатом допрос - он перепоручил расстрел
Контролера другим, хотя обязан был довершить дело лично. Он явно избегал
острых, ранящих душу углов. Каждый раз загнав противника в щель, он
оставлял ему шанс, пусть призрачный, один на миллион, но все же шанс на
спасение. Он пытался переложить ответственность за последнее мгновение
чужой жизни на судьбу.
причиной его поражения. Когда случай свел в последнем противостоянии, когда
для физической победы было достаточно нажать на курок, Резидент первым
опустил оружие. Он не чувствовал уверенности в своей правоте. Он не мог
судить другого, заведомо невиновного человека, будучи сам преступником. Он
не решался убить того, кто более него заслужил право на жизнь.
превратиться в настоящего врага. Он все-таки не смог до конца предать свои
годами воспитанные идеалы. Планируя и совершая очередное преступление, он
как бы играл понарошку. Когда "понарошку" кончилось, он потерпел крах. Его
поражение было запрограммировано им самим. Он был своим главным
противником. И он выиграл. И он проиграл.
сожалел. Он вдруг почувствовал огромное облегчение. Как будто вернулся из
дальней разведки в свой старый обжитой окоп, к своим дорогим друзьям. "Наше
дело правое, враг будет разбит, победа за нами!" Все просто, однозначно и
не имеет других истолкований. Вот этого ощущения "правого дела" ему не
хватало все эти благополучные и жирные годы предательства. Его не научили
жить для себя, и всякий пирог, который нельзя было слопать пополам, отдавал
горечью. Он долго жил в чужом блиндаже, очень уютном, теплом и сытом, но
чужом. Он попал туда не по своей охоте - так сложились обстоятельства. Но
теперь все в порядке, теперь он там, где надлежит быть. Он вернулся в
строй! И хотя здесь, на даче, он тоже был в единственном числе, это было
другое одиночество. Это было одиночество бойца, оставшегося прикрывать
отход своих товарищей. Здесь его последний рубеж, здесь ему принимать бой и
смерть. Но его смерть - это не просто смерть, а продолжение чьей-то жизни.
Хоть даже Контролера. Жизнь не задалась, так хоть смерть удастся! Но и
смерть у Резидента такая, какой он желал, не получилась. Видно, использовал
он лимит отпущенного ему жизнью везения полностью. На пустяки использовал -
на благополучие, на деньги, на преступную карьеру. Не дала ему судьба
последнего облегчения. Глупо он умер, как и жил.
кольцо, крикнули в мегафон:
арсенал: автомат для дальнего боя, пистолеты для ближнего и еще консервный
нож. Он хоть и консервный, но в умелых руках животы вскрывает не хуже
банок. С таким арсеналом не уложить взвод противника - непростительный
грех!
прикрытием разговоров к даче подбирались боевики.
- у меня с патронами напряженка, мне наверняка бить надо, одна штука - одна
жизнь.
даже не пытались подлезть со слепой, где не было окон, стороны, как
Акунин Борис
Корнев Павел
Лукьяненко Сергей
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Шилова Юлия