перекрестка. - У меня дружок вон там живет, - он кивнул в сторону дома
через улицу. - Много мы с ним чего из окна видели, кое-что запомнил... Ты
лучше смотри внимательнее, да приготовь все.
зимние милицейские. Откуда-то из-под себя, из-под сиденья, что ли, вытащил
- сам днем прятал - палку регулировочную, выстроганную утром
собственноручно из березового полена и по памяти кое-как раскрашенную
полосами. Достал и главный свой трофей: в огромном чемоданообразном
футляре бинокль, призмы Карла Цейса, не бинокль - телескоп.
застыла столбом. Следом вывернул и начал тяжело разворачиваться на Садовой
в сторону площади длинный и тяжелый, как танк, "паккард". Колька уже
прижался к окулярам, весь закаменел от напряжения, шея задергалась - и
вдруг, в тот уже момент, когда черная колымага, на секунду застыв, взвыла,
резко набрала скорость и стала уноситься по кольцу к Смоленке, как-то
невнятно вякнул и захрипел:
техника заревела, казалось, на всю Москву, но на счастье, лихие ребята в
"паккарде", рвущем асфальт уже где-то за строящимся американским
посольством, надолго прижали сирену - для веселья, машин-то уже почти не
было.
на полном почти газу заворачивая в Бронную, выносясь уже через какие-то
арки и проезды снова на кольцо и пересекая пустую дорогу поперек движения,
перелетая по старинному мосту реку, вписываясь в повороты и притормаживая
на начинающих подмерзать лужах.
пусть они себе едут, мы их все равно обожмем, сопливых, обожмем-обожмем...
сопливых-сопливых...
повторяя одни и те же слова, задавленно рычал "опель", мотало
побледневшего и напрочь замолчавшего Кольку, подпрыгивал он головой до
мягкого обтянутого потолка, когда, проносясь между стоячими ночными
троллейбусами, въезжал Мишка на тротуар и несся, срываясь с его скользкой
кромки левыми колесами, и лишь изредка шипел Колька матерно, да все
сильнее белели пальцы на зажатой в мясистых лапах палке...
Ну, понял, куда едут? Я тебе говорил? Здесь поигрались, теперь на даче
поиграются, потом шубу каракулевую - и снова в машину, а на шоссе
остановятся, в височек слегка, да и в Сетунь, шубку в багажник, на
возврат, инвентарь, а по утряночке докладываться, к разводу... Да мы
быстрее ездим, Коля. Спокойно, лейтенант, спокойненько, подыши перед
ракетой поглубже...
челюсти свело. Вдруг запел: "Я тос-скую по соседству..." - одолевала эта
песенка многих в тот сезон. Мишка дернулся, ничего не сказал - перед
большой стрельбой с людьми и не то бывает... Где-то за Рабочим Поселком
Колька спросил:
машина то показывалась, то скрывалась за повойтом метрах в трехстах
впереди, но слышно ее было все время - плоховато в гараже особого
назначения регулировали моторы, у Мишки получалось лучше. - А разглядят -
стрельнут пару раз, вот все твои неприятности и кончатся. Чего тут
бояться? Так что разговорчики паникерские отставить, а готовься, лейтенант
Самохвалов, минут через восемь-десять идти на бруствер, понял?
несущихся сейчас в голове мыслей Мишка отметил: обращение сработало,
Колька ответил не в шутку, а всерьез по-уставному, он, Колька, сейчас уже
где-нибудь там, в Синявинском сыром ольшанике...
машину Мишка и понесся по замерзшей грязи - какому-то смутному
воспоминанию о давней, осадного времени проселочной дороге.
непростая, - пока он выговорил это, машина уже снова, будто и без
Мишкиного участия, вылетела на шоссе, тут же Кристапович плавно и без
суеты затормозил, развернулся поперек - как на занятиях по водительской
подготовке в доброй памяти армейской разведшколе. Колька немедленно вылез
на дорогу и, не торопясь, пошел назад, к городу. Охнул про себя Мишка:
откуда что взялось у друга - развалистая и неспешная походка загородного,
на спецтрассе полсуток промерзающего, привыкшего к особым полномочиям,
наглого, но усталого мента, привычка помахивать мерно, под шаг,
регулировочной палкой...
тормоза, юзом протащило машину чуть ли не до самого Кольки, каменно
вставшего с воздетым жезлом. Мишка уже присел за открытой своей левой
дверцей, револьвер коротышкой-стволом кверху в расслабленной руке...
Приоткрылась дверца как бы осевшей от торможения машины, веселый голос
протянул:
мудрил, отрезая себе все возможности, кроме одной. Рубил, как надо, без
особого шика, без мандража, по-уставному не выразительно. - Почему на
спецшоссе с фарами, товарищ шофер? Наш пост ослепили. Подфарники есть? Вы
там в своем ГОНе, понимаешь...
отсутствием страха и почтения, заставить закипеть. Об опасности нарушения
инструкции - не выходить из машины - со зла забудут. Кристапович был
уверен, что всерьез ни о какой возможности сопротивления им с чьей-либо
стороны тупая эта опричнина и не думает, про себя-то они точно знают цену
байкам о шпионах и диверсантах на коровьих копытах...
наверное, тот рыжий, - рванулся к Кольке:
полосатая палка, покатилась шляпа, в то же мгновение Мишка уже был возле
"паккарда", зафиксировал взглядом одного - действительно, на Зельдина
похож - пуля, второго - лица не видно, успел наклониться, рвет из-под
реглана пистолет - пуля... Мимо! Что это?! Человек в реглане закидывается,
уплывает куда-то назад и вбок, надо снова ловить его висок стволом, а он
опять дергается и вдруг валится вперед, хотя точно - Михаил не попал в
него ни разу... Из-за спинки сиденья смотрят на Кристаповича темные, очень
темные, без выражения глаза на очень белом и очень красивом женском лице,
и Файка говорит:
пристрели, пристрели...
прижатая к баранке, задралась с затылка кепка-букле, а под выстриженным
затылком старательного костолома торчат в шейной ложбинке маникюрные
ножницы, загнанные до самых колец.
"опелю", - пристрели его, парень, он еще, может, живой...
кепки течет темная кровь, заливая реглан, и из-под ножниц выбивается уже
сильно пульсирующая струя, и на глазах перестает пульсировать и
брызгать... Колька придавил рыжего к земле, палкой своей смаху перешиб
горло - все. Палку сломал, бросил внутрь "паккарда", деловито осмотрел
мертвецов, тому, которого первой пулей вывел из дела Михаил, ловко и
спокойно сунул финкой за ухо - вроде был жив. Финку обтер об его же
пальто...
поведешь "опель" сзади, держись плотно, езжай внимательно, за Файкой
смотри - у нее сейчас истерика будет, поехали...
пространство сзади. Мишка сел, стараясь ни к чему не прикоснуться ничем,
кроме кожаного пальто - с него отмоется... Восемьдесят метров по шоссе
вперед, от города, поворот направо... Кристапович глянул на часы - с той
секунды, когда Колька поднял свое раскрашенное полено перед машиной,
прошло четыре с половиной минуты, от силы пять. Даже если от поста были
слышны легкие хлопки выстрелов бульдога, они только сейчас подъезжают к
месту происшествия, но и на нем ничем не найдут - при зеленоватом свете
неба осмотрели с Колькой асфальт быстро, но внимательно, пятен крови не
было, следы шин на ходу затерли подошвами... Узкая дорожка между
деревьями, с давних времен памятная Мишке, привела, как и следовало, в
тупик, перекрытый стальной трубой. Ее объехать справа, есть метра три
между старой березой и юным, еще гибким дубочком, дальше - лишь бы не
скребанул "опель", идущий сзади след в след Колька, еще пригодится
машина... О том, что делается сзади, где что-то тяжело перекатывалось и
падало, Мишка старался не думать - за семь лет уже отвык от такого.
долго не уходившем в глубину автомобилем и тихо плывет, постепенно
тяжелея, вынырнувшая почему-то шляпа того рыжего.
видно, в машине ее стало трясти.
реку. - Коль... Коль а? Коль, я тебе честно говорю, только смотрел он, он
ничего не может, сучара, честно, Коль, я тебе на коране поклянусь, только
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Свержин Владимир