Алексей КАЛУГИН

СНЕЖНАЯ СЛЕПОТА

- Что такое жизнь?

- Ты меня об этом спрашиваешь?

- Можно подумать, здесь есть кто-то еще.

- Ты не хуже меня знаешь ответ.

- Мне любопытно, что именно ты думаешь по этому поводу.

- Тебе это тоже известно.

- И все же...

- Это очень скучно, брат.

Из разговора двух мертвецов

Глава 1

Вокруг, куда ни кинь взгляд, простиралась бескрайняя белая пустыня. И
только на западе, у самого горизонта, присмотревшись, можно было заметить
невысокую горную гряду, похожую на становой хребет какого-то заледеневшего
монстра.

День выдался погожий, во всяком случае, в первой своей трети. На небе не
было ни облачка, и лучи маленького желто-коричневого солнца, скользя по
ровному снежному покрывалу, вспыхивали на его поверхности мириадами
ослепительно ярких искорок. Выглядело все это сказочно красиво. Но
любоваться волшебным блеском крошечных льдинок мог лишь человек, незнакомый
с коварством снегов. Бедолагу, не позаботившегося о том, чтобы в ясный
солнечный день защитить глаза, ожидало болезненное и долго не проходящее
воспаление роговицы, или, говоря иначе, снежная слепота.

Марсал был давно уже не новичок. По календарю старого Бисауна он прожил в
здешних краях год и семь пятидневок. Дольше, если не считать самого Бисауна,
протянул только Татаун. Но полгода назад Татаун отправился собирать
красницу, да так и сгинул без следа. Поскольку в то время "снежных волков"
поблизости не было, старый Бисаун пришел к выводу, что Татаун либо по
неосторожности заблудился в ходах, прорытых снежными червями, либо намеренно
отправился в один из новых лазов, рассчитывая добыть немного свежего мяса из
тех запасов, что делает снежный червь, замуровывая недоеденную добычу в
стены своего ледяного логова. Если так, то Татаун сам превратился в обед. И
хорошо еще, если червь съел его сразу, а не оставил про запас. Прежде чем
зарыть свою добычу в ледяную стенку, снежный червь покрывает ее липкой
слизью, которая защищает еще живое существо от резкого переохлаждения. Сам
Татаун говорил, что жертва, покрытая слизью и замурованная, может оставаться
живой в течение пятидневки, а то и дольше, и лишь толстая корка льда,
сковывающая тело, не позволяет ей вырваться на свободу.

Осмотрев окрестности через узкую щелку, прорезанную в полоске черного
пластика, и не заметив поблизости ни одного выхода из лаза снежного червя,
Марсал надвинул на глаза старенькие солнцезащитные очки с треснутым левым
стеклом и, поправив на плечах лямки полупустого мешка, зашагал дальше, по
направлению к берегу Замерзшего моря, оставляя за собой большие узорчатые
следы плетеных снегоступов.

Обычно для того, чтобы обнаружить лаз снежного червя, достаточно было
отойти всего на пару километров от хибары старого Бисауна. Но сегодня Марсал
шел уже около получаса и все еще не встретил ни одного выхода. Ночью
температура не опускалась ниже семидесяти градусов, следовательно, червям не
было нужды зарываться глубоко в снег. Выходит, Марсалу сегодня просто
чертовски не везло.

Марсал не любил, когда день начинался неудачно. Татаун в бытность свою
говаривал: "Если в первую треть дня промочишь ноги, к исходу третьей
непременно останешься без пальцев". И в этом Марсал был с ним согласен.

Когда Марсал вышел из хибары, на улице, если верить показаниям спиртового
термометра старого Бисауна, было тридцать два градуса мороза. Однако,
разгоряченный быстрой ходьбой, он не чувствовал холода и даже скинул капюшон
старенькой, изрядно поношенной дохи на искусственном меху. На голове у него
осталась только круглая шапка тоже из искусственного меха с широкими
опущенными отворотами и двумя клапанами на липучках, прикрывающими нижнюю
часть лица. Холода Марсал не боялся. В отличие от многих новичков, он с
первого же дня, как оказался в снегах, мог определить, когда необходимо
начать интенсивно согревать ту или иную часть тела, чтобы не получить
обморожения.

Повернув на юго-восток, к берегу Замерзшего моря, где черви встречались
чаще, Марсал решил, что сделает еще двести шагов и, если не обнаружит выход
из лаза, повернет назад. Искушать судьбу без надобности мог лишь полный
болван, к каковым Марсал себя не причислял. "Снежных волков" пока не стоило
опасаться - они появлялись не раньше середины второй трети дня. Но зато,
двигаясь по свежевыпавшему снегу, не успевшему покрыться прочной коркой
наста, можно запросто угодить в ловушку снежного червя. В конце концов, день
можно жить и без красницы, если, конечно, не обращать внимания на нудный
бубнеж старого Бисауна, который снова начнет твердить о том, что они не
обновляли закваску более года и она уже не является полноценной пищей.

А чья, спрашивается, в том вина?.. Если бы они успели подобрать хоть
одного новичка, прежде чем до него доберутся "снежные волки", то была бы у
них и свежая закваска, и новая доха, и снегоступы новые, и много чего еще
было бы... Было бы... Если бы ему, Марсалу, не приходилось сутки напролет
носиться по снегу, выискивая пищу для старика и двух женщин, то он уж
непременно исхитрился бы перехватить у "снежных волков" новичка. Марсал даже
знал, что нужно для этого сделать: одеться потеплее да засесть на крыше
хибары, высматривая, не блеснет ли где на снегу вспышка, извещающая о
прибытии. А затем, надев на ноги снегоступы, бежать скорее к тому месту.
Только так и можно опередить "снежных волков", у которых, как доподлинно
известно Марсалу, действует система постоянного слежения за прибытием
новичков. Да и снегоступы у них новенькие, не то что у Марсала: сколько ни
ремонтируй это старье, все равно прутья торчат во все стороны...

Пройдя намеченное расстояние, Марсал остановился, сдвинул солнцезащитные
очки на лоб и, приложив к глазам полоску пластика с прорезью, посмотрел
вокруг. На этот раз удача улыбнулась ему - метрах в ста от себя он увидел
выход из лаза снежного червя.

Для того чтобы заметить такой выход, требовался наметанный глаз. Марсал
немало походил в паре с Татауном, прежде чем научился сам определять, где
снег просто наметен ветром, а где он лег валом, выброшенный снежным червем.

Однако обнаружить лаз - только половина дела. Надо еще и подойти к нему с
правильной стороны, чтобы самому не оказаться в западне. Если провалишься,
не успев закрепить наверху веревку, то без посторонней помощи на поверхность
уже не выбраться. Марсал, правда, слышал от Татауна историю о том, как
кому-то удалось сделать это, вырубив ножом во льду ступени. Но похоже было,
что и сам Татаун в нее не очень-то верил. Чтобы ножом рубить ступени, нужна
надежная точка опоры. А на что можно опереться в ледяной трубе, почти
отвесно уходящей вниз на десять, а то и пятнадцать метров?

Пройдя половину пути до выхода из лаза снежного червя, Марсал выдернул
из-за спины тонкий стальной прут - единственное добротное оружие, которое им
с Бисауном до сих пор удавалось утаить от "снежных волков". Теперь он
двигался вперед медленно и осторожно, то и дело останавливаясь и проверяя
концом прута плотность снежного покрова. Когда ему казалось, что снег под
ногами становится более плотным, Марсал делал три-четыре шага в сторону,
после чего вновь продолжал двигаться в намеченном направлении.

Наконец ему удалось нащупать концом прута край воронки, которую пробил
снежный червь для того, чтобы, выглянув на поверхность, глотнуть свежего
воздуха.

Татаун, учивший Марсала выслеживать снежных червей, говорил, что одного
вдоха червю хватает, чтобы на двадцать-двадцать пять минут уйти под плотный
слой слежавшегося снега. А когда начинается метель, червь кольцом
сворачивается под снегом и может пролежать так, в полной неподвижности,
затаив дыхание, около часа. В этом состоянии, если опять-таки верить словам
Татауна, снежный червь не реагирует даже на появление в своем логове чужака.
Впрочем, что бы там ни рассказывал Татаун, сам он был не настолько глуп,
чтобы попытаться проверить это на собственном опыте. Он, случалось,
заговаривал об охоте на снежного червя, утверждая, что двое взрослых мужчин,
используя необходимое оружие и инструменты, если повезет, имеют шанс
справиться с небольшим снежным червем. Но теперь, после того, как Татаун
пропал, об этом можно забыть. Тем более что в последний свой налет на хибару
старого Бисауна "снежные волки" отыскали тайник Татауна и забрали спрятанные
в нем крючья, два больших тесака и, что самое главное, бухту тонкого,
чрезвычайно прочного стального провода в пластиковой оплетке, что позволяло
пользоваться им на холоде без перчаток, не боясь обморозить руки.

Сняв снегоступы, Марсал лег на живот и, протянув вперед руку с прутом,
начал прощупывать снег. Вскоре он нашел уплотнение, которое непременно
образуется на краю выхода, когда снежный червь высовывает из лаза головную
часть своего огромного туловища, чтобы сделать глоток воздуха. Упершись
руками, Марсал переместился вперед еще на полметра и снова ткнул прутом.
Теперь стальной прут легко, не встретив никакого сопротивления, ушел под
снег. Марсал подвигал прутом из стороны в сторону, и все, что намело за ночь
поверх входа в лаз, осыпалось вниз. Марсал сел на краю воронки, свесив ноги,
и скинул со спины мешок. Теперь ему нужны были не плетеные снегоступы, а
металлические кошки, без которых нечего и соваться в лаз снежного червя. Во
время движения червь не разрывал снег, а плотно утрамбовывал его. При этом
снег еще и частично плавился, после чего внутренние поверхности лаза
покрывались толстой коркой блестящего словно стекло, но несравнимо более
прочного льда.

Привязав к ногам металлические скобы с выступающими шипами, Марсал вбил в
обледеневший вал на краю воронки пластиковый колышек с веревкой по всей
длине которой через каждые двадцать сантиметров были завязаны узлы. Дернув
пару раз, чтобы убедиться, что колышек не выскочит, Марсал бросил конец