ней не будет. Охрана останется за дверями. Вернее, один охранник. Ты
продумал вопросы?
или нет?
Настю: - Посидишь в предбанничке за секретаршу. И со всем вниманием на
телохранилу. Судя по всему, парень квалифицированный, из бывшей "девятки",
ну да береженых Бог бережет. К тому же это наша территория, а не банка
"Континенталь". Пошли.
кабинете, стараясь прикинуться мебелью. И мне это удалось: появившийся через
минуту высокий и худой как жердь следователь прошел за стол, не сразу меня
заметив, а увидев, кивнул:
почти церемонно поклонился в ответ.
рабочие с Круговым у него, видно, сложились давно и неформально, да и не
принято в конторах совать нос в чужие оперативные разработки.
худенькую, одетую во все черное женщину.
они были седыми.
уставила на следователя огромные темно-карие глазищи.
вроде: "Да у меня, собственно..." - и послал мне скорый и злой взгляд.
квадратные очки... Ее бездонно-карие глаза, укрупненные линзами, смотрели
теперь на меня, она меня узнала, уголки губ поползли куда-то вниз, как у
ребенка, потерявшего родителей и встретившего вдруг кого-то из их друзей, на
глаза набежали слезы, с ее губ не слетело ни звука, но я успел прочесть по
ним:
ладонях и заплакала, горько и беззвучно.
воды, но Тома даже не взглянула на стакан. Я подошел, обнял ее за плечи,
чуть помедлил, произнес:
какая случается с людьми во сне, когда они видят близких живыми и веселыми и
чувствуют невероятное облегчение, что никакой смерти на самом деле не было,
а был дурной сон... Пусть это продолжалось мгновение, но я успел обозвать
себя последним подонком и сволочью...
твердо:
умирает никогда, угасла; я не чувствовал больше ничего, кроме тупой
усталости, кроме дикого, кромешного оцепенения...
сильнее мужчин? Перетерпела слезы, спросила:
замкнулась на мгновение, но снова сумела справиться с собой, произнесла: - Я
знаю, зачем тебе... Я отвечу.
девочками берег.
жене действительно ничто не угрожает как раз потому, что она не знает
ничего. "Он нас берег". И все же я должен был задать этот вопрос, и я его
задал:
нужна.
свидания" безучастному следователю, привстала и снова упала на стул, будто
без сил. Заговорила едва слышно, но скоро, словно боясь, что не хватит сил:
- Была пятница. Дима обещал вернуться пораньше, часа в четыре, и провести
остаток дня с нами. Тем более мне всю неделю жутко нездоровилось, меня
мучили кошмары ночами, словно что-то зеленовато-коричневое надвигалось и
надвигалось, и окутывало щупальцами, и стягивало грудь, и мешало дышать...
Он обещал прийти пораньше. За завтраком был весел, рассказывал что-то,
смешил девчонок. А я... я сидела как в воду опущенная, но переборола себя.
Дима и так был обеспокоен моим состоянием, настаивал на докторе, но я
отказывалась, говорила, объясняла все это затянувшимися женскими
недомоганиями, которых на самом деле не было. У нас должен был быть ребенок,
но теперь не будет никогда, у меня случился выкидыш, мальчик погиб, это
наверняка был бы мальчик, Дима так хотел сына... Он и не узнал, что я была
беременна второй месяц, я не хотела ему говорить раньше времени, пока сама
не была уверена...
знаю, что на меня нашло, я вдруг стала говорить, что плохо себя чувствую,
что, может быть, он не поедет сегодня в банк... Он чмокнул меня в нос,
сказал, что приедет даже раньше, чем обещал, проведет только одну встречу и
отменить ее у него нет никакой возможности...
зачем я допекаю его своими никчемными страхами, он ведь жутко уставал
последнее время, особенно несколько дней..
было орать, биться в истерике, лишь бы он никуда не ехал! Никогда себе этого
не прощу!
выскочили на балкон, помахать ему. Он улыбнулся, отсалютовал нам рукой, сел,
захлопнул за собой дверцу. Гриша запустил стартер. Машина тронулась,
проехала всего ничего, метр или два, и - превратилась в факел! Я стояла
оцепенев от ужаса, инстинктивно прижав девчонок лицами к себе... Взрыва я
даже не услышала... По-моему, я кричала, а может, и не кричала...
Почувствовала вдруг дикую боль внизу живота, осела на ступеньки и услышала
только, как Маринка, младшая, спросила меня испуганно: "Мама, а где папа?"
бомба с дистанционным управлением.
полминуты, молча легонько пожала мне руку, встала и направилась к двери. У
самой двери обернулась:
сигареты, закурил, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Перед глазами
расцветал взрыв, словно сатанинский цветок, оставивший вдовой очень хорошую
женщину и сиротами двух девочек. Бомба с дистанционным управлением. А ведь
заказчик - не просто сволочь, он редкая сволочь, он позаботился (или
потребовал?), чтобы автомобиль взорвался там же, на лужайке перед домом, на
глазах близких, и не только жены, но и маленьких деток.
фраза: "Я никому не нужна". Эта фраза будет крутиться в ее голове снова и
снова, и она будет ночами беззвучно выть в подушку, одиноко и обреченно...
Сто ночей, двести, тысячу? И в снах ее Дима будет живой и веселый, любимый и
любящий, и еще не раз и не два ее глаза станут зажигаться безумством
надежды, отказываясь верить тому, что видели воочию. Ибо надежда не умирает
никогда. Она лишь угасает и постепенно становится призрачной, как едва
уловимый ветерок...
Поднял глаза: рядом со мной на приставной тумбе сидел следак Воскобойников,
держа в руках наполненный почти до краев стакан.
безучастно сидеть на стуле. Как вошел Крутов, не услышал.
день гибели?