массивным животом, густыми усами и добродушными манерами преуспевающего
бизнесмена из грузинских князей, радушного меценатствующего хлебосола и
балагура. Таким его и знала покровская интеллигенция и творческая богема:
Вахтанг Шалвович любил устроить в загородном особнячке увеселения с участием
всяческих местных знаменитостей, которых за глаза называл обидным русским
словом "хлебалово", но притом собирал с регулярностью на сходки, на которых
сии высокообразованные и жутко высокомерные особи предавались дармовой
выпивке, обжорству и всяким непотребствам вроде группового и
неразборчивополого совокупления. Вахтангу Шалвовичу доставляло несказанное
удовлетворение видеть всякий раз подтверждение собственным умозаключениям:
людишки - существа жадные, недалекие и сластолюбивые, а людишки с
образованием - еще и непомерно склочные и сволочные; приятно было раз за
разом видеть, как бархатистый лоск умных слов и незнакомых ему понятий
слетает с этой своры луковой шелухой, как превращаются они в одночасье в
тех, кем являются в действительности: похотливых и грязных животных. У
"хозяина" эти интеллектуалы заняли бы как раз то место, какое им положено по
его понятиям: у параши.
"смотрящего" по Покровску и в среде других крутых и уважаемых людей был
известен под погонялом Шарик. То, что было в кликухе что-то собачье, никогда
не приходило на ум ни самому Вахтангу Шалвовичу, ни его коллегам: погоняла
прилипали ко всем в возрасте молодом, по первым ходкам, и нередко были, как
у первоклассников, производными от фамилий: Фадей, Жук, Роман-маленький.
Простота или даже уменьшительная ласкательность кликух никого не обманывала,
да и, по правде сказать, произносились они теперь реденько, в запале базара.
Именовать друг друга господа привыкли по имени-отчеству.
родине, где-то под Тбилисо, побывал впервые уже в позднем отрочестве и
грузинский акцент "включал", только когда произносил тосты или желал
понравиться дамам: Бог знает почему, но настоящий грузинский акцент весьма
волнует хорошеньких женщин, особенно блондинок; а когда комплимент,
приправленный этим самым акцентом, звучит из уст хорошо одетого
благообразного джентльмена с благородной серебристой сединой на висках, а не
от газетно-хрестоматийного "лица кавказской национальности", устоять перед
ним решительно невозможно.
женщин, за которыми стоило ухаживать, становилось все меньше.
духа. Он был не стар, богат, у него была добрая преданная жена, его дочь
училась в Англии, а что до дел... Дела были поставлены, отлажены хорошо и
здраво, и никаких неожиданностей, кроме приятных, Шарикошвили в ближайшем и
дальнем будущем не ждал.
кончик, прикурил, чиркнув длинной спичкой, выпустил невесомую струйку
ароматного голубоватого дыма. Оглядел комнату и остался доволен, очень
доволен. Он любил роскошь. И мог себе ее позволить.
знал, что нужно, чтобы избавиться от всех последствий похмелья. И конечно,
это не баня. Он поднял трубку телефона и тихо сказал несколько слов
по-грузински. Потом прикрыл глаза и выпустил струйку дыма. Ожидание было
слегка волнующим и приятным.
Послышалось перешептывание, смех... Потом с него легонько стянули одеяло, он
почувствовал запах шампуня, легких духов, мокрые волосы защекотали низ
живота... И вот два язычка и две пары губ прилежно начали ласкать его
восставшую плоть...
увлеченно занимались делом, он видел их шеи и затылки в мокрых завитках
волос. Одна, почувствовав его взгляд, подняла глаза, спросила, облизав губы:
почувствовал легкую испарину, с трудом удержал семя, похлопал одну из
малолеток по щеке; она встала, аккуратно, двумя пальчиками, намазала мужскую
гордость Вахтанга Шалвовича специальным гелем, забралась на постель и
опустилась на его "прибор". Он прикрыл глаза, подождал, привыкая к ритму и
чувствуя язычок другой у самого корня... Одним движением сбросил девчонку,
притиснул грудью к кровати и вошел в нее сзади. Пацанка вскрикнула,
зацеплялась ноготками за простыни, но он только оскалился, двигаясь часто и
жестко... Девочка вскрикивала от боли, и это еще больше возбуждало
мужчину... Он крепко сдавил ее тело и почувствовал, как всего его потрясла
судорога наслаждения... Отшвырнув девчонку, он упал на спину и прикрыл
глаза, ощущая, как нежные пальчики и язычок второй подружки продлевают
удовольствие...
стихло. Он лежал опустошенный и удовлетворенный, чувствуя, как приятная
полудрема, полная грез, окутывает сознание...
но только не в этом... Малолеток ему доставляли не с курсов кройки и шитья,
математических олимпиад или конкурсов юных скрипачек - юные путанки в
немереном количестве тусовались рядом со знаменитой городской дискотекой под
простонародным названием "Подсолнух": помимо зала для "скачек", там еще был
выстроен круглый зал, похожий на шапито; новый русский владелец по фамилии
Файнберг для красы покрыл зал модной ныне черепицей, но почему-то
буро-желтого цвета; с его легкой руки развлекательный комплекс, включавший
кинотеатр с тремя залами, ныне используемыми как магазины мебели, несколько
баров, ресторан и тот самый дискоклуб, и получил нежное имя "Подсолнух". А
тусовавшихся при нем девиц стали именовать сначала "подсолнушки", а потом -
короче и точнее: "лушки". Ну а то, что комплекс на самом деле курирует
калединская братва из стольного града Москвы в его, Шарика, лице, знать
никому было и не нужно. А те, кто знали, благоразумно помалкивали, имея свой
профит и не желая лишних приключений на мягкое место.
подсолнуховые шмаровозы отбирали ему кисок самых что ни на есть начинающих,
с пылу с жару, прямо от интернатских парт; девчушек проверяли на возможные
заболевания и наставляли на "путь истины": ни к "Подсолнуху", ни к иным
злачным местам Покровска на пушечный выстрел не приближаться и вести себя
паиньками, дожидаясь звонка. Заработанные же деньги тем или иным путем
подкидывались их родителям, а если те навовсе озверели от пьянки, то
опекунам из тетушек, бабушек, золовок - как правило, даже в самой забубенной
семье находилась такая старая дева, для которой возиться с девчонкой было
необременительно... Как результат - девушки подкармливались, одевались и,
самое главное, избавлялись от опасности стать "подсаженными шлюшками";
посещение же особняка Вахтанга Шалвовича воспринимали кто - как не очень
обременительную работу, кто - как не лишенное интереса развлечение;
Шарикошвили же было приятно считать, что он не использует паданок, а
заботится о них. Самое смешное, в этом была своя правда: по крайней мере, за
здоровьем лолиток следили очень даже тщательно.
задавался вопросом, куда деваются наскучившие или не заинтересовавшие его
малолетки. А они, как водится, часто переходили с рук на руки к браткам
рангом пожиже, потом - еще пожиже, пока не становились самыми обычными
потаскухами при "котах": одутловатыми, обтруханными и обколотыми... И если
бы Вахтангу Шалвовичу сказали, что так оно и бывало, он скорее всего
философично отнес бы это на счет незадавшейся генной программы от
родителей-выпивох: в навозе можно вырастить розу, но сделать ее из навоза
никак нельзя. Да и... Да и рынок наркотиков по Покровску контролировал он
же, Шарик.
подремать после хорошенького секса; и сон, порою уже неверный и муторный в
его возрасте, бывало, не приносил отдыха, а такая вот истомная дремота,
пусть и очень краткая, приносила такой покой, отдых и облегчение, словно он
проспал здоровым юношеским сном часов двадцать.
выбросили в одно мгновение в кровь столько адреналина, словно лежащий на
кровати кавказец рванул стометровку. Только что он видел чистую горную речку
и женщину, набирающую кувшин, и вдруг словно грозовая туча разом закрыла
полнеба, и испепеляющая молния блеснула ярко и остро, как жало стилета...
застыл за портьерой у двери, стараясь слиться со стеной. Сердце билось, как
мышка в руке конкистадора. Мужчина вполвздоха перевел дыхание. Там, за
затворенной дверью, ничего не происходило. Тогда - почему? Или это сердце? И
интимные развлечения после хорошего "принятия" накануне уже не по возрасту?
Мелькнула мысль - где-то Вахтанг Шалвович читал, - что завзятые сердечники
вот так вот боятся неизвестно чего: несбалансированные гормоны будоражат
кровь, а та отравляет напрасным страхом мозг...
заливая глаза, как тяжелая рукоять миниатюрного крупнокалиберного пистолета
скользко мокнет во вспотевшей ладони... Черт, это может быть и болезнь,
но... Вахтанг облизал губы и ринулся к телефону на столе, сдернул трубку...
Гудка не было.
затвор, сдвинул "флажок" предохранителя и, ни о чем уже не думая и ничего не
просчитывая, поднял ствол и выстрелил в дверь.
Вахтанг замер, прислушался. Ничего. Ни стука, ни падения тела, словно за
дверью и не было никого. Но страх был реальнее всего видимого и слышимого;
что-то учуяв, Вахтанг успел обернуться к растворенному окну и стал
заваливаться набок. Не успел. Пуля, выпущенная из бесшумного снайперского
ствола, ударила над левой грудью, опрокинув комнату и окрасив мир
желто-черным.
Никитин Юрий
Беляев Александр
Акунин Борис
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Майер Стефани