Генри Каттнер

Три рассказа о Гэллегере

ИДЕАЛЬНЫЙ ТАЙНИК

Гэллегер играл без нот и не глядя на клавиатуру. Это было бы совершенно
естественно, будь он музыкантом, но Гэллегер был изобретателем. Пьяницей и
сумасбродом, но хорошим изобретателем. Он хотел быть
инженером-экспериментатором, и, вероятно, достиг бы в этом выдающихся
успехов, поскольку моментами его осеняло. К сожалению, на систематические
исследования ему не хватало средств, поэтому Гэллегер, консерватор
интеграторов по профессии, держал свою лабораторию для души. Это была самая
кошмарная лаборатория во всех Штатах. Десять месяцев он провел, создавая
устройство, которое назвал алкогольным органом, и теперь мог, лежа на
удобном мягком диване и нажимая кнопки, вливать в свою луженую глотку
напитки любого качества и в любом количестве. Только вот сделал он этот
орган, пребывая в состоянии сильного алкогольного опьянения, и разумеется,
теперь не помнил принцип его действия. А жаль...

В лаборатории было всего понемногу, причем большинство вещей -- ни к
селу, ни к городу. Реостаты были намотаны на фаянсовых статуэтках балерин в
пышных пачках и с пустыми улыбками на личиках. Большой генератор бросался в
глаза намалеванным названием "Чудовище", а на меньшем висела табличка с
надписью "Тарахтелка". В стеклянной реторте сидел фарфоровый кролик, и
только Гэллегер знал, как он там оказался. Сразу за дверью караулил железный
пес, предназначавшийся поначалу для украшения газонов на старинный манер
или, может быть, для адских врат; сейчас его пустые глазницы служили
подставками для пробирок.

-- И что ты намерен делать дальше? -- спросил Ваннинг.

Гэллегер, растянувшийся под алкогольным органом, впрыснул себе в рот
двойное мартини"

-- Что?

-- Ты хорошо слышал. Я мог бы дать тебе отличную работу, если бы ты
умел пользоваться своим сумасшедшим мозгом или по крайней мере начал следить
за собой.

-- Пробовал, -- вздохнул Гэллегер. -- Не выходит. Я не могу работать,
если сосредоточусь. Разве что какую-нибудь механическую рутину. Зато у моего
подсознания очень высокий коэффициент интеллекта.

Ваннинг, невысокий коренастый мужчина со смуглым лицом в шрамах,
постукивал каблуками по "Чудовищу". Временами Гэллегер его беспокоил. Этот
человек не отдавал себе отчета в своих возможностях и в том, как много могут
они значить для Хораса Ваннинга, коммерческого консультанта. Разумеется,
"коммерция" была совершенно легальной -- ведь современное коммерческое право
оставляло множество лазеек, в которые умный человек вполне мог протиснуться.
Честно говоря, Ваннинг давал клиентам советы, как ловчее обойти закон, и это
хорошо оплачивалось. Отличное знание законов было редкостью в те времена.
Инструкции и указы образовывали такой лабиринт, что изучение законов
требовало многолетних трудов. Но Ваннинг имел великолепный персонал,
огромную библиотеку, содержащую всевозможные инструкции, судебные решения и
постановления, и за приличный гонорар мог сказать доктору Криппену,
например, как уклониться от уплаты налогов. Самые щекотливые дела он
улаживал в полной тайне, безо всяких помощников. К примеру, насчет
нейроружья...

Гэллегер изобрел его, понятия не имея, что это исключительное оружие.
Однажды вечером у него испортился сварочный аппарат, и он собрал новый,
соединив части пластырем. Гэллегер дал это устройство Ваннингу, но тот, хоть
и недолго держал ружье у себя, заработал тысячи кредитов, одалживая его
потенциальным убийцам и этим причиняя немало хлопот полиции.

Например, к нему приходил человек и говорил:

"Я слышал, вы можете помочь, даже если кому-то грозит приговор за
убийство. Если бы, к примеру..."

"Задний ход, приятель! Я не желаю заниматься такими делами".

"Гммм. Но..."

"Я думаю, что теоретически идеальное убийство возможно. Допустим,
изобрели новый вид оружия, и образец находится в камере хранения, скажем, на
Пассажирском Ракетодроме в Ньюарке".

"Гммм?"

"Это всего лишь допущения. Сейф номер 79, шифр
тридцать-ну-скажем-восемь. Такие мелкие детали хорошо помогают представить
ситуацию, правда?"

"Вы хотите сказать..."

"Разумеется, если бы наш убийца добрался до этого теоретического
оружия, он мог бы оказаться достаточно хитер, чтобы иметь наготове
абонированный ящик... например: сейф 40 в Бруклин-Порте. Он мог бы положить
оружие в посылочный ящик и избавиться от улики в ближайшем почтовом
отделении. Но все это, конечно, только теория. Мне очень жаль, но я ничем не
могу вам помочь. Гонорар за разговор -- три тысячи кредитов. Секретарша
примет у вас чек".

Обвинительный приговор был бы в таком случае невозможен. Прецедент:
вердикт суда 875-М по делу штата Иллинойс против Добсона. Необходимо
установить причину смерти, не исключая возможность несчастного случая. Как
отметил судья Верховного суда Дуккет во время процесса Сандерсона против
Сандерсона, где речь шла о смерти свекрови обвиняемой...

"Безусловно, прокурор со своим штабом экспертов-токсикологов должен
согласиться, что...

Короче говоря, ваша честь, я ходатайствую о прекращении дела ввиду
недостатка улик и невозможности выяснить причину смерти..."

Гэллегер так никогда и не узнал, что его сварочный аппарат оказался
таким опасным оружием, а Ваннинг время от времени навещал его запущенную
лабораторию, внимательно следя за плодами научных забав приятеля. Не раз он
получал таким образом весьма полезные приспособления. Однако, все дело было
в том, что Гэллегер не хотел работать по-людски!

Он еще раз глотнул мартини, тряхнул головой и поднял свое худое тело с
дивана. Потом лениво подошел к заваленному каким-то хламом столу и принялся
перебирать обрывки проводов.

-- Что ты делаешь?

-- Не знаю. Играю, наверно. Я просто складываю вместе различные вещи, и
порой из этого что-то получается... Только я никогда не знаю, что это будет.
-- Гэллегер бросил провода и вернулся на диван. -- А, к черту все это!

"Вот чудак", -- подумают Ваннинг. Гэллегер был типом в принципе
аморальным, совершенно неуместным в сложном современном мире. С первобытным
весельем смотрел он на мир со своей личной колокольни и... делал весьма
полезные вещи. Но только для собственного удовольствия.

Ваннинг вздохнул и оглядел лабораторию -- его педантичная натура
страдала при виде такого бардака. Машинально подняв с пола мятый халат, он
поискал глазами какой-нибудь крючок и, конечно, не нашел. Гэллегер, вечно
страдающий от недостатка проводящих металлов, давно повырывал из стен все
крючки.

Ваннинг подошел к металлическому шкафу, стоящему в углу, и открыл его.
Внутри не было никаких вешалок, поэтому он сложил халат и положил на дно, а
сам снова присел на "Чудовище".

-- Выпьешь? -- спросил Гэллегер.

Ваннинг покачал головой.

-- Нет, спасибо. Завтра у меня дела.

-- Ерунда, примешь тиамин. Бр-р, дрянь. Я работаю гораздо лучше, если
голова обложена надувными подушками.

-- А я нет.

-- Это дело опыта, -- буркнул Гэллегер. -- А опыта может набраться
каждый, если только... На что ты там уставился?

-- Этот шкаф... -- сказал Ваннинг, удивленно хмуря брови. -- Ну-ка, что
там такое...

Металлическая дверь была закрыта неплотно и медленно приоткрывалась. А
от халата, который Ваннинг только что туда положил, не было и следа.

-- Это краска такая, -- сонно объяснил Гэллегер. -- Что-то вроде
пропитки. Я обработал внутренность шкафа гамма-лучами. Но он ни к черту не
годится.

Ваннинг передвинул лампу, чтобы лучше видеть. Шкаф не был пуст, как он
решил в первый момент. В нем, правда, не было халата, зато находилось что-то
маленькое, бледно-зеленое и почти сферическое.

-- Он что, растворяет вещи? -- спросил Ваннинг, вытаращив глаза.

-- Ага. Вытащи его и увидишь.

Ваннинг не торопился засовывать руку внутрь. Найдя длинный штатив для
пробирок, он подцепил им шарик и тут же отвернулся, потому что разболелись
глаза. Зеленый шарик менял цвет, форму и размер, и вскоре превратился во
что-то бесформенное. Внезапно штатив стал удивительно тяжелым.

И ничего странного: на нем висел халат.

-- Вот такие штуки он и вытворяет, -- равнодушно объяснил Гэллегер.

-- Но должна же быть причина. Вещи, которые я засовываю в шкаф,
становятся маленькими, но стоит их вынуть, как они обретают нормальные
размеры. Может, продать его какому-нибудь фокуснику? -- с сомнением
предположил он.

Ваннинг сел, сжимая в руках халат и поглядывая на металлический шкаф.
Это был смолисто-черный параллелепипед размерами три на три и на пять футов,
покрашенный изнутри серой краской.

-- Как ты это сделал?

-- Что? Сам не знаю. Как-то само получилось. -- Гэллегер меланхолично
потягивал свою гремучую смесь. -- Может, дело тут в растяжимости измерений.
Моя пропитка могла изменить свойства пространства-времени внутри шкафа.
Интересно, что это может значить? -- буркнул он в сторону. -- Такие словеса
порой пугают меня самого.