Кивинов Андрей

Попутчики

"Мама, мы все тяжело больны.

Мама, я знаю, мы все сошли с ума..."

Виктор Цой

П Р О Л О Г

Боль. Нестерпимая боль. Такое уже было однажды, когда он тонул. Солнце в
глаза и бесконечное море. Тоща боль была в мыслях, потому что ему
показалось, что всё, это конец, конец всему. Сейчас снова солнце в глаза, но
нет моря, а боль охватила всё тело, голову, руки. И мысли. И снова, как
тогда, хотелось закрыть глаза и проснуться. Закричать: "Нет! Это всё не со
мной! Я же сплю! Сейчас проснусь и ничего этого не будет! Нет, я не хочу!
Почему я?! За что? Почему солнце темнеет? Затмение? Ночь? Как же это всё
получилось? Люди, сделайте же что-нибудь! Помогите! Игорёк, Аннушка, где вы?
Почему туман? Я не хочу туда! Нет! Вспышка... Не в глазах, в висках! Боже,
какая боль... Я улетаю, где я, где руки, где всё? Я хочу проснуться, хочу!
Помогите! Умоляю, умоляю..."

Через секунду хрипы стихли.

- Готов, - произнёс один, ослабляя удавку на шее водителя. - Давай на
заднее сидение, живо! Ключ из руки забери. Да не сажай ты его, брось! Прыгай
быстрее, я завожу.

- Куда? Там пост ГАИ, давай в объезд!

- Ерунда, проскочим. Накрой его чем-нибудь. У меня в сумке бутылка, влей
ему на всякий случай. Да не трясись. Всё нормалёк.

- Не трясусь я, сам орёшь со страху.

- Всё, засохни.

Машина вырулила на областную трассу и понеслась прочь от города.

Близился теплый ленинградский вечер.

Ч А С Т Ь П Е Р В А Я

Г Л А В А I

Рабочий день уже почти закончился. Оперсостав 85-го отделения милиции
заперся в кабинете инспектора Кивинова и травил байки из собственной
практики.

- Это, конечно, круто, но у меня получше хохма была. Шнифта помните, ну,
Соколова? - обратился к остальным молодой оперативник Петров. - Так он жёнку
свою попугать решил, жутко ревнивая она у него была. Достал верёвочку, в
сортире к трубе привязал, а сам на унитаз и давай висельника изображать. А
квартира-то коммунальная, первым сосед домой вернулся. Зашёл по малой нужде,
а там Шнифт в петле качается. Сосед, конечно, "скорую", милицию, а потом
снова к Шнифту и давай по карманам бегать. Деньги выгреб, ещё там что-то.
Потом часы стал сдирать. Ну, тут Шнифт не выдержал, возмутился. "Совесть
поимей, - говорит, - часы-то Ленка подарила, убьёт ведь, скажет - пропил".
Сосед варежку раскрыл да на пол в гальюне и рухнул. Соколов из петли вылез,
мужика откачивать начал. Тут "скорая" как раз, соседу укол сделали и с собой
увезли. "Повезло, - говорят Шнифту, - что вы дома оказались, ещё б немного и
задохнулся бы. Не знаете, зачем в петлю-то он полез?"

Сидящие в кабинете дружно загоготали. Кивинов поднялся с дивана и открыл
окно.

- Ну и жарища - начало июня, а печёт, как в Африке, хоть бы дождь прошёл,
что ли.

- Это точно. У меня уже полчаса кабинет от потерпевших проветривается, -
согласился опер Дукалис. - Сейчас бы на озерко закатиться, покупаться,
шашлычков пожрать.

- А заодно и девочек с шампанским. Если уж мечтать, так ни в чём себе не
отказывать.

- Сейчас нам Соловец устроит шашлычки с девочками. Он с очередного
разгона в Главке вот-вот вернуться должен.

Как бы в подтверждение сказанного дверь кабинета распахнулась, и на
пороге возник начальник уголовного розыска Соловец.

- Что расселись? - недовольно произнёс он. - Заняться нечем? Ещё час
работать, а ну по местам! Андрей Василье-вич, зайди ко мне.

Кивинов переглянулся с Дукалисом - "Что я говорил?"

- Слушай, - сказал Соловец, когда Кивинов сел перед ним, - сегодня мне
опер из детской тюрьмы звонил, с Лебедева. Ты, кажется, Васильевым
занимался?

- Было дело, мой клиент. Он за стёкла лобовые арестован.

- Да, да, я помню. Он следователя требует, что-то там рассказать хочет,
может, ещё эпизоды. Он сначала сюда позвонил, но вот следователю лишние
эпизоды не нужны, а нам бы сейчас очень не помешали. Поэтому завтра едь на
Лебедева, побеседуй с Васильевым, тем более, что это твой знакомый. Можешь
прямо из дома.

- Ладно, мне не жалко. Его вообще-то зря закрыли, могли бы на подписке
оставить, он хоть и вор, да какой-то безобидный.

- Давай, отзвонись мне оттуда.

"Решётки, решёточки, тёмные ночи, я люблю вас, решё-точки, очень..." -
насвистывал Кивинов, шагая длинными коридорами детской тюрьмы. Каждый шаг
отдавался звоном - пол был покрыт тонкими металлическими пластинами на
случай побега какого-нибудь узника.

Стенки, двери, камеры, контролёры. Оружие есть? Нет. Разрешение? Кто у
вас? Васильев? Подождите. Жду.

Кивинов остался в следственном кабинете. За окном маленький дворик с
елями, пара лозунгов на кумаче. За стеной - перестук пинг-понга - возможно,
единственного официально разрешённого развлечения для малолеток, не считая
газет. Лязгнул замок, контролёр ввёл паренька лет пятнадцати.

- Привет, Юра, - поздоровался Кивинов. - Садись.

- Я и так сижу.

- Ты пока не сидишь, а находишься под следствием. Сядешь после суда.

- А может, условно?

- Может, но скорее всего, сядешь. Из тюрьмы в девяноста процентах - путь
на зону, и лишь в десяти - всякие там условности и прочее. Я тебе сразу об
этом говорю, чтоб ты не мучался. Как говорят японцы, самая страшная пытка
надеждой. Поверь, если ты на лучшее надеешься, а получишь срок - это сломать
может. А так перетерпишь.

- Да я и так уже сломанный.

- Это только кажется. Но давай по существу, я ведь не успокаивать
приехал, а по твоей просьбе, и времени у меня мало.

Васильев замялся, посмотрел в окно.

- А это правда, - спросил он, - что если я милиции помогу, на суде
зачтётся?

- Смотря чем поможешь. Если по своему делу - может быть. А остальное -
вряд ли, судье это до лампочки.

- А если не по делу, то хоть в камеру другую пересесть можно будет?

- Что, в своей не сладко? Думаешь, в других лучше?

Неожиданно Васильев заплакал.

- Ты что? - удивился Кивинов. Юрка расстегнул рубашку.

- Смотрите, прописку устроили на транзите. Грудь Васильева представляла
собой один огромный синяк.

- Ого, круто, чем это тебя так?

- Кулаком. Двое держали, третий удары отрабатывал, потом менялись. И в
камере не лучше. Все старше меня попались. По утрам раком ставят и по шее
бьют. Называется "черепашку кормить". Потом шею не повернуть. И весь день
мытарят, то носки постирай во рту, то парашу вылижи языком. Не могу больше.
Переведите куда-нибудь.

Кивинов достал сигареты. То, что в детских тюрьмах беспредела больше, чем
в знаменитых Крестах, он хорошо знал. Малолетки жестоки и завоевать
авторитет, в отличие от взрослых, стремятся, в основном, кулаком.

- А на "глазок" поставят, так ещё и от цириков достанется - дубинками по
рёбрам. Не будешь в глазок смотреть - в камере изобьют, посмотришь - снаружи
отлупят. Помогите, а?

Васильев вытер нос рукавом.

- Чем же я тебе помогу, не я ж тебя стёкла заставлял вынимать?

- Ну, хоть поговорите, чтобы перевели. Я выйду - помогу.

- Извини, Юра, но я тебя что-то не понимаю. Ты что, меня сюда только за
этим вызвал? Тебе, конечно, здесь туго, и поговорить с операми я могу, но
есть же куча начальников в тюрьме, это их работа за твоим содержанием
следить. Ты к ним обращался?

- Чтобы меня вообще убили? Я ещё не совсем чокнутый.

- А что касается твоей помощи потом, то извини, таких обещаний я столько
наслушался - уши болят. Дорого яичко в Христов день. Если есть что для нас
интересное - выкладывай, а в авансы я не верю.

- А про что рассказать?

- Меня всё интересует, не только стёкла лобовые. Кражи, наркота, угоны,
короче, всё, и желательно поконкретнее Юрка вытер слезы.

- Я многого-то и не знаю. Наркотой на Ветеранов торгуют в переходе метро,
по карманам бегают на рынке.

- Ну ты молодец! Да наркотой сейчас на всех углах торгуют. Ты бы ещё
рассказал, что там колпачки крутят, а то вдруг мы не знаем. Нет, парень, так
не пойдёт. Я что, три часа на дорогу потратил, чтобы узнать про наркоту на
Ветеранов? Хватит слюни пускать, иди в камеру, честно говоря, мне уже
скучновато становится.

- Нет, нет, ну подождите хоть немного, я не хочу в камеру, пожалуйста.

Кивинов снова присел на свой стул.

- Юра, я никогда не поверю, что ты ничего не знаешь. И кажется, я
догадываюсь, почему ты меньжуешься. Тебе, конечно, тут плохо, но вытерпеть
можно, а вот на воле длинный язык отрезают. После отсидки жизнь-то не
кончается, а как тебя там встретят после того, как ты кого-то заложишь, это