Дей КИН

В ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДЖУНГЛЯХ

В низинах дельты Луизианы стояла удушающая жара, неподвижная и
влажная. В необозримом зеленом пространстве слышно было только урчание
моторов, мчавшихся с наибольшей возможной скоростью, да скрежет
механизмов, работающих у нефтяных скважин. Неожиданно раздались два
выстрела... Они были произведены из плантации тростника частного владения
Лакосты. Пуля пролетела, не причинив никакого вреда, сквозь опущенные
стекла в дверцах машины.

На руках Хенни звякнули наручники, когда он беспокойно задвигался на
своем месте.

- Господи Иисусе, - прошептал молодой негр.

Латур остановил машину и вынул свой револьвер. Ни малейшей цели на
горизонте. Ничего, кроме тростника, зеленого и совершенно неподвижного, и
шести или семи метров черной болотной воды между магистралью и его
зарослями.

Больше выстрелов не последовало. Невидимый стрелок боялся стрелять,
чтобы не выдать своего местоположения. Да, была большая разница, стрелять
ли по проезжающей мимо машине или в человека, бывшего настороже и имеющего
в руке револьвер, с которым он обращался мастерски.

Хенни немного пришел в себя.

- Пуля пролетела очень близко, - заметил он.

Взгляд Латура перешел с его пленника на трещину в стекле.

- Немного слишком близко, - сухим тоном возразил он.

Латур был высоким темноволосым мужчиной, лет тридцати, французского
происхождения. Ему казалось, что он сидит в луже пота. Капли пота стекали
на его подбородок и падали на руль. Его машина, его белый полотняный
костюм, весь помятый, его пленник - все это распространяло неприятный
запах тайной, обнаруженной им, перегонки спиртного. Тени от предметов на
земле удлинялись. Наступала ночь.

Латур колебался, стоит ли ему перейти через эту черную воду между
дорогой и плантацией тростника, и решил, что это будет глупо с его
стороны. Невидимый стрелок держит его под прицелом, и в третий раз он не
промахнется. Латур глубоко вздохнул. Это было уже в третий раз за
пятнадцать дней. И никому не приятно знать, что кто-то жаждет его убить.

Хенни спросил его:

- Что вы собираетесь делать?

Латур пожал плечами.

- Я ничего не могу сделать.

Не спуская глаз с зарослей тростника, он стал шарить ногой по
резиновому коврику и в конце концов обнаружил деформированную пулю,
которая разбилась о стекло. Металл был теплым. Обе пули были выпущены из
карабинов калибра 30. А в Френч Байу эти пушки были столь же
распространены, как нефтяные скважины. На каждой плантации была по меньшей
мере одна, а также в хижинах фермеров.

С полузакрытыми глазами Латур уронил маленький кусочек свинца в
карманчик своей рубашки, на которой был прикреплен значок помощника
шерифа, и немедленно направил машину снова в сторону Френч Байу. Он не
переставал следить в зеркальце за тростниковыми зарослями, пока поворот
дороги не заставил потерять их из виду.

Рядом с ним молодой негр прочистил горло.

- Это, должно быть, кто-то, кто вас не очень любит.

- Похоже на то, - согласился Латур.

Хенни продолжал:

- Я лично буду вас очень любить. Даже до такой степени, что предложу
вам пятьдесят долларов, чтобы вы зачеркнули мое дело и дали возможность
убежать.

Латуру было жарко. Он очень устал и был обеспокоен.

- Нет, - сказал он. - Это мое последнее слово.

Негр был огорчен.

- Шериф Велич и мастер Мулен воспринимают это не так. Они всегда
готовы урегулировать дело, они...

- Тогда устраивай свои дела с шерифом или с первым помощником.

Они уже миновали заросли тростника и болото, и Латур мог вдыхать
свежий воздух с мексиканского берега и горьковатый запах тины. Было уже
совершенно темно: можно было подумать, что на землю накинули черное
покрывало, жаркое и влажное. Но тут же засверкали огни мотелей и кемпингов
для туристов, оповещающие о том, что они въехали на территорию города.

Латур замедлил ход, чтобы не превышать установленную скорость,
поэтому ему пришлось остановиться, чтобы пропустить огромные грузовики,
наполненные трубами, строевым лесом и другими материалами, нужными для
строительства нового порта.

Даже сегодня, два года спустя после возвращения, Латур с трудом
узнавал знакомый с детства пейзаж и вспоминал Френч Байу, каким он был
когда-то.

Несколько величественных плантаций на берегу, поместий плантаторов,
длинный ряд рыбацких хижин и охотничьих домиков на сваях вдоль бухты,
темная полоса леса, рыбный базар, кафе Джо Португальца, заправочная
станция старого Мариньи и коробка Марии Салоп, которая предлагала, кроме
обычных развлечений, еще и удовольствия более интимные.

Когда он был еще ребенком и даже уже молодым человеком, жителям Френч
Байу чтобы что-то купить приходилось проделывать долгий путь до Нового
Орлеана, но обнаружение нефти, даже только вдоль берега, все изменило.
Теперь Френч Байу стал настоящим городом. Новые конструкции, принадлежащие
нефтяной компании и отдельным предпринимателям, простирались на километры.
Старый магазин казался маленькой лавочкой посреди трех дюжин больших
магазинов, торгующих всем, начиная от цыплят и кончая телевизорами с
большими экранами.

Джо пришлось увеличить свое заведение и приобрести солидную лицензию,
чтобы оградить себя от конкуренции новых баров и ночных коробок. Одна
организация из Нового Орлеана, которая раньше совсем не интересовалась
заправочными пунктами, приобрела помещение старого Мариньи. Что касается
Марии Салоп, она умерла, покинутая своими клиентами, которые перешли к ее
более молодым коллегам и которые заставляли платить им дороже.

При зеленом свете Латур продолжал свой путь. На улице Лафит, сильно
освещенной разноцветными огнями вывесок, шум кабаков был оглушителен.
Рабочие нефтяных промыслов после окончания рабочего дня, рыбаки-спортсмены
и морские рыбаки собирались толпами и переходили из бара в бар, из кафе в
кафе, в то время как женская часть населения, разодетая, надушенная, в
легких открытых платьях, переходила от группы к группе, позволяя угостить
себя стаканом вина или чем-нибудь другим. Так не может продолжаться долго.
Рано или поздно, но просьбы благоразумных элементов города, авторитет
Штата должны будут взять верх. И тогда полетят головы!

Латур проехал по улице Лафит, поставил свою машину в оазисе темноты и
тишины, которые царили на небольшой площади у старого строения, служащего
одновременно ратушей, казармой для пожарников и тюрьмой.

- Мне отвратительно идти в тюрьму, - проговорил Хенни.

- Не нужно было заниматься продажей самогона, - сказал Латур.

- Но ведь все это делают здесь!

Латур хотел ответить ему, но не нашел, что сказать. Он никогда не
чувствовал себя таким униженным, даже когда вернулся из Кореи. Он
чувствовал себя как бы вырванным из родной земли, как будто он ошибся
городом, как будто все окружающее было не настоящим.

Оттуда, где он стоял, перед большой двустворчатой дверью тюрьмы, до
него донеслись запахи нефти, тины, сырой земли, пота, кислоты и дешевых
духов. Беспрерывный гул оркестров и гул от криков и смеха мужских и
женских голосов смешался с ревом сирен буксиров, тянувших барки с трубами,
досками, взрывчаткой и ритмичным шумом механизмов бурения, работающих на
берегу.

Латур посмотрел на разбитое стекло своей машины. Теперь у него на
плечах новое дело. Кто-то хотел продырявить ему кожу. Был ли это
контрабандист, которого он лишил куска хлеба? Или родственник
какого-нибудь типа, которого он отправил в острог Анголы? Или опять брат
Ольги? Кто же это был такой?

Он провел рукой позади спинки своего сидения и достал темный и белый
флаконы с контрабандным алкоголем, которые он привез как вещественное
доказательство.

- Ладно, пошли, покончим с этим делом, Хенни.

- Если вы сочтете возможным, мистер Латур, не бросать меня туда
внутрь, я буду вам настолько благодарен, что смог бы предложить сто
долларов.

Это было большим искушением для Латура. Он должен был еще заплатить
за телевизор и холодильник. Нужно было сменить железные решетки на окнах и
дверях. Старый дом также нуждался в окраске. Сто долларов очень бы
пригодились. Тысяча долларов была бы лучше.

- Очень сожалею, Хенни, - наконец сказал он.

Молодой негр воспринял этот ответ философски.

- Вы - начальник, вам и решать.

Ратуша-казарма пожарников и арестованных была одним из самых старых
строений в городе. Огромные двери были изъедены термитами. Стены,
выложенные из кирпича, имели трещины и были покрыты вьющимися растениями.
Внутри пахло старым деревом, мастикой для чистки полов, неисправной
канализацией, дешевым табаком и разрушенными надеждами.

Первый помощник шерифа, Том Мулен, сидел за столом шерифа Велича и