Чтение 90–й страницы книги ~Без жалости~

— Да. А в чем дело? — Мужчина был примерно его возраста, правда, не такой лощеный.

— Меня зовут Джон Кларк. — Гость нервно оглянулся по сторонам. — Мне нужно поговорить с вами — если не возражаете.

— О чем?

— Об операции «Зеленый самшит».

— Что вы хотите сказать?

— Есть вещи, о которых вам следует знать, — сказал ему Кларк. Теперь он работал на Центральное разведывательное управление, поэтому его звали Кларком. Почему-то из-за смены имени он почувствовал себя лучше, да и порученное задание легче выполнить.

— Заходите. Только у меня мало времени.

— Для этого хватит. Мне не хочется слишком долго задерживаться.

Кларк вошел в квартиру следом за хозяином и тут же почувствовал запах жженой веревки. Хикс жестом указал ему на кресло напротив.

— Выпьете что-нибудь?

— Нет, спасибо, — ответил Кларк, следя за тем, чтобы ни к чему не прикасаться. — Я был там.

— О чем вы говорите?

— Я был в «Сендер грин» только на прошлой неделе.

— Вы принимали участие в операции? — произнес Хикс, не скрывая любопытства и не замечая опасности, вошедшей к нему в квартиру.

— Совершенно верно. Это я привез в Штаты русского полковника.

— Вы хотите сказать, что похитили советского гражданина? Какое право вы имели, черт побери?

— Почему, мистер Хикс, не имеет Теперь значения. А вот очень важным оказался один документ, который я нашел у него. Это был приказ о ликвидации всех наших военнопленных.

— Очень жаль, — произнес Хикс, небрежно покачав головой, словно говоря: у вас умерла собака? Очень жаль.

— Неужели это все, что вы можете на этот счет сказать? — спросил Кларк.

— Мне действительно жаль, но эти люди поставили на карту свою жизнь. Одну минуту. — Хикс на мгновение закрыл глаза, и Кларк почувствовал, что он пытается припомнить, что же он упустил. — Мне казалось, что в Штаты привезли и коменданта лагеря. Это верно?

— Нет, я застрелил его. Эту информацию передали вашему боссу, чтобы мы смогли опознать предателя, сообщившего врагу о готовящейся операции. — Кларк наклонился вперед. — Это вы, мистер Хикс. Я был там. Операция оказалась бы успешной, и военнопленные встретились бы сейчас со своими семьями — все двадцать человек.

Хикс небрежно отмахнулся:

— Но я ведь не хотел их смерти. Послушайте, как я сказал, во время войны люди ставят на карту свою жизнь. Разве вы не понимаете, что они боролись за никчемное дело? Ну и как вы собираетесь теперь поступить? Арестуете меня? За что? Не считайте меня идиотом. Это была «черная» операция. Вы не осмелитесь объявить об этом, потому что рискуете сорвать мирные переговоры. Белый дом никогда не допустит этого.

— Верно. Я пришел, чтобы убить вас.

— Что? — Хикс с трудом удержался от смеха.

— Вы предали свою страну. Вы предали двадцать человек и обрекли их на смерть.

— Но я против войны! Для меня это вопрос совести!

— Ничего не поделаешь, мистер Хикс. — Кларк достал из кармана пластмассовый пакет. В нем были наркотики, которые он снял с трупа своего старого друга Арчи, ложечка и стеклянный шприц. Кларк бросил пакет на колени Хикса.

— Я не сделаю этого;, — Справедливо. — Из ножен за спиной появился боевой нож «Ка-Бар». — Мне приходилось кончать людей и этим. В лагере осталось двадцать американцев, которые сейчас могли быть дома. Вы украли их жизни. Выбирайте, мистер Хикс.

Лицо. Уолли было смертельно бледным, зрачки расширились.

— Перестаньте, ведь вы не сможете...

— Комендант лагеря был врагом моей страны. Вы — тоже. Даю вам одну минуту.

Хикс посмотрел на нож в руке Кларка и понял, что наступил конец. Ему никогда не приходилось видеть таких ледяных глаз, что смотрели сейчас на него. Он знал, что скрывается за ними.

Сидя перед ним, Келли думало прошлой неделе, вспомнил, как лежал в грязи под дождем всего в нескольких сотнях ярдов от людей, так и оставшихся во Вьетнаме. При этой мысли задание показалось ему чуть проще, хотя он надеялся, что больше не придется повиноваться таким приказам.

Хикс оглянулся по сторонам, пытаясь увидеть что-нибудь способное изменить течение событий. Часы на камине, казалось, застыли. Тогда, в Эндовере, в 1962 году, перед ним впервые возникла проблема смерти в теоретическом плане. С тех пор он вел свою жизнь в соответствии с аналогичными теоретическими принципами. Для Уолтера Хикса мир представлял собой уравнение, которое надлежало приспосабливать и регулировать, как того требовали его нужды. Лишь теперь он понял — слишком поздно, — что был всего лишь крохотной переменной величиной в нем, отнюдь не тем, кто стоит у доски с мелом в руке. Хикс подумал, а не попытаться ли броситься на незнакомца и обезоружить его, но тот уже предугадал такую мыслью и наклонился вперед, чуть вытянув перед собой руку с ножом. Взгляд Хикса остановился на тонкой серебряной линии лезвия. Оно выглядело таким острым, что у него перехватило дыхание. Он снова взглянул на часы. Стрелки, оказывается, все-таки двигались.

* * *

Питер Хендерсон не торопился с приездом к другу. Был вечер рабочего дня, и Вашингтон рано ложился спать. Все чиновники, их заместители и специальные помощники вставали рано утром и потому должны были как следует выспаться, чтобы на следующий день снова взяться за решение проблем своей страны. В результате тротуары Джорджтауна, бетонные плиты которых поднялись и растрескались от корней деревьев, выглядели пустыми. По дороге Хендерсон увидел лишь одну пожилую пару, прогуливавшую маленькую собаку, а в квартале Уолли он вообще заметил только одного человека — это был мужчина примерно одних с ним лет, ярдах в пятидесяти он садился в машину. По шуму двигателя, напоминающему жужжание газонокосилки, Хендерсон опознал «фольксваген», скорее всего старой модели. Если за этими проклятыми уродцами хоть немного ухаживать, подумал он, они могут бегать по улицам вечно. Еще через несколько секунд Хендерсон постучал в дверь Уолли и заметил, что она даже чуть приоткрыта. В некоторых вопросах Уолли очень небрежен, подумал Хендерсон. Из него никогда не выйдет настоящий шпион. Хендерсон толкнул дверь и вошел в квартиру, готовясь сделать выговор приятелю. И тут он увидел сидящего в кресле Хикса.

Его левый рукав был закатан вверх выше локтя. Правая рука вцепилась в воротник, словно он не мог дышать, однако подлинная причина всего виднелась на внутренней стороне левой руки. Питер не подошел к телу. На мгновение он замер и тут же понял, что должен немедленно уйти.

Хендерсон достал носовой платок, вытер дверную ручку, прикрыл дверь и пошел прочь, стараясь сдержать желудочные спазмы.

Черт бы тебя побрал, Уолли! — думал он в яростном отчаянии. Ты был нужен мне. Умереть вот так — от излишней дозы наркотика. Смерть была так же очевидна для Хендерсона, как и ее неожиданность. Но смерть друга не поколеблет его убеждений, решил Хендерсон, направляясь домой.

* * *

Они ехали всю ночь. Всякий раз, когда грузовик подбрасывало на ухабе, избитые тела мучительно вздрагивали. Трое американцев пострадали больше Закариаса, и двое лежали на полу без сознания. Он ничем не мог им помочь со связанными руками и ногами. И все-таки полковник испытывал какое-то удовлетворение. Каждый раз, когда грузовик объезжал разрушенный мост, военнопленные испытывали ощущение победы. Кто-то продолжал войну. Кто-то наносил урон этим ублюдкам. Несколько американцев о чем-то перешептывались, и охранник, сидевший у заднего борта, не слышал этого из-за рева мотора. Закариас не знал, куда их везут. Из-за того, что небо было затянуто облаками, он не мог ориентироваться и по звездам, но с наступлением рассвета полковник заметил, где находится восток, и ему стало ясно, что они едут на северо-запад. На такое трудно надеяться, сказал себе Робин, по затем решил, что надежда умирает последней.

* * *

Келли с облегчением вздохнул, когда все закончилось. Смерть Уолтера Хикса не принесла ему удовлетворения. Разумеется, он был предателем и трусом, но все-таки можно было найти другой выход. Келли остался доволен тем, что Хикс решил покончить с собой, — он совсем не был уверен, что мог бы убить его ударом ножа или как-нибудь по-другому. Но такие чувства испытывают все, подумал Келли.

Он сложил свои вещи в чемодан, настолько большой, что там поместилось все, отнес его в арендованный автомобиль, и на этом проживание в квартире закончилось. Была уже полночь, когда он снова поехал на юг, готовый к завершающей фазе операции.

* * *

Для Чака Монроу наступила спокойная жизнь. Он по-прежнему выезжал на вызовы по поводу ограблений и других преступлений, но убийства торговцев наркотиками в его округе прекратились. Отчасти он жалел об этом и даже признался в этом за ленчем другим патрульным полицейским — впрочем, в его случае это было не ленчем, а не имеющим название перекусом в три часа утра.

Монроу ездил в своем оборудованным радио автомобиле по маршруту полицейского патруля, стараясь углядеть, что выпадает из обычной жизни в его округе. Он заметил, что на месте Джу-Джу торгуют теперь двое других дилеров. Монроу еще не знал их уличных кличек, но надеялся, что, может быть, какой-нибудь осведомитель сообщит их. Не исключено, что сотрудники отдела по борьбе с наркотиками возьмутся, наконец, за очистку района. Кто-то уже брался за это, хотя ненадолго, подумал он, направляясь на запад, к границе района патрулирования. Какой-то уличный бродяга, опустившийся алкоголик. При этой мысли, не видная в темноте машины, на лице полицейского появилась улыбка. Неофициальное название расследования казалось ему таким удачным. Невидимка. Поразительно, что газетам еще не удалось пронюхать об этом. Такие мысли обычно появляются, когда ночь выдается особенно скучной.

Впрочем Монроу был только благодарен судьбе за это. Сегодня многие не спят, смотрят по телевизору, как «Ориолес» задает жару «Янки». Он уже понял, что часто уличная преступность напрямую связана со спортивными матчами. «Ориолес» рвался сейчас к финалу. В этом ему помогали блестящие способности братьев Робинсон — подающего Фрэнка и кэтчера Брукса. Даже бандитам нравился бейсбол, подумал Монроу, озадаченный этим, но вынужденный признать столь очевидный факт. Предстояла скучная ночь, но он был доволен. Это позволит ему ездить по улицам, наблюдать, учиться и думать. Монроу знал всех постоянных прохожих и теперь старался заметить все, что выглядит необычно, следить за тем, что происходило за окошками автомобиля, как и полагается опытному полицейскому, принимать решения, во что вмешаться, а на что не обращать внимания. Научившись этому, он сможет предупреждать преступления, а не просто реагировать на них. Нелегко овладеть таким искусством, подумал Монроу.

Западная граница его района проходила по улице, протянувшейся с севера на юг. Одна сторона улицы относилась к его участку, противоположная — к участку другого полицейского патруля. Монроу начал было поворачивать на эту улицу, как его внимание привлек уличный бродяга. По какой-то причине он показался ему знакомым, хотя и не был одним из тех, кого Монроу останавливал и обыскивал несколькими неделями раньше. Полицейскому надоело сидеть в машине, он устал смотреть по сторонам на пустынные тротуары — всего один штраф за нарушение правил уличного движения за весь вечер! — и потому Монроу подъехал к обочине.

— Эй, приятель, погоди-ка! — окликнул бродягу полицейский. Тот продолжал идти вперед неровным спотыкающимся шагом. Может быть, стоит арестовать его за появление в общественном месте в нетрезвом виде? Впрочем, скорее всего это бродячий алкоголик, мозг которого уже давно не действует из-за бесконечных бутылок дешевого вина. Монроу сунул дубинку в кольцо на поясе и ускорил шаг, догоняя бродягу. Расстояние между ними было всего футов пятьдесят, но старый алкаш ничего, наверно, не слышал, даже не замечал шлепанья собственных кожаных каблуков по тротуару. Рука полицейского опустилась на плечо бродяги. — Я ведь сказал тебе — погоди!

Прикосновение мгновенно изменило ситуацию. Плечо бродяги было широким и мускулистым — и твердым от напряжения. Монроу просто не ожидал этого, он чувствовал себя слишком усталым, его реакция оказалась слишком медленной, он слишком полагался на свое зрение, и хотя в голове тут же пронеслась мысль — это Невидимка! — тело полицейского не было готово к немедленным действиям. А вот у бродяги все оказалось другим. Едва ли не в тот момент, как рука Монроу опустилась ему на плечо, мир перевернулся вверх ногами, полицейский увидел промелькнувшее , перед ним небо, затем асфальт тротуара и снова небо, но теперь зрелище звезд закрылось рукой с пистолетом.

— Почему ты не остался, черт побери, в своем гребанном автомобиле? — раздался сердитый мужской голос.

— Кто...

— — Молчать! — Дуло пистолета прижалось к его лбу и почти заставило Монроу замолчать, но он увидел руки в тонких хирургических перчатках и не смог сдержаться.

— Боже мой! — с уважением прошептал полицейский. — Так это ты.

— Да. Что же мне делать теперь С тобой? — произнес Келли.

— Умолять не стану. — Келли прочитал табличку на груди полицейского — Монроу. Действительно, молить о пощаде он, похоже, не будет.

— Тебе и не придется. Перевернись — быстро! — Почувствовав помощь, полицейский послушно повернулся на живот. Келли снял наручники с его пояса и защелкнул их на кистях полицейского за его спиной. — Успокойся, Монроу.

— Что вы хотите этим сказать? — голос полицейского звучал спокойно, и Келли почувствовал восхищение перед его мужеством.

— Хочу сказать, что я не собираюсь убивать полицейских. — Келли встал, поднял Монроу и повел его обратно к машине.

— Это ничего не изменит, приятель, — заметил полицейский, стараясь говорить как можно тише.

— Неужели. Где у тебя ключи?

— В правом кармане.

— Спасибо. — Келли достал ключи и усадил полицейского на заднее сиденье автомобиля. От переднего сиденья его отделяла сетка, не позволявшая арестованным приставать к водителю. Келли сел за руль, включил двигатель и быстро загнал патрульную машину в узкий переулок. — Рукам не больно? Наручники не слишком туго их стягивают?

— Нет, мне здесь прямо-таки прекрасно. — Келли заметил, что полицейский прямо-таки дрожит, главным образом от ярости. Ну что ж, это вполне понятно.

— Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Запру машину и брошу ключи в канализацию.

— По-твоему я должен тебя поблагодарить? — спросил Монроу.

— Разве я просил тебя об этом? — Келли едва удержался от того, чтобы извиниться перед полицейским за то, что поставил его в такое неловкое положение. — Ты оказался слишком неосторожным, полицейский Монроу. В следующий раз будь начеку.

Выйдя из машины, Келли почувствовал такое облегчение, что едва не рассмеялся. Слава Богу, подумал он, снова направляясь на запад. Значит, они все еще останавливают и проверяют уличных бродяг. Вообще-то он надеялся, что полицейским за истекший месяц это уже надоело. Еще одно осложнение. Теперь Келли старался скрываться в тени и идти переулками.

Это была лицевая часть магазина, точно как сообщил ему Билли и подтвердил Берт, закрытого магазина с пустыми витринами и заброшенными домами слева и справа. Какие это были разговорчивые парни, стоит только заговорить с ними должным образом, вспомнил Келли. Он посмотрел на пустующий магазин с другой стороны улицы. Несмотря на то что на первом этаже все было запущено, на верхнем горел свет. Дверь, ведущая внутрь, увидел Келли, закрыта на большой латунный замок. Черный вход, тоже, наверно, заперт. Ну что ж, можно прибегнуть и к другим средствам. Он чувствовал, как уходит время. Полицейские регулярно докладывают дежурному в участке, но даже если бы и не докладывали, рано или поздно дежурный вызовет Монроу с приказом снять с дерева чьего-нибудь котенка, а если он не ответит, сержант тут же вышлет патрульную машину для проверки, и затем полицейские запрудят весь район в поисках исчезнувшего коллеги. Поиски будут тщательными, и Монроу обнаружат. Келли даже не хотелось думать о такой возможности, да и размышления на эту тему не принесут никакой пользы.

Быстрым шагом он пересек улицу, впервые вынырнув из тени домов. Кругом было пусто. Оценив возможную опасность, он заключил, что в данном случае разумный риск и безумие примерно равны. С другой стороны, разве вся операция не являлась безумной с самого начала? Он снова оглянулся по сторонам — никого, тогда достал нож и стал отковыривать замазку по краям стекла в старой деревянной двери. Возможно, взломщики были менее терпеливыми, подумал Келли, или просто глупыми, а может быть, действовали более умело, отковыривая замазку обеими руками. Ему потребовалось на это шесть бесконечных минут, причем работать пришлось под ярким светом уличного фонаря, который находился меньше чем в десяти футах. Наконец Келли вынул стекло из рамы и осторожно опустил его на землю, сумев дважды порезаться. Он безмолвно выругался, глядя на глубокий порез на левой руке, затем протиснулся боком через образовавшееся отверстие и направился к задней части здания. Наверно, это был семейный магазин, разорившийся или просто покинутый, потому что вся округа умирала. Ничего не поделаешь, могло быть и хуже. Покрытый пылью пол был почти чист от мусора. Рядом с черным ходом он увидел лестницу, ведущую наверх, и начал подниматься по ней, держа в руке крупнокалиберный «кольт».

— Верно, детка, мы неплохо повеселились, но вечеринка закончилась, — послышался мужской голос. Келли различил в нем грубую насмешку. Затем донесся умоляющий женский лепет:

— Ну пожалуйста.., ведь ты не хочешь сказать, что...

— Извини, детка, но такова жизнь, — произнес другой мужской голос. — Ты займись ею, а я пройду в переднюю комнату.