считающих лозунг "Смерть американцам!" совершенно справедливым выражением
недовольства внешней политикой Соединенных Штатов, находились заложники из
числа американских дипломатов и их семей. Тогда Кларк принимал участие в
неудачной операции по их спасению, что стало, как он считал, худшим моментом
в его многолетней карьере оперативника. У Кларка остались самые плохие
воспоминания о пребывании в Иране, когда он стал свидетелем краха
спасательной операции и ему самому пришлось спасаться бегством. И вот теперь
представшая перед ним картина воскресила их.
здании посольства, расположенном напротив отеля "Окура" и напоминавшем по
архитектуре странное сочетание творений Фрэнка Ллойда и укреплений линии
Зигфрида, все шло как обычно. Никаких оснований для беспокойства, в конце
концов, разве Япония не цивилизованная страна? Полиция выставила надежную
охрану у внешней ограды, и какой бы шумной ни была демонстрация, ее
участники, по-видимому, не собирались нападать на суровых полицейских,
окруживших здание тесным кольцом. Однако демонстрантами на этот раз была не
молодежь, не студенты, решившие отвлечься от занятий, - поразительно, что
средства массовой информации не обращали внимания на то, что студенческие
демонстрации так часто совпадают по времени с окончанием семестров, -
явление, распространившееся по всему миру. Здесь находились люди лет за
тридцать и за сорок, и потому их выкрики создавали какое-то странное
впечатление - они были не такими яростными, словно собравшихся смущало
происходящее и они испытывали скорее обиду, чем гнев. Кларк наблюдал за
толпой, пока Чавез делал снимок за снимком. Однако демонстрантов собралось
очень много, и боль, испытываемая ими, была очевидной. Они стремились
отыскать виновных, как это обычно бывает, найти кого-то, кто отвечал бы за
возникшие трудности. Так поступают всегда, это ведь не чисто японский
феномен, правда?
были разбиты на группы с руководителем во главе каждой, они приехали главным
образом на переполненных пригородных поездах, разместились в автобусах,
которые ожидали их на станциях, и высадились всего в нескольких кварталах
отсюда. Интересно, кто заказал автобусы? - подумал Кларк. Кто напечатал
плакаты? Лишь теперь он с удивлением заметил, что лозунги написаны грамотно
- очень странно. Несмотря на хорошее обучение английскому языку в школе,
японцы сплошь и рядом допускали ошибки в написании слов, особенно на
плакатах. Сегодня утром Кларк видел на улице юношу в майке с удивительной
надписью: "Вдохновимся в раю", по-видимому, прямой перевод с японского и еще
одно доказательство того, что невозможно буквально переводить с одного языка
на другой. А вот на плакатах все было написано правильно. И орфография и
грамматика безупречны, даже лучше, подумал Кларк, чем на подобных
демонстрациях в Америке. Разве это не любопытно?
темном костюме и белой рубашке, с аккуратно завязанным галстуком. Ни гнева,
ни других эмоций, вызванных волнением момента, на лице. - Кто вы?
Кларк, показывая свое удостоверение на русском языке.
таким же поклоном. Воспитанное поведение мнимого русского журналиста вызвало
у его собеседника одобрительный взгляд.
больше не выкрикивать лозунги. Кларк быстро выяснил, что японцу тридцать
семь лет, он женат, имеет одного ребенка, служит в автомобилестроительной
корпорации, но сейчас временно уволен из-за экономических трудностей и в
данный момент крайне недоволен действиями Америки, а вот к России испытывает
только расположение.
толпы. Здесь происходит что-то странное, подумал он, что-то не совсем
понятное. Когда Кларк смешался с толпой, ему все стало ясно. Люди, что
стояли по периметру толпы, играли роль надзирателей. Основная масса
демонстрантов состояла из рабочих, "синих воротничков", одетых не так
аккуратно и не боявшихся утратить чувство собственного достоинства. Здесь
царило уже иное настроение. На Кларка и Чавеза бросали взгляды, полные
ярости, и несмотря на поспешные объяснения, что они не американцы,
подозрение не исчезало, но ответы на задаваемые ими вопросы были менее
осторожными, чем раньше.
полицейских направилась вперед. Там все оказалось подготовленным для митинга
- был установлен помост с трибуной. И тут все изменилось.
долго - даже для страны, где терпение ценится как высшая добродетель.
Наконец он с чувством собственного достоинства поднялся на трибуну,
оглянулся по сторонам и убедился в том, что его ближайшее окружение
разместилось позади. Телевизионные камеры были уже установлены, и оставалось
только подождать, когда толпа подтянется поближе. Но он все так же продолжал
молча стоять на трибуне, глядя на демонстрантов, заставляя их своим
молчанием собираться теснее, отчего напряжение только нарастало.
случившегося была неизбежной. Здесь собрались цивилизованные люди, члены
настолько хорошо организованного общества, что оно казалось чуждым всякому
постороннему, люди, чья вежливость и традиционное гостеприимство резко
контрастировали с их недоверием. к иностранцам. Страх начал появляться у
Кларка как нечто едва осязаемое, как предупреждение о том, что вот-вот
наступят перемены, несмотря на то что со своей обостренной годами
наблюдательностью он не замечал ничего, кроме обычных пустых речей,
произносимых политическими деятелями во всем мире. Человек, не раз
смотревший в лицо смертельной опасности во Вьетнаме и других странах мира,
Кларк снова почувствовал себя чужим в чужой стране, однако на этот раз опыт,
накопленный им за многие годы, не только не помогал ему, но и шел во вред. В
конце концов, даже те демонстранты, которые неистовствовали сейчас посреди
толпы, не были такими уж непримиримыми, да и что еще можно ожидать от людей,
оставшихся без работы? Вполне естественно, что они казались недовольными.
Следует ли придавать всему этому такое уж большое значение?
воды, все еще заставляя собравшихся ждать, затем сделал руками жест,
предлагая им подойти еще ближе, хотя эта часть парка была уже до предела
запружена людьми. Сколько их? - подумал Джон. Десять тысяч? Пятнадцать?
Вдруг толпа стихла и воцарилось почти полное молчание. Кларк оглянулся по
сторонам и сразу все понял. У тех, кто стояли по периметру толпы, на рукавах
пиджаков были повязки - черт возьми, выругался он про себя, сегодня это знак
власти. Рядовые рабочие автоматически повинуются тем, кто одеты и ведут себя
подобно начальникам. Может быть, был подан и другой сигнал, но тогда Кларк
не заметил его.
слушателей склонились вперед в инстинктивной попытке разобрать слова.
подумали оба сотрудника ЦРУ. Кларк заметил, что Динг не теряет времени,
меняет объективы и делает снимок за снимком, обращая особое внимание на лица
рабочих в толпе.
японцев.
продолжал говорить. Он схватывал отдельные слова, иногда одну-две фразы,
главным образом не имеющие никакого смысла, но представляющие собой
риторические приемы, к которым любят прибегать политические деятели, чтобы
выразить уважение к аудитории и готовность выполнить все пожелания масс.
Внезапный рев одобрения, вырвавшийся у толпы, застал его врасплох.
Слушателям пришлось толкать друг друга локтями, чтобы аплодировать. Он
посмотрел на Гото. Бесполезно, слишком далеко. Кларк сунул руку в наплечную
сумку Динга, достал запасную камеру, присоединил к ней длиннофокусный
объектив и направил на оратора, пытаясь что-либо прочитать по выражению его
лица, пока он благосклонно принимал одобрение народа и ждал окончания
аплодисментов, чтобы продолжить речь. Как умело манипулирует чувствами
толпы, а? Кларк видел, что Гото пытается скрыть свои эмоции, но, хотя
политические деятели обладают, как правило, незаурядным актерским
мастерством, они испытывают влияние аудитории в еще большей степени, чем
артисты, выступающие перед камерами, зарабатывая себе этим на жизнь. Руки
Гото начали двигаться более выразительно, а голос стал громче.
пробное выступление, верно? Гото экспериментирует. Еще никогда Кларк не
чувствовал себя таким чужим, как в этой толпе. Почти во всех странах мира
никто не обратил бы внимания на черты его лица или, взглянув, тут же забыл
бы о нем. В Иране, в Советском Союзе, в Берлине - повсюду он был бы самым
обычным человеком, одним из многих. Но не здесь и не сейчас. Еще хуже было
то, что он не понимал до конца происходящего, и это его, беспокоило. Голос
Гото звучал еще громче. Впервые он ударил кулаком по трибуне, и толпа
ответила ему дружным ревом. Гото говорил теперь заметно быстрее. Толпа
теснее сгрудилась ближе к трибуне, и Кларк увидел, что глаза оратора
заметили это и в них отразилось удовлетворение. Теперь Гото не улыбался, но
его взгляд обегал море обращенных к нему лиц, то слева, то справа, иногда
останавливаясь на каком-то одном лице, оценивая его чувства, перебегая на
другое, чтобы убедиться, что и это лицо выражает то же самое. Сейчас в его
голосе звучала уверенность. Они были у него в руках, каждый из них. Меняя